Исправляя ошибки

Навигатор заканчивал расчеты. Бортовой компьютер высчитывал и автоматически показывал на экране оптимальные параметры для наиболее быстрого выхода из гравитационного поля планеты.

Видя, что двигатели шаттла пришли в движение, противники открыли огонь. Один за другим плазменные выстрелы ударили в энергетический щит. Девушка взволнованно кусала губы и не спускала глаз с экрана, дожидаясь одобрения навигационной системы.

Наконец, легкий сигнал известил о готовности к переходу на сверхсветовую скорость. Рей сжала в кулаке основной рычаг управления гиперприводом.

— Магистр, у нас гости, — прокричала она в устройство внутренней связи. — Думаю, вам лучше держаться покрепче.

Через секунду истребители откинуло энерговыбросом, а «Нефритовая сабля», едва оторвавшись от земли, растаяла без следа.

***

Когда Люк Скайуокер ощутил толчок, а затем увидел, как выжженный пейзаж за транспаристилом превращается в знакомые размытые звездные полосы, его сердце, позабыв на долю секунды обо всех тревогах, вновь наполнилось теплотой и гордостью. Магистр не успел понять, что задумала его ученица; однако было ясно, что она сумела преуспеть и в конечном счете выручила их всех из заварушки, в которую экипаж «Нефритовой сабли» мог бы угодить.

Однако на смену кратким мгновениям восторга вскоре вновь пришли заботы, не терпящие промедления. Пока Рей пилотировала звездолет, на Люке лежала забота о состоянии раненого.

Пролетали минуты. Люк сидел неподвижно, склонившись над капсулой и возложив ладонь своей единственной руки на грудь юноши. Он прилагал все усилия, по крайней мере, считал так; однако, чем больше миновало времени, тем отчетливее магистр понимал, что лишь впустую тратит собственную жизненную энергию. Это было все равно что выливать свои силы в бездонный колодец. Бену не становилось лучше.

Душа Скайуокера готова была кричать от бессилия. Он, последний джедай, живая легенда, был сейчас беспомощен перед судьбой; подхваченный ее неотвратимым и неумолимым течением, он несся вперед, подобно безвольной щепке, и это вызывало у него почти отвращение к себе самому. Ведь пока он действительно мог изменить что-либо, он сомневался; он трусливо бежал от себя самого и от своей судьбы, а теперь судьба брала с него — с них обоих: с него и с Бена, — куда больше, чем взяла бы прежде.

До системы Приндаар целый час полета в гиперпространстве. Бен не протянет так долго. Огонь его жизни едва теплился, и мог потухнуть в любое мгновение — Люк чувствовал это. И без того уже минули все сроки. Яд должен был убить свою жертву гораздо раньше, и тот факт, что Бен вообще дотянул до их прилета, объяснялся не иначе как волей Силы и сочетании с природным упрямством юноши.

Данные сканирования подтверждали худшие опасения: яд практически полностью парализовал центральную нервную систему. Сердце едва справлялись с нагрузкой. Дыхание было слабым, почти неуловимым. Бен находился в подобии летаргического сна — состояния, в которое естественно впадает живой организм в таких случаях, чтобы сохранить жизненные силы и протянуть как можно дольше.

Кроме того, сейчас, когда первое потрясение от увиденного миновало, Скайуокер отчетливее видел и другие следы плена — менее тревожные, но все же мучительные: глубокие кровоточащие ссадины от побоев на животе в районе ребер, перелом ключицы, бесконечные синяки, оставленные медицинскими иглами. И оттого, что созерцали его глаза, Люк едва мог удержать себя, чтобы не впасть в совершенную ярость, что в свою очередь создавало дополнительные проблемы, мешая концентрации. Даже его выдержки, выработанной годами, еле-еле хватало для поддержания самообладания. Республика вновь предала его родню — на сей раз так вероломно и жестоко, что прежде, еще каких-нибудь десять лет назад, магистр и представить себе не смог бы ничего в таком духе.

Существовала единственная возможность помочь Бену, и Люк использовал ее, несмотря на видимую тщетность своих стараний. Исцеление Силой, которым с древнейших времен пользовались адепты Светлой стороны. Поделиться собственной энергией с умирающим, чтобы поддерживать в нем жизнь, пока это возможно. О полном излечении, конечно, не могло быть и речи, пока в крови Бена оставался яд, но можно было попытаться таким образом помочь ему дотянуть до Антара. У медиков Сопротивления наверняка имелось необходимое противоядие; а даже если нет, у них были приборы для очистки крови, которых никогда не водилось на борту «Сабли».

Но и эта слабая надежда была, по зрелому размышлению, ложной. Яд уже успел сделать свое дело. Даже если раненый продержится до окончания пути (в конце концов, если Бен оставался жив до сих пор, сохранялась вероятность, что ему будет по силам дождаться помощи врачей); даже если ему дадут антидот, и жизнь его будет спасена, лучшее, на что приходилось рассчитывать — это убогое существование инвалида, прикованного к репульсорному креслу, не способного даже к простейшему самообслуживанию; гордость Бена никогда не согласилась бы на подобное. И Сила не могла уготовать ему такую унизительную, горькую участь.

Нет, чем больше Люк размышлял о роли проведения во всей этой истории, тем больше убеждался в том, что они с Рей оказались на Мустафаре не затем, чтобы спасти Бену жизнь — на это у них с самого начала не было никаких шансов, — и сам Бен звал девушку вовсе не для того. Он лишь желал проститься. Подвести необходимую черту, которую, так или иначе, следовало подвести.

Все, чего жаждала душа юноши — это еще раз встретиться с Люком Скайуокером. И с девушкой. Пожалуй, что теперь с ними обоими в равной степени (вероятно, именно поэтому Бен воззвал в своей муке именно к Рей, ведь он должен был знать, чувствовать, что та ментально связана и с его былым наставником). Это всепоглощающее стремление он пронес через ужас последних недель, и в решающий момент Сила откликнулась, позволив осуществиться последнему желанию обреченного.

Люк не хотел верить подобному объяснению, хотя его чутье подсказывало, что все было именно так. И безжалостная эта убежденность, увы, только укрепилась, когда Бен неожиданно пришел в сознание.

Любой другой на его месте посчитал бы это, вероятно, добрым знаком; однако Люк Скайуокер повидал на своем веку довольно смертей, и знал, что на самой границе вечности предсмертие иногда играет со своей добычей дурную шутку, даруя обманчивую бодрость. Уходящая душа собирает последние силы как бы для того, чтобы попрощаться с этим миром, завершить то, что еще необходимо завершить — сколько раз Люк наблюдал это противоречивое явление, и вынужден был наблюдать вновь, видя, как его племянник слабо пошевелился и открыл остававшиеся мутными темные глаза.

Юноша не пытался расспрашивать, где он находится, очевидно, все еще не отличая реальность от тяжкого сна. И когда он увидал Скайуокера, то не удивился ни на мгновение.

— Магистр… дядя… — почти беззвучно выдохнул он.

Так ли ему представлялась эта встреча? Нет, прежде темный рыцарь полагал, что непременно будет во всеоружии; окруженный своею славой потомка Дарта Вейдера и могуществом Темной стороны, готовый сполна спросить с главы ордена джедаев за давние обман и предательство; за убийство Избранного и за крах Империи — словом, за все, за что должен был. Но так ли, в самом деле, важны эти кажущиеся теперь смешными фантазии? Реальность не оставляла выбора. Им обоим.

— Магистр, я… я долго ждал… — разученные загодя слова вырывались вместе с тяжелыми хрипами.

— Я знаю, — глухо отозвался Люк. И прибавил: — Соберись с силами, потерпи еще немного. Ты ведь знаешь, что тебе нужно особое лекарство. В Сопротивлении тебе помогут. Надо только дождаться окончания гиперпространственного прыжка…

Все остальное потом: прощение или ненависть; предсказанная смертельная дуэль или примирение вопреки всякой вероятности. Что бы ни ожидало их в будущем, сейчас это не имело никакого значения.