Исследование истории. Том I. Возникновение, рост и распад цивилизаций
Шрифт:
Зороастрийская и иудейская реакции явились попытками побороть власть эллинизма средствами религии, уже распространенной в сирийском мире до эллинского вторжения. Опираясь на зороастризм, иранцы в восточных владениях сирийской цивилизации восстали против эллинизма и изгнали его в течение двух веков после смерти Александра из всей области, расположенной к востоку от Евфрата. Однако в этой точке зороастрийская реакция достигла своего предела, и остатки завоеваний Александра были спасены для эллинизма Римом. Не была успешной и предпринятая иудеями при Маккавеях более смелая попытка освободить западную родину сирийской цивилизации в пределах Средиземного моря путем внутреннего восстания. За кратковременный триумф над Селевкидами отплатил Рим. В великой Римско-иудейской войне 66-70 гг. н. э. иудейская община в Палестине была стерта в мелкий порошок, и мерзость запустения, которую Маккавеи некогда изгнали из Святая Святых, возвратилась, чтобы остаться до времен императора Адриана, основавшего на месте Иерусалима римскую колонию Элия Капитолина.
Что касается несторианской и монофизитской реакций, то они явились альтернативными попытками обратить против эллинизма оружие, которое вторгшаяся цивилизация выковала для себя из смеси эллинского и сирийского металлов. В синкретической
Греческий современник императора Ираклия [337] , явившийся свидетелем победы Восточной Римской империи в последнем поединке с персидскими Сасанидами и победы православно-христианской иерархии в последнем поединке с несторианскими и монофизитскими еретиками, обманулся бы около 630 г. христианской эры, благодаря Бога за то, что Тот сделал земную троицу Рима, Вселенской церкви и эллинизма непобедимой. Как раз к этому самому моменту надвигалась пятая сирийская реакция против эллинизма. Самому императору Ираклию не суждено было ощутить запах смерти, пока он не увидел, как Омар, наследник пророка Мухаммеда, входит в его царство, чтобы уничтожить — полностью и навсегда — дело рук всех эллинизаторов сирийских владений, начиная с Александра. Ибо ислам достиг цели там, где его предшественники потерпели неудачу. Он завершил изгнание эллинизма из сирийского мира. Он вновь объединил в Арабском халифате сирийское универсальное государство, чье развитие безжалостно прервал Александр еще до завершения своей миссии, победив персидских Ахеменидов. Наконец, ислам даровал сирийскому обществу местную Вселенскую церковь и тем самым облегчил ему возможность после столетий временно приостановленной жизни окончательно испустить дух с уверенностью, что оно теперь не уйдет, не оставив потомков. Ибо исламская церковь стала той куколкой, из которой впоследствии должны были возникнуть новые арабская и иранская цивилизации.
337
Ираклий (575-641) — византийский император с 610 г. Сын карфагенского экзарха, Ираклий низложил Фоку и занял византийский престол. Отразил в 626 г. нашествие авар и славян на Константинополь. В 627-628 гг. вернул земли, отнятые персами на востоке Империи, но не смог отстоять их от захвата арабами в 630-х гг.
Упомянутые выше примеры показывают, что мы еще не нашли правильного метода решения стоящей перед нами проблемы, для которой надо найти недвусмысленный пример того случая, когда вызов оказывается чрезмерным. Мы должны подойти к проблеме на иных основаниях.
2. Сравнение по трем элементам
Новый подход к проблеме
Можем ли мы найти альтернативный метод исследования, который пообещает нам лучшие результаты? Давайте подвергнем испытанию предварительный результат нашего исследования с другой стороны. До сих пор мы начинали с вызова, который побеждал отвечавшего. Давайте теперь начнем с примеров, где вызов давал эффективный стимул и побуждал к успешному ответу. В различных параграфах предыдущей главы мы рассматривали множество примеров подобного рода и сравнивали пример успешного ответа с параллельными случаями, в которых аналогичная (или сопоставимая) группа отвечала с меньшим успехом на аналогичный (или сопоставимый) вызов, когда вызов был менее суровым. Давайте теперь пересмотрим некоторые из этих сравнений между двумя терминами и выясним, не можем ли мы увеличить число наших терминов до трех.
Давайте поищем в каждом из случаев некоторую третью историческую ситуацию, где вызов был не менее, а более суровым, чем в ситуации, с которой мы начали. Если мы достигнем успеха в поиске третьего термина этого рода, то тогда ситуация, с которой мы начали, — ситуация успешного ответа — станет средним термином между двумя крайними. В двух этих крайних членах пропорции суровость вызова соответственно будет меньшей или большей, чем в середине. Что можно сказать об успешном ответе? В ситуации, где вызов был меньшим, как мы уже обнаружили, и ответ был меньшим. Но что можно сказать по поводу третьей ситуации, которую теперь мы представляем впервые? Здесь, где суровость вызова достигает своей высшей точки, сможем ли мы найти также и наиболее успешный ответ? Предположим, мы обнаружили, что увеличение суровости вызова выше среднего уровня не сопровождается увеличением успешности ответа, а наоборот, ответ ослабевает. Если это окажется так, то мы обнаружим, что взаимодействие вызова и ответа подчиняется «закону уменьшения отдачи». Мы придем к выводу, что существует средний уровень суровости, на котором стимул является наивысшим, и назовем этот уровень оптимумом в противоположность максимуму.
Норвегия — Исландия — Гренландия
Мы уже обнаружили, что именно в Исландии, а не в Норвегии, Швеции или Дании, недоразвившаяся скандинавская цивилизация достигла своего высочайшего триумфа как в литературе, так и в политике. Эти достижения явились ответом на двойной стимул — стимул заморской миграции и стимул более холодной и более бесплодной страны, чем та, которую скандинавские мореплаватели оставили позади себя. Давайте предположим, что тот же самый вызов повторится с удвоенной суровостью. Допустим, что древние скандинавы проплыли еще пятьсот миль и поселились в стране настолько же более холодной, чем Исландия, насколько Исландия была холоднее Норвегии. Породила ли бы эта Туле [338] за пределами Туле скандинавскую общину, вдвое более выдающуюся в литературе
и политике, чем община в Исландии? Вопрос отнюдь не является гипотетическим, ибо требуемые нами условия на самом деле осуществились, когда скандинавские мореплаватели достигли Гренландии. И ответ на данный вопрос не вызывает сомнений. Гренландская колонизация оказалась неудачной. Гораздо менее чем через полтысячелетия гренландцы постепенно потерпели поражение в трагической, заранее проигранной битве с природным окружением, которое было слишком суровым даже для них.338
Туле — самый северный остров, который удалось посетить греческому географу и исследователю европейского Северо-Запада и Севера Пифею, жившему во времена Александра Македонского. Пифей, в частности, упоминает в связи с Туле о коротких летних ночах. Туле толковали по-разному: как один из Шетландских островов, Норвегию или Исландию (последнее значение обычно для средневековья).
Дикси — Массачусетс — Мэн
Мы уже производили сравнение природного вызова, брошенного суровым климатом и каменистой почвой Новой Англии, с менее суровым вызовом, брошенным Виргинией и Каролиной англо-американским колонистам, и показали, как в борьбе за власть над континентом именно жители Новой Англии перегнали своих соперников. Несомненно, южной границе области оптимального вызова приблизительно соответствует линия Мэйсон — Диксон. Теперь мы должны задаться вопросом, есть ли у этой области высочайшего климатического стимула другая граница, с северной стороны, и поскольку мы смогли сформулировать этот вопрос словесно, то отдаем себе полный отчет в том, что ответ будет явно утвердительным.
Северная граница оптимальной климатической области фактически разделяет Новую Англию на части. Когда мы говорим о Новой Англии и о той роли, которую она играла в американской истории, мы в действительности думаем только о трех из пяти небольших штатов — Массачусетсе, Коннектикуте и Род-Айленде, но не о Нью-Хэмпшире и Мэне. Массачусетс всегда являлся одной из ведущих англоязычных общин Североамериканского континента. В XVIII столетии он играл ведущую роль в сопротивлении британскому колониальному режиму и, несмотря на огромный с того времени рост Соединенных Штатов, Массачусетс удержал свои позиции в интеллектуальной сфере, а до некоторой степени также и в промышленной, и коммерческой сферах. С другой стороны, Мэн, хотя фактически являлся частью Массачусетса до своего выделения в самостоятельный штат в 1820 г., всегда играл роль незначительную и сохранился до наших дней как род музейного экспоната — реликт Новой Англии XVII столетия, населенной лесниками, лодочниками и охотниками. Теперь эти дети суровой страны восполняют свои скудные жизненные средства, служа «гидами» для праздной публики, приезжающей из городов Северной Америки провести свои выходные в этом «аркадском» штате как раз потому, что Мэн все еще остается таким, каким он был, когда многие из этих североамериканских городов еще не начали выходить из дикости. Мэн сегодня одновременно и один из самых давно заселенных регионов Американского союза, и один из наименее урбанизированных и изощренных.
Как объяснить этот контраст между Мэном и Массачусетсом? Казалось бы, суровость окружающей среды в Новой Англии, достигающая своего оптимума в Массачусетсе, в Мэне увеличена до той степени, когда приводит к «уменьшению отдачи» человеческого ответа. И если мы перенесем наше исследование далее на север, то эта догадка подтвердится. Нью-Брансуик, Новая Шотландия и Принс-Эдуард Айленд — наименее процветающие и наименее развитые провинции доминиона Канада. Далее на севере, Ньюфаундленд за последние годы принужден был прекратить неравную борьбу за самостоятельность и принять в тонко завуалированной форме колониальное правление короны в обмен на помощь Великобритании. Еще далее на север, на полуострове Лабрадор мы попадаем в те же условия, с какими столкнулись древнескандинавские поселенцы в Гренландии, — максимальный вызов, который, будучи весьма далеким от оптимума, правильнее будет назвать «пессимумом». [339]
339
От латинского «pessimum» — наихудший.
Бразилия — Ла-Плата — Патагония
Атлантическое побережье Южной Америки очевидным образом представляет собой параллельное явление. Например, в Бразилии большая часть национального богатства, оборудования, населения и энергии сконцентрирована на небольшом отрезке этой обширной территории, расположенном к югу от параллели 20° южной широты. Более того, Южная Бразилия стоит на более низком уровне развития цивилизации, чем районы, удаленные к югу и расположенные с другой стороны эстуария Ла-Плата, — республика Уругвай и аргентинский штат Буэнос-Айрес. Очевидно, что на Южноамериканском побережье Атлантики экваториальный сектор является не стимулирующим, а, безусловно, расслабляющим. Однако в равной мере очевидно, что в большей степени стимулирующий умеренный климат эстуария Рио-де-Ла-Платы является оптимумом. Ибо если мы последуем вдоль побережья далее на юг, то вновь обнаружим не только несомненное увеличение «давления», но и ослабление ответа, как только пересечем холодное плато Патагония. Если мы решим двигаться дальше, то ситуация ухудшится еще больше, ибо мы окажемся среди окоченевших и голодных дикарей, которые едва выживают среди морозов и снегов Огненной Земли.
Голлоуэй — Ольстер — Аппалачи
Давайте следующим рассмотрим пример, в котором вызов является не исключительно природным, а отчасти природным, отчасти человеческим.
В настоящее время существует известный контраст между Ольстером и всей остальной Ирландией. В то время как Южная Ирландия является скорее старомодной сельскохозяйственной страной, Ольстер — одна из деятельнейших мастерских западного мира. Белфаст стоит на одном уровне с Глазго, Ньюкаслом, Гамбургом и Детройтом, а современный ольстерец имеет устойчивую репутацию настолько же квалифицированного, насколько и неуступчивого человека.