Испытание. По зову сердца

— Обязательно посодействую!

Вера вывела подпольщика запасным ходом прямо в коноплю, затем забежала за угол и окликнула Василия. Тот словно из-под земли вырос и молча пошагал за Михаилом Макаровичем. Вскоре где-то около базара застрочил короткими очередями пулемет. Вера и Аня прижались к крыльцу.

— Неужели по нашим? — заволновалась Аня.

— Нет, наши ушли вправо, — успокоила ее Вера.

Девушки стояли на крыльце, пока не затихла стрельба. Но только собрались войти в избу, как кто-то открыл калитку.

Девушки насторожились. Из-за угла показалась лохматая голова.

— Да это Гераська, — прошептала Аня и бросилась к нему. Гераська юркнул было в калитку, но Аня крепко вцепилась в его рубаху.

— Девчата, дорогие вы мои сестренки, не выдавайте меня, — почти рыдая, умолял Гераська. — Спрячьте куда-нибудь. Потом я уйду. — Пулемет застрочил снова. — Слышите? Это они меня ищут... Я сиганул в окно.

Девушки повели Гераську в избу. Вера толкнула ногой дверь, та стукнулась обо что-то мягкое и снова закрылась. По телу Веры пробежал озноб. Она осторожно вошла в сени и, держась за ручку двери, тихо окликнула:

— Кто здесь?!

В сенях стояла тишина.

«Неужели убитый?» — подумала Вера и сильно нажала дверь. Что-то лежавшее за дверью беззвучно подалось. Она протянула руку и нащупала небольшой мешок, в пальцах захрустела крупа.

— Эх, Михаил Макарович, какой же ты человечина! — С чувством прошептала Вера.

Гераську накормили, вымыли и уложили спать в хлеве, показав ему на всякий случай дыру запасного хода.

Вернувшись в избу, Вера тяжко опустилась на лавку. Только сейчас она почувствовала страшную усталость.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Утром, едва взошло солнце, Вера поднялась и побежала в хлев. Гераська, зарывшись в солому, спокойно посапывал носом. Но стоило Вере тихонько дотронуться до него, как он вскочил, ринулся в угол и, прижавшись спиной к стене, забормотал плаксивым голосом:

— Не знаю... Ничего не знаю...

Вера обняла Гераську, прижала к себе и, гладя его лохматую голову, приговаривала:

— Гераська, успокойся. Это я, Настя...

Гераська стих и вытаращил заспанные глаза:

— А ты не предашь меня, Настя?.. — шептал Гераська.

— Что ты, Гераська? Я не предатель, а сестра тебе, — Вера прижалась щекой к потному лицу мальчика.

— Сестра? Какая же ты сестра? Вы ж с Машкой на фрицев работаете... Кирилл хромой говорил, да и другие, чтобы вас опасались, а то фрицам наклеплете...

Сердце у Веры болезненно сжалось. О, если бы она могла сказать ему правду! И она еще крепче прижала к себе мальчонку.

— Это, Гераська, неправда. Страшная неправда... Я люблю твою маму и всех ваших людей. — Вера смотрела в глаза Гераськи. — Неужели ты этому не веришь?

Гераська удивленно смотрел на нее и, обдавая ее горячим порывистым дыханием, сказал:

— Ты комсомолка?

— Нет, — Вера сказала неправду, потому что знала: Гераська сразу спросит: «А почему ходишь в церковь?»

— А чем ты можешь поклясться, что не вы предали наших?

— Отцом и матерью, которых я очень-очень люблю, — ответила Вера.

— Да-а? — протянул Гераська. — Ну, клянись!

Вера поклялась.

— На пять! — протянул руку Гераська. — Ну, смотри, Настька! Если обманула, тогда с вами я сам расправлюсь... У меня на огороде спрятана взрывчатка, динамит! Раз! И тебе с Машкой капут.

— Ладно, идем завтракать, динамитчик, а то сейчас фрицы придут дом занимать. Ну, живее!..

Аня сбросила со сковороды на стол горячую ржаную лепешку:

— Ешь!

Гераська жадно впился зубами в лепешку.

— Там, в подвале сельпо, — сказал он, насытившись, — сидит комиссарша — Елизавета Хватова. Страсть, бедная, убивается. Дочку маленькую у бобылихи оставила.

— У бобылихи, Черномордихи? — Эта неблагозвучная фамилия почему-то вызывала у Веры неприязнь. Ей казалось, что человек с такой фамилией ради личной выгоды может предать любого. И Вера решила, как только перетащат вещи в гумно, попытаться все-таки сходить к бобылихе и, может, даже взять у нее девочку.

Пришла Устинья с ребятами Соколихи. Она отвела их на гумно, усадила в угол на солому, бросила им ложки, разные коробочки и наскоро связанную из тряпок куклу. Вера, глядя на ребят, тяжело вздохнула.

— Что ж поделаешь, Настя? Ребята ведь... Если с матерью, не дай бог, что-нибудь случится, круглыми сиротами будут... Эх, детки, детки, как мне вас уберечь... Пойду сегодня ночью к добрым людям.

Вера знала, кого Устинья называет добрыми людьми.

— Не возьмете ли с собой Гераську? Пропадет парнишка...

— Гераську? — Устинья задумалась и, поглаживая щеку, ответила:

— Взять-то его можно, но опасно, надежи в нем не вижу. А впрочем посмотрим.

Через час Устинья со всем скарбом перебралась в гумно. Девушки устроились в затхлой, закоптелой до черноты риге. Пришла Лида. Вера потянула ее в ригу и там рассказала свой план похода к бобылихе:

— Говорят, у нее есть пегая коза. Мы поймаем ее и потащим к хозяйке, как виновницу шкоды в нашем огороде.

Так и порешили.

Коза паслась на задворках. Лида выдернула колышек и увела ее подальше, Вера и Аня, спрятавшись за сараем, наблюдали за домом. Ждать пришлось недолго: из-за угла в огород вышла сухощавая, сгорбленная старушка. Прикрыв глаза от солнца рукою, она обвела взглядом огород и, не увидев своей пегой, тоненьким голосом стала звать.

— Пеструха, Пеструха...

— Бя-я!.. — отозвалась из кустов коза.

Вера с Аней подошли к старухе. Бобылиха совсем не походила на женщину, которую представляла Вера. Ее морщинистое, постаревшее лицо дышало добротой.

— Деточки! Не видите ли, откуда кричит козочка? — прошамкала бобылиха.

— Сейчас ее приведут, — Вера показала на кусты. — Шкоды у нас в огороде наделала. А вы, бабушка, присядьте, отдохните.

Бобылиха облокотилась на жерди изгороди и, прищурившись, спросила:

— А вас разве не угнали в Германию?

— Нет, бабушка, — ответила Вера, — мы приехали сюда позже.

— Стало быть, бог спас.

— Бабушка, девочка той женщины, которую взяли полицаи, у вас? — спросила Вера.

— Девочка? — бобылиха оглянулась, отвела девушек за кусты и зашептала: — А вы кто ей, Лизавете-то, будете, может, родня?

— Мы, бабушка, узнали, что на ваших руках осталась девочка, а вам это не под силу, так вот мы решили приютить ее у себя.

— Ее у меня нет, милая. Ее сення ночью у меня взяли...