Испытание. По зову сердца

— Доктор! Вы готовы? — донеслось из темноты.

— Готовы.

— Тогда следуйте за нами.

— Нюра, садись, — скомандовал фельдшер, сам сел за возницу и повернул коня на дорогу вслед за уходившими партизанами в глубь леса.

— Куда это мы? — спросила Вера.

— На нашу базу.

* * *

К полночи Михаил Макарович, дед Гриша и такой же, как и дед Гриша, проводник Макар Филимоныч лесами добрались до последней речки. Переехав ее, Макар слез и пошел впереди подводы. Так они двигались глухоманью долго, пока не остановил вышедший из черной шапки кустов партизан. Макар подошел к нему вплотную.

— А это ты, Филимоныч? — послышался молодой голос. — А кто с тобой?

— Наши. Фронтовые товарищи.

— Фронтовые? — партизан подошел к телеге, поздоровался, спросил фамилии.

— Кудюмов, — ответил Михаил Макарович.

— Кудюмов? Правильно. Слазьте. — И партизан повел их к землянкам.

— Куда вы нас ведете?

— Как куда? К командиру. Он приказал, как прибудете, чтоб сразу же к нему.

У землянки их остановил караульный.

— Постойте. Я доложу. — И юркнул в тамбур, за ними Филимоныч. Оттуда дохнуло спертым воздухом.

— Товарищи, входите!

Их встретил подтянутый капитан и отрекомендовался командиром бригады. Затем представил находящихся здесь комиссара и начальника штаба.

— А это, — повернулся к стоящему у дверей партизану в бушлате и фуражке, — товарищ по связи с Большой землей. Он как раз собирался идти на аэродром. В два часа прибывает самолет.

— В два часа? — Михаил Макарович посмотрел на свои часы. — Остается очень мало времени. А я бы хотел побеседовать с Юлей. Как она?

— Неважно. Большая температура, кашляет. Ей надо перелить кровь. А у нас это невозможно. Мы запросили наш штаб — он приказал отправить ее на Большую землю и сообщил, что Западный фронт высылает за ней самолет.

— Большое вам спасибо. — Михаил Макарович потряс комбригу руку. — У меня есть что вам сообщить. В нашей округе сосредотачиваются большие силы полевых войск и карателей, что, я думаю, для вас небезопасно. Но это более подробно я расскажу после отправки самолета, а сейчас прошу провести меня к Юле.

— Вы нас простите, — извинился комбриг. — Мы сейчас все выйдем принимать самолет. А вас Макар Филимонович проводит. Прощаться не будем — на площадке встретимся.

Войдя в землянку, все остановились у дверей. Доктор приложил палец к губам — и все замерли. Вера уже лежала на носилках и тихо стонала. По ее осунувшемуся лицу скользил свет от мерцающего огонька плошки. В уголках смеженных ресниц сверкали слезинки от жгучей боли. Почувствовав, что кто-то вошел, Вера чуть-чуть приоткрыла глаза, и ее губы вздрогнули:

— Милые вы мои, дорогие, как я рада, что я могу с вами попрощаться, — протянула она здоровую руку. Михаил Макарович подхватил ее и поцеловал.

— Здравствуй, голубушка ты моя. Мы тоже рады. Вот со мной и Григорий Иванович. Мы пришли тебя проводить и пожелать тебе полного выздоровления. — Михаил Макарович гладил ее руку. — К утру ты будешь дома, в нашем госпитале. Там врачи замечательные, и они быстро поставят тебя на ноги. И кто знает, может быть, снова будем работать вместе и так же ковать победу. Большое тебе, Юля, спасибо! За Алеся не беспокойся. Я его спарил с Захаром Петровичем, и у них дело пойдет...

Доктор приоткрыл дверь, и в землянку ворвался рокот самолета.

— Товарищи, нам пора двигаться.

— Минуточку, доктор. — Михаил Макарович вытянул из кармана конверт и сунул Вере за пазуху. — Это письмо моей семье. Там, у нас на аэродроме или в госпитале, передай, чтобы бросили в кружку. С Аней и Василием я не связался. Выздоровеешь, съезди к их родителям и, как умеешь, успокой их. Пройди к нашему командованию и поведай про наши дела и про наше житье-бытье. А теперь прощай.

— И он прикоснулся губами к ее разгоряченной щеке. Но тут Вера обхватила его обеими руками и поцеловала:

— Прощайте, дорогой мой соратник! Ведь вы были мне и другом, и боевым товарищем, и отцом. И таким я буду помнить вас всю свою жизнь. Поцелуйте за меня тетю Стешу, Аню, Василия, Лидушку и скажите им, что они навсегда в сердце моем. Дедушка Гриша, прощайте, — пересиливая боль, притянула и его к себе.

Михаил Макарович и дедушка Гриша понесли Веру, и только у посадочной площадки их сменили партизаны. У самолета Михаил Макарович и дед Гриша, словно расставаясь навсегда, еще раз распрощались по-родному и стояли до тех пор, пока не затих в ночном небе рокот.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Командующий фронтом, несмотря на свой спокойный характер, на этот раз говорил с подъемом. Чувствовалось, что он хочет убедить командование армии, командиров корпусов и их замов по политчасти, что и с имеющимися силами и средствами можно сделать большее.

Как хотелось Железнову сейчас встать и сказать: «Товарищ командующий, посмотрели бы вы, какие кругом болота. Боеприпасы и харч красноармейцы на своем хребте на передовую тащат...»

Командующий, глядя на него, как бы угадал его мысли:

— О том, что войска устали и что в ваших стрелковых полках маловато активных штыков, не густо и с боеприпасами, да тут еще такая распутица и слякоть, Военный Совет знает. Но ответьте себе, как быть дальше? Войска вашего фронта решительными действиями в трудных условиях взломали за лето и осень не одну линию вражеской обороны, форсировали Угру, Десну, Днепр, освободили Рославль и важнейший стратегический узел обороны Смоленск, вломились в междуречье Западной Двины и Днепра, овладели «Смоленскими воротами», вернее, воротами в Белоруссию. Овладели и вдруг остановились в болотах предполья «Восточного вала», где красноармеец не только тащит на своей спине все необходимое на передовую, но и спит стоя, так как под ногами болото и вода. Конечно, так дальше нельзя. Мы должны, подобно войскам Белорусского фронта, которыми ныне командует генерал-полковник Рокоссовский, проломить «Восточный вал», занять выгодные позиции, чтобы, набравши сил, совместно с нашими соседями — Первым Прибалтийским и Белорусским фронтами — двинуться на освобождение многострадальной Белоруссии. Должен вам сообщить, что войска генерала Рокоссовского десять дней тому назад овладели пригородом Гомеля — Ново-Белицей. А три дня тому назад южнее Гомеля форсировали Сож и Днепр, там прорвали «Восточный вал», продвинулись на пять — десять километров и заняли плацдармы. А в районе Шатиловки одна из дивизий, не полнокровнее наших, форсировала Сож, с ходу овладела опорным пунктом Каменная Рудня и там вышла к Днепру... А ведь состояние войск Белорусского фронта не лучше нашего... — Командующий обвел всех взглядом, как бы спрашивая: «Так чем же мы хуже?» — В недалеком будущем, я уверен, Белорусский фронт овладеет Гомелем и двинет свои войска на Речицу и Жлобин. Как было бы хорошо нам к этому времени совместно с Прибалтийским фронтом окружить и разгромить шестой армейский корпус и овладеть важным стратегическим узлом «Восточного вала» — Витебском! А затем, смотрите, что хотелось бы? — И командующий указкой провел две невидимые стрелы от Витебска и Гомеля к Минску. — Где-то здесь, в районе Минска, с помощью белорусских партизан окружить основные силы фельдмаршала Клюге и разгромить их. Это пока мечта, мы должны вселить ее в душу каждого воина нашего фронта. А пока будем решать ближайшую задачу. — И он повернулся к командарму. — Какой у нас дальше план?

— Сейчас они разойдутся по корпусным группам, и каждый корпус будет решать свою задачу. А что касается нас, то мы с начальником штаба поделили между собой группы и будем работать с ними, — доложил командарм.

— Хорошо, — согласился командующий. — Я тоже пойду по группам.

— Товарищ генерал! — окликнул дежурный связист Железнова, переходившего со своей группой в соседний дом. — Вас просит к телефону генерал Алексашин.

«Алексашин? — забеспокоился Яков Иванович. — Что бы это значило?» — и заторопился за связистом.

Генерал Алексашин сразу же сообщил:

— Товарищ генерал, еле вас нашел. Ваша дочь Вера в нашем госпитале в Смоленске.

— Ранена?

— Да, ранена...

— Очень серьезно?

— Очень. Но не волнуйтесь, врачи говорят, что будет жить. Я вчера у нее был. Ей перелили кровь, и она чувствует себя лучше.

— Будьте добры, каким-нибудь способом передайте ей, что я завтра у нее буду.

* * *

Первым прилетел в госпиталь Костя Урванцев, во всем блеске выходного летного обмундирования, с двумя орденами Красного Знамени.