Исповедь травы

– Лови!

Лугхад небрежно выхватывает из воздуха ветку цикория и, улыбаясь, подносит к лицу, словно желая вдохнуть неповторимый аромат... заррраза!

– Благодарю тебя, принцесса...

Лоти испуганно хватает меня за плащ, но я, отбросив чары, спокойно выхожу в пределы Его видимости. Китт, завидев Лоти в форме Рыцаря Залов, ойкает и на всякий случай исчезает в развалинах - у девчонок ее возраста не бывает лицензий на занятие древнейшим промыслом.

– А вот и я, - говорю я как ни в чем не бывало.
– Прошу прощения, что заставила ждать меня всю ночь, но если бы не эта девушка, могла бы совсем не вернуться. Иди сюда, познакомлю с очень хорошим человеком.

В следующую секунду Лоти издает самый громкий вопль за сегодняшнее утро: Лугхад откладывает гитару и спокойно прыгает вниз с приличной высоты. Я уже успела привыкнуть к этой Его манере. Когда-нибудь Он таки сломает себе ногу, даром что Нездешний, как кошка, всегда приземляется на лапы...

– Мой привет и поклон вам, госпожа, - произносит Он, оказавшись перед Лоти.

– Да озарит солнце твою удачу, Мастер Лугхад, - склоняется та перед ним.
– Я Лотиа-Изар Серид, воительница Залов Ночи, но... я тоже иногда слагаю песни. И хотя только от подруги твоей слышала я об обычаях братства, именуемого Орден Слова, но все же прошу тебя о радости стать твоей Ученицей, пока не встретится мне учитель моего Пути.

– По-моему, она Растящая Кристалл, - поясняю я и добавляю с уже дежурной конспирацией: - Я, конечно, в этом не сильна, проверь лучше сам.

– Что ж, пойдем в дом, Лотиа-Изар, - произносит Он, ничуть не удивившись.
– Буду рад услышать, как поет моя гитара под твоими руками.

Я прячу злорадную ухмылку: гитара-то осталась наверху, и желая скрыть от меня ночную отключку (хотя что уж тут скрывать, емкость прекрасно видна с улицы), Он сам полезет за ней по ненадежной лестнице... Пить надо меньше! Древняя мудрость, но от того не менее верная...

"ОТНИМИ МОЕ СЕРДЦЕ У ТЕХ, КТО ПРИХОДИТ ИЗ СНОВ..."

– Говори, Лиганор.

Ночь. Еще одна из многих бессонных ночей, проведенных мною подле Безумца. Как обычно, мы сидим на полу в зале, открытой в небо, и пламя одинокой свечи, стоящей меж нами, вздрагивает от наших голосов.

Каждый раз почти дословно повторяется этот наш диалог:

– Что говорить, Лугхад?

– Слова.

– Я... не умею... как надо...

– Все равно. Говори что хочешь, светлое, темное, чужое или даже свое - каким бы несовершенным ни было, говори, как умеешь... Дай мне твой голос.

Я смотрю в небо. Сегодня луны нет. Две или три звезды поблескивают меж обгорелых балок.

– И снова не будет света В разрывах туч фиолетовых, Заплачет осеннее небо О тех, кого рядом нету В ту ночь на излете лета. И стены тонкими станут, И звезды странного цвета В забвенье, как в воду канут. Утихнут пустые споры И все мы иными станем, И молча в окна заглянем, Где свет одиноких фар Дрожит на асфальте влажном, И в том отголоске спора Неважное станет важным...

Когда я Говорю, голос у меня очень меняется, струной дрожит в темноте, и я слушаю его отстраненно, словно Говорю не я, а кто-то другой. Это _мое_ Сплетение - старое-престарое, в Ордене оно давно уже успело в классику войти. А если вещь постоянно на слуху, забываешь, что когда-то сам ее сложил...

– Так плакал осенний Город, Струясь по ночной листве, Стекая по мокрой траве, И ветви вздыхают печально, И в этом шелесте веток Я слышала плач по лету... А дождь бахромой хрустальной Глаза фонарей закроет, Слепые окна затянет И тайну ночь не откроет, И снова меня обманет. Тот дождь, напоенный светом, Всю ночь мне в окно стучался Так Город прощался с летом. Так Город со мной прощался.

– Хорошо...
– Он откидывается на стену и закрывает глаза в бессилии наслаждения. Так мог бы сказать человек, завернувшийся в теплое одеяло после суток под проливным холодным дождем. Так говорят, когда под напором лекарства или магии целителя медленно отступает боль, уже успевшая стать привычной, но от того не менее нестерпимая...

– Хорошо... Тепло...

Сколько раз, проснувшись ночью от непонятной тревоги, я обретала Его на разрушенных перекрытиях или на крыльце, с гитарой и полупустой бутылкой чего-нибудь золотого или красного, а то и просто со свечой в руках, и взор устремлен ввысь, а движения губ складываются в страстное: "Я прошу, подари мне покой!" Я подхожу, сажусь рядом, и мы молчим час, другой... А потом Он начинает петь, и в песне той исступленная мольба - нет, не ко мне, я здесь так просто, как олицетворение женщины вообще, и до моих чувств нет ему никакого дела... а к другой, непостижимо прекрасной, чувственно-холодной, чье имя даже не Райнэя на самом-то деле, а Черная Мэльд - невзаимная любовь. Та, что питается этими мольбами и находит высшее наслаждение в том, чтобы на них не отвечать... В такие ночи лунный свет кажется мне материальным воплощением Его тоски.

После третьей подобной ночи я поняла, что НИКОГДА в Него не влюблюсь. И не спрашивайте, почему - мне бы для себя это внятно определить... Порой я словно со стороны вижу в Нем себя, свои, успевшие стать привычным мироощущением страдания по Флетчеру. И сразу делается так неловко - словно украла чужие Слова для выражения того, чего сама на самом деле уже не чувствую... ВСнова я взгляд тревожный свой буду прятать под Взвездным покрывалом - разве я многого не знала рядом с тобой, Врядом с тобой... рядом с тобой... Видимость верности храня...

Но, к счастью, иногда - теперь все чаще - бывают и другие ночи, когда Он зажигает свечу, берет мою руку в свои и приказывает: "Говори!" - словно хочет, чтобы я заглушила что-то в Его душе звуками своего голоса. И я говорю, то взахлеб, то нараспев, не помня себя, не успевая облизывать сохнущие губы. В основном не свое. И чувствую, как Он впитывает мои Слова всей кожей, всей сущностью своей, как тепло очага, как прохладную воду среди июльского зноя - и радуюсь от сознания, что могу хоть что-то, что нужна Ему здесь, сейчас и такая, какая есть. Потому что настанет день, и опять придет ночь - и снова Его будет томить это, непонятное... Ибо сказано: "nai rae mon dimir-ulkva on karningol..." - "не утолить мне жажды до конца всего сущего..."

– Лугхад... Можно странный вопрос? Кто я для тебя?

– Завершение, - отвечает Он словно через силу.
– Лилия огненная. Дуновение ветра в камере заключенного пожизненно. Но как женщина ты мне неинтересна, если ты это имеешь в виду. Нельзя спать со своей памятью.

А чего еще, спрашивается, можно было ожидать? Все и так давно понятно. Или надеялась - скажет-таки: "Сестра"?

– Спать-то как раз можно с кем угодно, - опять словно кто-то за язык потянул! Сейчас опять придет в раздражение и будет не так уж неправ.
– Вот только зачем?

– Действительно, зачем?
– неожиданная улыбка расцветает на Его лице, - Ты ведь умеешь дарить наслаждение совсем другим путем.

– Через танец?
– Боги мои, ну почему я все время забываю, что Он Нездешний?! Это же Он о со-творении, которое для его расы было и будет превыше близости тел!

– И через танец в том числе... Еще Говори. Хочешь, попробуй прямо с ходу, импровизируй.

– Вот этого уж я совсем не умею. Это и не каждому Мастеру дано, а я - так, пытаюсь что-то делать...