Источник для захватчика

— Всё в порядке, Тайен. Просто это было немного непривычно. Раньше я никогда не оказывалась в большой воде и…

— Удивительное ощущение, не правда ли?

Его голос был низким и мягким, не таким как обычно. Раньше фицу Яжер тоже не был со мной груб, если не считать того вечера после ссоры с братом, но и тогда это была лишь вспышка ярости, за которую он тут же извинился. Но его голос всегда был сдержан, даже холоден. Сейчас же мягкий бархатный тембр отзывался у меня внутри странной вибрацией, будто мы резонировали на одной волне.

— Да, необыкновенное.

Внезапно командор резко отвернулся и отошёл к окну. Вгляделся в черноту ночи, оперевшись сильными ладонями о подоконник. Он пришёл не просто так, и во мне это вызывало странное томление. Пугающее и приятное одновременно.

— Лилиан, ты спросила меня, что я сделал с тобой этим реверсивным переливанием, — голос был тихим, но каким-то отстранённым. — И я хочу попробовать дать тебе ответы. По крайней мере те, которые знаю сам.

44

Тайен ещё несколько мгновений смотрел в чернила ночи за окном, а потом развернулся и поймал мой взгляд.

— Помнишь, я рассказывал тебе о легенде Кроктарса?

— О большом белом цветке, что цветёт раз в сто сорок земных лет кроктариаской ночью? — конечно я помнила ту странную историю, которую командор рассказал мне за ужином, едва сдерживая стоны от боли после ранения.

Тогда я заметила в его глазах пелену, что ясно выдала мне, как сильно он скучает по дому. Так же, как я по своему.

— Имя этого цветка — лайлэйн.

Внутри стало тепло от понимая того, что он зовёт меня так же.

— Но это всего лишь легенда, Тайен, — я подошла ближе. — Мне приятно, что ты зовёшь меня именем легенды твоего дома. Ведь оно так похоже на моё, которое дали мне родители.

— Потому что это послание. Я заподозрил это ещё в самом начале, и, кажется, не ошибся.

— Я не понимаю тебя. Какое послание?

— Ты помнишь, я говорил тебе, почему кроктарианцы исследуют Вселенную? Что именно мы ищем и почему? Мы утратили фертильность — возможность самим воспроизводить свой род. Мы слишком много взяли от своей планеты, разучились дорожить ею, и тогда Кроктарс отнял у нас способность самим рожать своих детей. Когда население сократилось в десятки тысяч раз, дав возможность морям и суше Кроктарса вздохнуть спокойнее, мы всё же поняли, как можем сохранить популяцию. И стали создавать детей искусственно: выращивать их в пробирках до года — порога выживаемости. Но со временем стало понятно, что большинство зачатых в пробирке, даже при воспитании в семьях, теряют с каждым поколением эмоциональную стабильность.

— Плод в утробе матери уже получает закладку рефлексов, в дальнейшем развивающихся в способность формирования моральных ориентиров, — я поняла, о чём он говорил. — Связь с матерью очень важна, а вы стали этого лишены.

Тайен сел в кресло напротив моей постели, а я опустилась на кровать. Он уже говорил мне, что именно по этой причине — исследовать, как зарождается жизнь в других мирах, понять, какую цепь эволюции они упустили — кроктарианцы и покоряют чужие миры. Но, возможно, потому что они причиняют боль другим, им и не дано воспроизводить себе подобных?

— Мои сестра и брат, особенно Яра, подвержены сильным нарушениям. Мой эмоциональный фон тоже далеко не идеален, Лили. Но сейчас не об этом. На Кроктарсе была группа учёных, которая предложила симбиотировать население планеты с другими расами, они утверждали, что только так мы начнём возвращать себе способность деторождения, но Совет решительно отмёл это предложение. Представители правящих семей не хотят кровосмешения. Но мы подозревали, что эксперименты всё же начаты.

Внутрь меня стала просачиваться тревога. Я не понимала, к чему ведёт командор, но где-то в подкорке поселилось жуткое чувство. Во рту пересохло, но я продолжала внимать рассказу инопланетянина.

— Когда код твоей крови совпал с моим по тридцати параметрам, в то время, как у большинства землян он совпадает с нашим максимум по двадцати, я озадачился, Лили. Ещё более странным было узнать твоё имя.

— А что с ним не так? — сердце начинало стучать всё громче.

Тайен встал и потянулся к графину с водой, налил в стакан и протянул мне. Дрожащими пальцами я обхватила холодное стекло и поднесла к губам, с наслаждением приняв в себя глоток, а потом ещё и ещё.

— Что ты помнишь о своих родителях, Лили?

45

— Что ты хочешь этим сказать, Тайен? — я встала и прошлась по комнате. Захотелось отереть влажные ладони о платье. Всё это бред. Сумасшествие какое-то. — Их отняла у меня Программа. Их забрали вы!

Я резко развернулась к командору и гневно посмотрела. Плевать, что нарушаю субординацию, и он может запихнуть меня в клетку, как его братец с сумасшедшей сестрой поступили со своими источниками.

— Лилиан, — командор тоже встал и подошёл ко мне. — В Программу никогда не попадали Анжела и Виктор Роуд.

— Не может быть! — я в ужасе отшатнулась. — Но я сама видела, как чёрные плащи увели их и посадили в машину!

— Я не знаю, кто это был и почему их забрали. Думаю, твоя мать была кроктарианкой, одной из тех учёных, а отец землянином.

— Мои родители любили меня! — я почувствовала, как горячие слёзы стали собираться в уголках глаз. — Они не могли проводить надо мной эксперименты.

Тайен взял меня за плечи и немного сжал, заставив посмотреть на него.

— Они проводили их над собой. А ты — удачный результат. Твой брат — нет, но не ты, Лили. Потому они и назвали тебя так — в честь цветка возрождения из кроктарианской легенды, понимаешь? Поэтому ты и пережила реверсивное переливание, подтвердив тем самым нашу с тобой генетическую совместимость.

Я не понимала. Отказывалась, отвергала эти дикие умозаключения. Такого быть не могло! Просто не могло. Я не результат жутких экспериментов каких-то учёных из чужой галактики. Моя мама пела мне земные песни на ночь и не спала у кроватки, когда у меня была высокая температура. А отец катал на плечах и играл со мной в куклы. Разве так ведут себя с объектом эксперимента? Нет! У меня была семья, которую сломали эти жуткие существа.

— Прекрати! Это всё неправда! — я толкнула командора в грудь, но на него это не возымело никакого воздействия. Он лишь крепче сжал мои плечи.

— Лили, они и правда тебя любили. Возможно, даже настолько, что скрыли свою удачу от правительства.

— То есть от тебя? — мой голос дрожал.

— И от меня тоже.

— И что теперь? Что ты будешь делать? Надо мной станут ставить эксперименты?

Тайен смотрел мне в глаза, а под лёгкой белой рубашкой появилось размытое свечение. Внутри меня стал растекаться странный жар. Он затоплял все чувства: страх, обиду, шок от того, что я узнала. Проникал в кончики пальцев, заставляя их неметь, а щёки пылать.