Испытание правдой
Шрифт:
— Только не говори мне, что ты беременна.
Я попыталась не реагировать. Конечно, ничего не вышло.
— Да нет, ни в коем случае.
— Тогда почему ты побледнела, когда я задала тебе вопрос?
С ответом пришлось повременить, поскольку вдруг накатил приступ тошноты. Я бросилась по коридору к туалету под лестницей. Успела вовремя. Боже, как я ненавидела этот токсикоз. И я знала, что мама устроит мне допрос с пристрастием, как только я расстанусь с унитазом.
Но она даже не стала дожидаться этого момента. Она постучала в дверь и спросила:
— Ты там в порядке?
— Должно быть,
— Чушь, — бросила она. Но, к счастью, больше не возвращалась к этой теме до самого моего отъезда.
Вернувшись в Провиденс, я, как могла, старалась убить время. Записалась на плавание в местный бассейн, каждое утро по часу посвящала французскому языку, пытаясь восполнить пробелы в сослагательном наклонении и расширить словарный запас. Устроилась волонтером в местный штаб Макговерна [19] и в течение десяти дней набивала конверты пропагандистскими листовками и разносила по почтовым ящикам буклеты.
19
Джордж Стенли Макговерн (род. 1922) — американский политический деятель, сенатор (1963–1981), видный деятель антивоенного и либерального движения в США.
— Ты знаешь, что тратишь силы на заведомо проигрышное дело? — сказал мне однажды пузатый почтальон, с которым мы столкнулись у почтового ящика на какой-то загородной дороге.
— Но это правое дело, — возразила я.
— Лузер он и есть лузер, — сказал он. — А я голосую только за победителей.
— Даже если они жулики?
— Все жулики, — ответил он и пошел дальше.
Это неправда,хотелось крикнуть ему вслед. Вокруг полно честных людей.Но я знала, что это прозвучит неубедительно, хотя мне самой и хотелось в это верить.
— Что еще у нас есть, кроме нашей честности? — спросила я у Марджи, когда вечером по телефону пересказала ей эту историю.
— Наши банковские счета.
— Очень смешно.
— Послушай, ну что поделать, если я родилась таким циником?
— Цинизм — это низко.
— Но, по крайней мере, забавно.
— Не говори мне про забавы, я ведь живу в Род-Айленде.
— Почему бы тебе не прыгнуть в поезд и не примчаться ко мне на пару дней?
— Но я всего два месяца замужем!
— Подумаешь. Дэн ведь все равно целыми днями на работе!
— В любом случае, сейчас не время.
— А когдабудет время, Ханна?
— Давай не будем заводить эту старую песню, прошу тебя.
— Что ж, тебе жить, дорогая. Никто не заставляет тебя под дулом пистолета мчаться на уик-энд к Марджи на Манхэттен.
Наконец-то начался учебный год. Университет Род-Айленда нельзя было назвать таким уж мажорным местом, и все, кто там учился, казалось, со временем понимали, насколько это низкий уровень… в сравнении с той же Гарвардской школой, которая находилась всего в часе езды. Однако педагогический курс охватывал все базовые дисциплины и там была пара выдающихся профессоров, а вскоре бюро по трудоустройству подыскало мне работу выходного дня в коррекционной школе; эта работа не только
приносила 50 долларов в неделю, но и заполняла мое свободное время.Время летело быстро. Я оглянуться не успела, как наступил ноябрь, и Никсон одержал победу во всех штатах, кроме Массачусетса. (Поражение Макговерна в Вермонте обернулось личным ударом для моего отца, который активно помогал в его избирательной кампании.) Примерно в то же время мама решила нанести мне визит, и я наконец официально призналась в своей беременности. Ее ответ был предсказуемым.
— Черт возьми, я давно знала. Может, объяснишь, почему ты так долго скрывала это от меня?
— Боялась, ты устроишь мне разнос за то, что я поспешила с ребенком.
Мама зловеще улыбнулась:
— Знаешь, Ханна, сейчас ты уже очень большая девочка, и если тебе так хочется ограничить свою жизнь в столь юном возрасте, с чего вдруг я буду препятствовать? В любом случае, ты никогда не прислушивалась к моим словам.
На следующий день после отъезда матери обратно в Вермонт мы с Дэном пошли поужинать в маленький итальянский ресторанчик по соседству с нашим домом. Сделав заказ, он спросил:
— Как тебе идея покинуть Провиденс в конце июня?
— Я бы с удовольствием, — с энтузиазмом откликнулась я. — Но разве мы не привязаны к этому месту до окончания твоей ординатуры?
— Сегодня как раз подвернулось весьма заманчивое предложение, — сказал он и объяснил, что главный педиатр госпиталя — доктор Потолм, который стал кем-то вроде наставника для Дэна, поскольку тот подумывал о педиатрии как будущей специальности, — предложил вакансию в штате Мэн.
— У Потолма есть друг в «Мэн Медикал» — это крупный госпиталь в Портленде, — и он позвонил на днях, интересуясь, нет ли у него на примете толкового молодого интерна, который хотел бы поработать в течение года терапевтом в местечке под названием Пелхэм…
— Никогда не слышала.
— Я тоже. Сегодня посмотрел карту — это маленький городок с населением около трех тысяч, примерно в часе езды к западу от Портленда, в озерном крае, где-то около Бриджтона…
— Это мне тоже ни о чем не говорит.
— Как бы то ни было, их терапевт — некто Бланд — решил на год уехать добровольцем от Корпуса мира, так что мне предлагают работу на целых двенадцать месяцев.
— А потом мы опять вернемся в Провиденс?
Он посмотрел на меня с нескрываемым изумлением.
— Что для тебя равносильно возвращению в ад? — спросил он.
— Давай по-другому: страна у нас большая.
Он рассмеялся:
— Знаешь, что я тебе предлагаю. Почему бы нам не прокатиться в этот уик-энд в Пелхэм? Посмотрим, что за место, а потом решим, что делать дальше.
Мы так и сделали, и уже через полчаса после приезда в Пелхэм я поймала себя на мысли: это заманчиво.У Дэна были такие же мысли, и спустя три дня после нашего возвращения он позвонил чиновнику из департамента здравоохранения штата Мэн, у которого проходил собеседование, и сказал, что, если в нем заинтересованы, он согласен на годовой контракт врача общей практики города Пелхэм.
Через неделю ему перезвонили и сообщили, что ждут его на работу. А еще через несколько дней я сделала звонок, которого ждала с ужасом. Я позвонила матери. Услышав новость, она сказала: