Исправляя ошибки

Крик, полный невообразимой боли, разносится кругом. Так неистово ревет и воет самка манка-кота, лишившаяся детенышей — так плачет родитель по утраченному ребенку. Этот крик не спутать ни с одним другим.

Когда вопль несчастного, окончательно разорвав ему горло, наконец стихает, исстрадавшаяся душа становится вдруг твердой, как камень, и окровавленные губы произносят беззвучную молитву: «Пусть Сила примет ее, даровав вечную жизнь…»

— Она умерла, — невозмутимо повторяет Верховный. — И тебе известны причины, побудившие меня поступить так круто с тобой и с нею. Не спорю, она была очаровательным, хоть и никчемным ребенком. Она могла бы послужить делу восстановления Империи, например, в одном из отрядов штурмового корпуса — именно туда принято отправлять детей, не пригодных ни на что другое.

«Иной раз это довольно эффективно стимулирует патриотические чувства их родителей». Нет, при иных обстоятельствах этой девочке и вправду вовсе не обязательно было умирать.

— Однако ты сам вынес ей приговор. Твоя слепая отцовская привязанность погубила ее.

Пальцы полумертвеца сильнее впиваются в кожу пленника, так что из-под ногтей проступает алый сок, словно из-под треснувшей кожуры фрукта джоган.

— Д’ашор Рен… Рейми Дэррис (отныне и до конца своей жизни ты будешь носить только имя, которое получил от рождения), тебе известно, что послужило причиной гибели прежней Империи? Не плохая стратегия, не преимущество сил противника, ни высокомерие стоящих у власти. Это…

— Чувства.

— Верно, чувства, — Верховный удовлетворенно кивает. Отрадно, что ученик еще помнит эту простейшую истину. — Не стоит недооценивать такую смешную, но действенную вещь. Любовь, дружба, верность, алчность, страсть, ненависть — вот что в действительности управляет людьми. А вовсе не абстрактные понятия о Добре и Зле, и не наивные детские сказки о справедливости и свободе воли, в которые до сих пор верят (или делают вид, что верят) наши враги. Контроль над чувствами — как созидающими, так и разрушительными — помогает одаренным контролировать и сам вселенский поток, направляя его по своему усмотрению. Скажи, ты все еще веришь в это, Рейми?

— Я верю… — с хрипом произносит тот. — Ваше учение справедливо, Верховный лидер…

Даже находясь в самом ужасном состоянии, рыцарь не отрекается от своих убеждений. Предательство учителя – одно дело, но смысл учения — совсем другое.

— Ты помнишь роковую ошибку, которую совершил Дарт Вейдер?

— Помню.

— Если бы у Вейдера достало силы воли контролировать свои отцовские чувства; если бы в решающий момент он смог убить сына, тогда Империя восторжествовала бы. И мы бы не пребывали сейчас в столь плачевном положении, вынужденные скрываться, словно преступники. Тогда орден Рен имел бы все шансы возобладать над инквизиторием и сделаться самой мощной организацией чувствительных к Силе во всей галактике, оставив далеко позади джедаев и ситхов вместе со всеми вариациями их воззрений.

— Но орден Рен не служит Империи*, — все так же хрипло возразил Рейми. — Рыцари подчиняются только своему магистру.

Верховный лидер лишь усмехнулся.

— Рыцари давно сделали Дарта Вейдера своим идолом, разве нет? Они поклоняются ему, словно мессии. Они носят черные плащи и маски, подражая своему кумиру, даже не задумываясь о том, что доспех Вейдера был ему необходим, чтобы выжить, и стал причиной его многолетних страданий. — Сноук делает непродолжительную паузу. — Вейдер служил Империи и ее правителю до последнего дня. И погиб оттого, что поддался глупому порыву. Теперь ты понимаешь, Дэррис, — прибавляет он, — какие причины побудили меня предложить тебе этот жестокий выбор — служение ордену и своему учителю, или жизнь горячо любимой дочери. Я полагаю, что твои чувства к ней были опасны. Для всех, Рейми. Но в первую очередь, для тебя самого. А что же сделал ты? Решил обмануть меня? Скрыть девчонку на нищей планете во Внешнем кольце, подальше отсюда?

— Что бы я ни выбрал, вы все равно не позволили бы ей остаться в живых…

— Даже если так, — оборывает его Сноук, — поверь мне, мальчик, жизнь на Джакку куда хуже, чем смерть, — его голос необычно дрогнул, — уж я это знаю. А тем более для дитя, которое до сих пор знало лишь теплые водоемы и плодородные сады Набу. Что, если бы ты так и не смог возвратиться за ней? Какая судьба ожидала бы твою любимую девочку в этом случае? Она пополнила бы число беспризорников, которые копаются в мусоре, чтобы прокормиться, или работают на плато день и ночь, надрывая спины. В двенадцать лет ее бы изнасиловал первый повстречавшийся заезжий негодяй. К пятнадцати годам она сделалась бы шлюхой на какой-нибудь заставе, вынужденная отдаваться каждому, кто в состоянии накормить и напоить ее. А в тридцать пять лет она скончалась бы от какой-нибудь болезни, или погибла бы в пустыне еще раньше.

Рейми не ведает, что отвечать, потому молчит, плотно стиснув зубы, чтобы удержать злобу — неведомо, однако, на кого. На учителя за его безжалостную правду, или самого себя.

Быть может, Верховный лидер прав. Возможно, в самом деле любая планета лучше, чем Джакку, и оставляя там дочку, он, Рейми, обрекал ее на худшую долю, нежели быть принесенной в жертву во имя интересов ордена. Но тогда, спасаясь бегством с пятилетним ребенком на руках на поврежденном корабле, Дэррис не задумывался ни о чем, кроме жизни девочки. Генератор гипердрайва был неисправен, им все равно не удалось бы улететь далеко. К тому же, ходили слухи, будто где-то на Джакку находится поселение служителей Силы, которые могли бы скрыть у себя дочь темного рыцаря, родившуюся по стечению обстоятельств без великого дара, хотя оттого отец любил ее не меньше.

Но теперь уже поздно говорить о страницах истории, которые никогда не будут написаны. Его дочь мертва. Он лишился самого дорогого, что имел — как жаль, что прежде Рейми Дэррис не сознавал истинных ценностей в жизни! В погоне за властью и могуществом Силы он лишился жены, с этих пор дочь — последний дар, лучший из всех, что может оставить после себя любимая женщина, — служила живым напоминанием о ней. Это был счастливый амулет Дэрриса, его спасение.

Она погибла. Выходит, проклятый старый кролут, обещавший, что попытается отыскать монахов-пустынников, не сдержал слова, присвоив себе деньги, который дал ему на эти цели отец девочки? Или у него попросту ничего не вышло?

Сноук отпускает его, и голова пленника тяжело опускается.

— Я бы мог передать тебя рыцарям, объявив магистру о твоем предательстве и дезертирстве. Тогда ваша братия сама предаст тебя суду и казни. Но я готов проявить милость, несмотря на боль разочарования, которую ты доставил моему сердцу, Дэррис. И потому все закончится быстро.

— И это вы называете милостью? — истерзанные губы Рейми растягиваются в кровавой улыбке. — Ведь вы уже нашли, кем меня заменить, не так ли, учитель? Вы знали, что я не поступлюсь своим ребенком. А значит, предложенное вами испытание — это профанация. Вы просто хотели избавиться от меня.

Верховный лидер бросает на бывшего ученика внимательный и даже как будто ласковый взгляд. Жаль, что за столько лет обучения Дэррис так и не осознал, что называется «чисткой стада». Он оказался не годным, не оправдавшим надежд.

В руке Сноука вспыхивает лезвие сейбера: необычного — не красного, а скорее пурпурного — цвета световая сабля на манер тех, что когда-то носили агенты инквизитория.

Пленник не предпринимает попыток защититься. Он знает, что смерти не избежать и лишь старается собрать душевные силы. Если легенды о загробном бытие не лгут, если живая душа, сбросив оболочку плоти, в самом деле способна слиться с потоком великой энергии — значит, скоро он избавится от страданий. И возможно, отыщет в этом потоке своих жену и дочку.

Он неторопливо смеживает веки. «Прости, солнышко, что обманул тебя. Папа так за тобой и не вернулся».

— Что бы ты себе ни думал, Рейми, знай, мне жаль терять тебя, — говорит напоследок Верховный.

Рейми, кажется, не слышит прощального напутствия. Не открывая глаз, приговоренный к смерти повторяет слова, с которыми принято уходить в вечность воинам ордена Рен: «Нет покоя и не страсти. Нет Тьмы и нет Света. Есть только Сила. Умерев, я сольюсь с нею и обрету свободу…»

Безжалостный луч обрушивается на пленника, не дав молитве закончится, и разрубает его истерзанное тело пополам единым резким ударом, которому джедаи некогда дали название «сай ток».