Истоки тоталитаризма
Шрифт:
Эта подвижная иерархия с ее постоянным созданием новых подразделений и сменой авторитетов хорошо известна на примере секретных контролирующих органов, секретных полицейских или шпионских служб, где всегда требуются новые контролеры для проверки старых контролеров. В период, когда движение еще не пришло к власти, тотальный шпионаж невозможен; но подвижная иерархия организаций внутри движения, сходная с иерархией секретных служб, делает возможным, даже в условиях отсутствия реальной власти, понижать статус отдельных организаций или групп, что колеблет или занижает их радикализм, их воинственность. Это достигается просто с помощью создания новых, более радикальных подразделений, что автоматически отодвигает старые подразделения в направлении к фасадным организациям, т. е. назад от центра движения. Так, нацистские элитные структуры первоначально были внутрипартийными организациями: СА поднялась до положения некоторой надпартийности, когда партия ощутила недостаток в радикальности, и была затем в свою очередь и по сходным причинам заменена СС.
Военная ценность тоталитарных элитных структур, особенно СА и СС, часто переоценивалась, в то время как их внутрипартийная значимость почему-то отрицалась. [807] Ни одна из нацистских малых организаций не учреждалась для каких-то специфических защитных или агрессивных целей, хотя всегда в качестве предлога говорилось о защите лидеров или простых членов партии. [808] Околовоенная организация нацистских и фашистских элитных групп была результатом того, что они были основаны в качестве «инструментов идеологической борьбы движения» [809] в противовес пацифизму, широко распространенному в Европе после первой мировой войны. Для тоталитарных целей важнее было создать для «выражения агрессивной установки» [810] поддельную армию, которая, насколько это возможно, напоминала бы фальшивую армию пацифистов (неспособные понять конституирующее место армии внутри политического организма, пацифисты отвергали все военные институты как банды стремящихся к власти убийц), чем иметь группы хорошо обученных солдат. И СА, и СС были подходящими образцами организаций, направленных на произвольное насилие и убийства; но они вряд ли были так же хорошо подготовлены как подразделения «черного рейхсвера», и не были экипированы для борьбы против регулярной армии. В послевоенной Германии милитаристская пропаганда была более популярной, чем военная подготовка, и униформа не прибавляла военной ценности этим военизированным группировкам, хотя с пользой служила прекрасным показателем отмены гражданских норм и этики; каким-то образом эта униформа в значительной степени освобождала совесть убийц и делала их более восприимчивыми к безусловному повиновению и готовыми применять безусловную власть. Несмотря на эту милитаристскую амуницию, внутрипартийная фракция нацистов, которая изначально была националистической и милитаристской и поэтому рассматривала эти околовоенные группировки не просто в качестве партийных структур, но и как нелегальное расширение рейхсвера (напомним, что
807
В этом, однако, не было вины Гитлера, который всегда настаивал, что само название SA (Sturmabteilung) означает только "подразделение движения" такое же, как и другие партийные структуры: отдел пропаганды, газета, научные институты и т. д. Он также старался развеять иллюзии насчет возможной военной ценности этого псевдовоенного формирования и хотел, чтобы оно соответствовало нуждам партии, а не армейским принципам (см.: Op. cit., loc. cit).
808
Официальной причиной организации СА была защита нацистских собраний, в то время как изначальной задачей СС была защита нацистских лидеров.
809
Hitler A. Op. cit., loc. cit.
810
Bayer E. Die SA. В., 1938. Цит. по: Nazi conspiracy. Vol. 4.
811
Из автобиографии Рема ясно видно, насколько мало его политические убеждения совпадали с политическими убеждениями нацистов. Он всегда мечтал о Soldatenstaat и всегда настаивал на "Primat des Soldaten vor dem Politiker" (Op. cit. S. 349). О его нетоталитарной позиции или, скорее, о его неспособности даже понять тоталитаризм и его "тотальную" претензию свидетельствует следующее высказывание: "Я не могу понять, почему несопоставимы такие три вещи: моя преданность наследному принцу дома Виттельсбахов и наследнику Баварской короны; мое восхищение перед генералом интендантской службы во время мировой войны, Людендорфом, который сегодня является воплощением совести немецкого народа; и моя дружба с предвестником и знаменосцем политической борьбы Адольфом Гитлером" (S. 348). Но что действительно стоило Рему его головы, так это его предсказание после прихода фашистов к власти. Он открыто заявил, что фашистская диктатура последует примеру итальянского режима, при этом нацистская партия "разорвет партийные рамки" и "сама станет государством", т. е. заявил о том, что Гитлер не хотел разглашать ни при каких обстоятельствах (см.: Rohm Е. Warum SA? речь перед дипломатическим корпусом в декабре 1933 г. в Берлине).
Внутри нацистской партии возможность создания союза СА — рейхсвер против власти СС и полиции в общем-то никогда не исключалась полностью. Ханса Франка, генерал-губернатора Польши, в 1942 г., через восемь лет после убийства Рема и генерала Шлейхера, подозревали в желании "после войны… возобновить великую борьбу за справедливость [против СС] при помощи вооруженных сил и СА" (см.: Nazi conspiracy. Vol. 6 P. 747).
Помимо важности элитных формирований в организационной структуре движения, в которой какое-либо из них в разное время выступало в роли воинствующего авангарда, их околовоенный характер можно понять только в сравнении с другими профессиональными партийными организациями, такими, как организации учителей, юристов, врачей, студентов, университетских профессоров, инженеров и рабочих. Все они в первую очередь копировали существующие нетоталитарные профессиональные объединения и были такими же околопрофессиональными, как штурмовики были околовоенными. Характерно, что европейские коммунистические партии именно тогда становились ответвлениями ориентированного на Москву большевистского движения, когда они, в большинстве своем, использовали свои фасадные организации для конкуренции с существующими чисто профессиональными обществами. Разница между нацистами и большевиками в этом отношении заключалась лишь в том, что у первых прослеживалась тенденция рассматривать свои околопрофессиональные объединения в качестве части партийной элиты, тогда как последние предпочитали набирать из них людей для своих фасадных организаций. Для движений было важно, чтобы еще до захвата власти создавалось впечатление, что все элементы общества включены в их структуру. (Конечной целью нацистской пропаганды была организация всего немецкого народа в качестве сочувствующих.) [812] Нацисты пошли несколько дальше в этой игре и создали ряд поддельных министерств, которые были организованы по образцу профессиональной государственной администрации, например министерства иностранных дел, образования, культуры, спорта и др. Ни один из этих институтов не представлял большей профессиональной ценности, чем имитация армии, осуществляемая штурмовиками, но вместе они создавали совершенный мир кажимости, в котором любая реальность нетоталитарного мира с рабским подражанием дублировалась в форме обмана.
812
Hitler A. Op. cit. Book 2. Ch. 11. Он утверждает, что пропаганда пытается распространить свою доктрину на весь народ, в то время как организация включает в себя лишь сравнительно небольшую часть его наиболее активных членов. Ср. также: Neesse G. Op. cit.
Эта техника копирования, естественно бесполезная для прямого свержения правительства, была чрезвычайно плодотворна для дискредитации реально существующих институтов и для «разрушения status quo», [813] что тоталитарные организации всегда без каких-либо отклонений предпочитали открытой демонстрации силы. Если принять за задачу движения «внедрение, по типу распространения полипов в живом организме, во все ветви власти», [814] то они должны быть готовыми к своему особому социальному или политическому положению. В соответствии с их претензией на тотальное господство любая отдельно организованная группа в нетотализированном секторе общества рассматривалась как специфический вызов движению, попытка его разрушить, а ведь чтобы разрушить, каждому нужен особый инструмент. Практическая ценность фасадных организаций обнаружилась, когда нацисты захватили власть и оказались готовыми тотчас же заменить существующие организации учителей другими учительскими организациями, существующие союзы юристов другими союзами юристов, созданными нацистами, и т. д. За одну ночь они сумели изменить всю структуру немецкого общества — а не только политическую жизнь — именно потому, что они подготовили его точную копию внутри собственных структур. В этом отношении задача околовоенных структур была выполнена окончательно, когда в конце войны стало возможным отдать регулярную военную систему под власть генералов из СС. Техника этой «координации» была гениальной и неотразимой в такой же степени, в какой было быстрым и радикальным вырождение профессионализма, хотя это непосредственно ощущалось больше всего в высокотехнизированной и специализированной военной сфере.
813
Hitler. Op. cit., loc. cit.
814
Hadamovsky E. Op. cit. P. 28.
При том, что важность околовоенных формирований для тоталитарных движений заключается вовсе не в их сомнительном военном профессиональном качестве, она не кроется полностью и в их поддельной имитации регулярной армии. Как элитные структуры они гораздо больше отделены от внешнего мира, чем любая другая группа. Нацисты очень рано реализовали внутреннюю связь между тотальной военной активностью и тотальным отделением от нормального мира; штурмовики никогда не предназначались для работы в среде, из которой они вышли, активные кадры СА в период до прихода к власти, а кадры СС в условиях нацистского режима были настолько мобильны и так часто заменялись, что они не могли найти себе применения и пустить корни в обычном мире. [815] Они были созданы по образцу преступных банд и использовались для организованных убийств. [816] Эти убийства не скрывались, выставлялись напоказ и официально разрешались верхушкой нацистской иерархии, так что открытое соучастие делало почти невозможным для членов движения покинуть его, даже в условиях нетоталитарного правления и даже если они не подвергались угрозам со стороны прежних товарищей, как это обычно бывало. В этом смысле функция элитных формирований противоположна функции фасадных организаций: в то время как последние придают движению налет респектабельности и внушают доверие, первые через механизм соучастия, заставляют каждого члена партии осознать, что он навсегда покинул нормальный мир, в котором убийство объявляется вне закона, и что теперь он должен нести ответственность за все преступления, совершенные элитой. [817] Такое положение сложилось еще на стадии, предшествовавшей захвату власти, когда лидеры систематически требовали ответственности за все преступления и, не сомневаясь, утверждали, что они были совершены во имя победы движения.
815
Подразделения СС "Мертвая голова" размещались согласно следующим принципам: 1. Ни одна из бригад не призывалась на службу в своем родном районе. 2. Каждое подразделение заменялось по истечении трех недель службы. 3. Члены этих бригад никогда не посылались на улицы в одиночку и никогда не показывали на публике своих символов принадлежности к "Мертвой голове". См.: Secret Speech by Himmler to the German Army General Staff. 1938 (речь, кстати, была произнесена в 1937 г., см.: Nazi conspiracy. Vol. 4. Р 616, где были опубликованы лишь отрывки). Речь была опубликована Американским комитетом по антинацистской литературе.
816
Генрих Гиммлер публично заявил: "Я знаю, что в Германии существуют люди, которых тошнит, когда они видят эту черную форму. Мы понимаем это и не ждем, что многие полюбят нас" (Himmler Н. Die Schutzstaffel als antibolschewistische Kampforganisation // Aus dem Schwarzen Korps. No. 3. 1936).
817
В своих речах перед членами СС Гиммлер всегда упоминал о совершенных преступлениях, подчеркивая их серьезность. Он, например, мог высказаться о ликвидации евреев таким образом: "Я также хочу сказать вам вполне откровенно об очень серьезных вещах. Среди своих мы можем говорить об этом вполне откровенно, хотя и никогда не скажем об этом публично". Об уничтожении польской интеллигенции: "…вам надо услышать об этом, но тут же немедленно и забыть…" (Nazi conspiracy. Vol. 4. P. 558 и 553 соответственно).
Геббельс высказался сходным образом: "По еврейскому вопросу в особенности мы заняли позицию, которую не собираемся покидать… Опыт учит, что движение и люди, сжегшие свои мосты, борются с большей целенаправленностью, чем те, кому есть куда отступать" (Goebbels J. Op. cit. P. 226).
Искусственное создание условий гражданской войны, которым нацисты замарали свой путь к власти, имело явное преимущество в раздувании беспорядков. Организованное насилие является для движения наиболее действенным из всех возможных защитных средств, окружающих его фиктивный мир. «Реальность» этого мира доказывается тем, что член движения боится его покинуть больше, чем последствий своего участия в незаконных действиях, и чувствует себя в большей безопасности в качестве члена движения, чем в качестве его противника. Это чувство безопасности, являющееся результатом организованного насилия, с помощью которого элитные структуры охраняют членов партии от внешнего мира, столь же важно для сплочения вымышленного мира организации в целом, как и чувство страха перед ее террором.
В центре движения, подобно мотору, который приводит его в действие, находится вождь. Он отделен от элитных структур внутренним кругом инициаторов движения, который распространяет вокруг вождя ауру недоступной тайны, соответствующую его «непостижимому превосходству». [818] Его позиция внутри этого интимного круга зависит от его способности плести интриги между своими ближайшими соратниками и от его умения постоянно менять свой персонал. Он обязан восхождением до положения вождя в большей степени некой уникальной способности манипулировать внутрипартийной борьбой в целях усиления власти, нежели демагогическим или организаторско-бюрократическим качествам. Он отличается от прежних типов диктаторов тем, что вряд ли побеждает с помощью обыкновенного насилия. Гитлер не нуждался ни в СА, ни в СС для сохранения своего положения вождя в нацистском движении; наоборот, Рем, глава СА, который мог рассчитывать на лояльность по отношении к своей собственной персоне, был одним из внутрипартийных врагов Гитлера. Сталин победил Троцкого, который не только пользовался всенародной массовой поддержкой, но и в качестве главнокомандующего Красной Армией в то время держал в своих руках мощный потенциал власти в Советской России. [819] Более того, не Сталин, а именно Троцкий обладал великим организаторским талантом и был способнейшим бюрократом русской революции. [820] Но в то же время, и Гитлер, и Сталин мастерски владели деталями, нюансами взаимоотношений и на ранней стадии своей карьеры практически полностью посвящали себя вопросам персонала, так что спустя несколько лет едва ли оставался хоть один влиятельный человек, который бы не был обязан им своей карьерой. [821]
818
Стремление движения к сохранению в абсолютной тайне частной жизни своих вождей (Гитлера и Сталина) контрастирует с той общественной ценностью, которую все демократии придают демонстрации частной жизни президента, короля, премьер-министра и так далее на публике. Тоталитарные методы не принимают идентификации, основанной на убеждении — "даже высшие из нас всего лишь люди" (см.: Souvarine В. Op. cit. Р. 648).
Суварин в описании Сталина часто использовал ярлыки: "Сталин — таинственный хозяин Кремля", "Сталин — личность, которую нельзя постигнуть", "Сталин — коммунистический сфинкс", "Сталин — загадка", "неразрешимая тайна" и т. д. (Souvarine В. Op. cit. P. xiii).
819
"Если бы [Троцкий] выбрал путь военного coup d'etat, он, вероятно, смог бы достичь победы. Но он покинул свой пост без малейшей попытки призвать армию на свою защиту, армию, которую он создал и которой руководил в течение семи лет" (см.: Deutscher I. Op. cit. P. 297).
820
Военный комиссариат при Троцком "был образцовым институтом", и именно Троцкого звали на помощь во всех случаях беспорядков в других министерствах (см.: Souvarine В. Op. cit. Р. 288).
821
Обстоятельства, сопровождавшие смерть Сталина, противоречат безошибочности этих методов. Была вероятность того, что Сталин, планировавший незадолго до смерти новые чистки, был убит кем-то из его окружения, потому что никто больше не чувствовал себя в безопасности. Правда, несмотря на достаточную правдоподобность обстоятельств, эту версию вряд ли можно доказать.
Подобные личные качества, хотя и абсолютно необходимые на ранних этапах такой карьеры и даже позже не лишенные некой значимости, перестают быть решающими, когда тоталитарное движение сформировано, когда введен в действие принцип, что «воля фюрера — закон для партии», и когда вся иерархия движения эффективно подготовлена для исполнения единственной задачи — быстро сообщить волю фюрера всем подразделениям. Когда это достигнуто, вождь становится незаменим, потому что вся сложная структура движения без его приказов потеряла бы свою raison d'etre. С этого времени, несмотря на постоянные интриги в кругу приближенных и нескончаемые перемещения персонала с их ужасающим накоплением ненависти, ожесточенности и личного возмущения, положение вождя остается гарантированным от хаотических дворцовых переворотов, отнюдь не благодаря его собственным суперталантам, относительно которых у людей из его непосредственного окружения часто нет никаких иллюзий, а благодаря искренней и прочувствованной убежденности этих людей, что без него все может сразу же погибнуть.
Высшая задача вождя состоит в том, чтобы олицетворять двойную функцию, характерную для каждого пласта движения, — выступать в качестве магической защиты движения от внешнего мира и в то же время служить мостиком, с помощью которого движение связывает себя с внешним миром. Вождь представляет движение способом, полностью отличающимся от способов, распространенных среди обычных партийных лидеров; он требует личной ответственности за каждое действие, будь то подвиг или преступление, предпринятое любым членом партии или функционером в пределах его должностных обязанностей. Эта тотальная ответственность составляет наиболее важную организационную особенность так называемого принципа вождизма, согласно которому любой функционер не просто назначен вождем, но и является его реально действующим представителем на местах и каждое распоряжение при этом исходит как бы из одного-единственного, всегда наличествующего источника. Это полное отождествление вождя с каждым назначенным им минивождем и эта монополия на ответственность за все, что происходит, также выступают наиболее отчетливыми признаками, по которым можно отличить тоталитарного вождя от обычного диктатора или деспота. Тиран никогда бы не стал отождествлять себя со своими подчиненными, не говоря уже о каждом их действии; [822] он может использовать их в качестве козлов отпущения и охотно критиковать их для того, чтобы самому уберечься от гнева народа, но он всегда будет поддерживать абсолютную дистанцию со всеми своими подчиненными и со всеми своими подданными. Вождь, напротив, не может допустить критики своих подчиненных, так как они всегда действуют от его имени; если он хочет исправить собственные ошибки, он должен ликвидировать тех, кто воплотил их в жизнь; если он хочет возложить свои ошибки на других, он должен убить их. [823] Поскольку внутри этой организационной структуры такого рода ошибка может быть лишь ошибкой относительно личности самого вождя, то она означала бы, что вождя воплощает какой-то мошенник.
822
Так, Гитлер лично взял на себя ответственность за убийство в Потемпа, совершенное головорезами из СА в 1932 г., хотя, естественно, он не имел непосредственного отношения к этому убийству. Все дело состояло в утверждении принципа отождествления, или, на языке нацистов, во "взаимной преданности вождя и народа", на которой "стоит рейх" (см.: Frank Н. Op. cit.)
823
"Одной из отличительных характеристик Сталина… является систематическое возложение собственных злодеяний и преступлений, равно, как и политических ошибок… на плечи тех, чью дискредитацию и гибель он планировал" (Souvarine В. Op. cit. Р. 655). Ясно, что тоталитарный вождь свободно может выбрать, на кого ему возложить свои ошибки, так как предполагается, что все действия, совершенные подчиненными, инспирируются именно им, так что любого можно выбрать на роль злодея.
Эта тотальная ответственность за все, что совершается движением и это тотальное отождествление вождя с каждым из его функционеров имеют самые практические последствия — никто не оказывается в ситуации, когда он был бы ответствен за свои действия или мог бы объяснить причину этих действий. С тех пор как вождь монополизирует право и возможность объяснения, он предстает перед внешним миром единственным лицом, которое знает, что делает, т. е. единственным представителем движения, с которым еще можно говорить на нетоталитарном языке и который, когда его упрекают или критикуют за что-то, уже не может сказать: «Не спрашивайте с меня, спрашивайте с вождя». Находясь в центре движения, вождь мог действовать так, как будто бы он был над ним. И поэтому совершенно объяснимо (хотя и совершенно тщетно), для посторонних движению людей в тех случаях, когда они вынуждены иметь дело с тоталитарными движениями или с правительствами, снова и снова возлагать свои надежды на личный разговор с самим вождем. Действительная тайна тоталитарного вождя сокрыта в организации, которая дает ему возможность принять тотальную ответственность за все преступления, совершенные элитными формированиями движения, и в то же время требовать искреннего, наивного уважения со стороны наиболее простодушных сторонников. [824]
824
То, что именно сам Гитлер — а не Гиммлер, или Борман, или Геббельс — всегда был инициатором действительно радикальных мер, то, что его предложения всегда были более радикальны, чем предложения, сделанные его непосредственным окружением; то, что даже Гиммлер был потрясен, когда его проинструктировали об "окончательном решении" еврейского вопроса, — подтверждается бесчисленными документами. И также нельзя верить в волшебную сказку, что Сталин был умереннее, чем левые фракции большевистской партии. Особенно важно помнить, что тоталитарные вожди неизменно стараются предстать перед внешним миром в более умеренном образе, а их реальная роль — вести движение вперед любой ценой и пользоваться любыми методами, увеличивающими скорость этого движения, — остается тщательно сокрытой. См., напр., мемуары адмирала Эриха Редера: Raeder Е. My relationship to Adolf Hitler and to the party // Nazi conspiracy. Vol. 8. P. 707 ff. "Когда распространялась информация или слухи о радикальных мерах партии или гестапо, по поведению фюрера можно было судить, что подобные меры не исходили от него самого… В течение следующих лет я постепенно пришел к выводу, что фюрер сам всегда склонялся к наиболее радикальным мерам без всякого влияния извне".
Во время внутрипартийной борьбы, предшествовавшей приходу Сталина к абсолютной власти, он всегда заботился о том, чтобы показаться "человеком золотых намерений" (Deutscher I. Op. cit. P. 295 ft); хотя, определенно, не будучи "человеком компромиссов", он никогда не отказывался вообще от этой роли. Когда, например, в 1936 г. иностранный журналист спросил его о мировой революции как конечной цели движения, Сталин ответил: "Мы никогда не имели подобных планов и намерений… Это результат недоразумения… комичного или, скорее, трагикомичного" (Deutscher I. Op. cit. P. 422).
Тоталитарные движения назвали «тайными обществами, учрежденными среди бела дня». [825] В самом деле, как ни мало знаем мы о социальной структуре и новейшей истории тайных обществ, структура движений, беспрецедентная, если сравнивать ее с партиями и фракциями, ни с чем не имеет так много общего, как с некоторыми лежащими на поверхности особенностями тайных обществ. [826] Тайные общества также создают иерархии согласно степени «инициированности», посвященности его отдельных членов, регулируют их жизнь согласно тайным и вымышленным предпосылкам, которые заставляют смотреть на все другими глазами; используют стратегию постоянной лжи для надувательства непосвященной внешней массы; требуют безусловного подчинения от своих членов, которые вместе доказывают преданность чаще неизвестному, но всегда таинственному лидеру, который сам окружен, или предполагается, что окружен, небольшой группой посвященных, а те в свою очередь окружены полупосвященными, которые составляют «защитную оболочку» от враждебного, непосвященного мира. [827] Наряду с тайными обществами тоталитарные движения также признают дихотомическое разделение мира между «названными братьями по крови» и неопределенной, расплывчатой массой заклятых врагов. [828] Это разделение, основанное на абсолютной враждебности к окружающему миру, существенно отличается от тенденции обычных партий делить людей на тех, кто в них входит и кто не входит. Партии и вообще открытые общества будут рассматривать как своих врагов только тех, кто явно противостоит им, в то время как всегдашний принцип тайных обществ гласит: «Кто не с нами, тот против нас». [829] Этот эзотерический принцип кажется совсем неприемлемым для массовых организаций; и тем не менее в конце концов нацисты предложили своим членам психологический эквивалент ритуала посвящения в тайное общество, когда вместо простого исключения евреев из своих рядов они требовали от членов своей партии доказательств нееврейского происхождения и установили сложный механизм для того, чтобы пролить свет на темное прошлое почти 80 миллионов немцев. Это было, конечно, комедией, и довольно дорогой комедией, когда 80 миллионам немцев предписывалось искать еврейских предков. Несмотря на это каждый проходил экзамен с чувством, что он принадлежит к группе избранных, которая противостоит воображаемому множеству непригодных. Сходный принцип сформировался в большевистском движении благодаря повторяющимся партийным чисткам, которые возбуждали в каждом, кого не отвергли, веру в свою посвященность.
825
Koyre A. The political function of the modern lie // Contemporary Jewish Record. June 1945.
Гитлер (Hitler. Op. cit. Book 2. Ch. 9) подробно обсуждал все за и против при рассмотрении тайных обществ в качестве модели для тоталитарных движений. Его размышления привели его к тем же выводам, к которым пришел Койре, т. е. принять принципы тайных обществ без их секретности и учредить их "среди бела дня". В стадии, когда движение еще не пришло к власти, вряд ли было что-то, что нацисты держали в секрете. Только во время войны, когда нацистский режим стал целиком тоталитарным и партийное руководство оказалось окруженным со всех сторон военной иерархией, от которой зависело ведение войны, элитные формирования были проинструктированы в не очень четкой форме держать в абсолютной тайне все, что касалось так называемых окончательных решений, т. е. депортаций и массовых уничтожений. Это было время, когда Гитлер начал действовать как главарь шайки заговорщиков, но лично не признавая этот факт и не заявляя об этом во всеуслышание. Во время дискуссии с Генеральным штабом в мае 1939 г. Гитлер выдвинул следующие правила, которые звучали так, как будто были скопированы по образцу тайного общества: 1. Не следует информировать никого из тех, кому знать не положено. 2. Никому не следует знать больше чем нужно. 3. Никому не следует узнать о деле раньше, чем ему полагается (цит. по: Holldack Н. Was wirklich geschah. 1949. S. 378).
826
Это умозаключение можно прямо соотнести с выводами Георга Зиммеля (Simmel G. Sociology of secrecy and of secret societies // The American Journnal of Sociology. Vol. 11. No. 4. January 1906). Эти же соображения содержатся также в главе пятой его книги "Социология" (Soziologie. Leipzig, 1908), выдержки из которой переведены Куртом Вольфом (см.: Wolff K. Н. The sociology of Georg Simmel. 1950).
827
"Именно потому, что более низкие слои общества образуют ряд опосредованных переходов к подлинной сердцевине тайны, они обеспечивают постепенное уплотнение защитной завесы вокруг одного и того же предмета, что охраняет тайну гораздо лучше, чем это сделали бы крутые меры радикала, находящегося внутри или снаружи этот общества" (Simmel G. Op. cit. P. 489).
828
Термины "кровные братья", "кровные товарищи", "кровное сообщество" повторялись в нацистской литературе ad nauseam. Это происходило отчасти потому, что они носили отпечаток юношеского романтизма, широко распространенного в немецком молодежном движении. И в основном Гиммлер воспользовался этими терминами в более определенном смысле, представив их в качестве "главного лозунга" СС: "Таким образом, мы выстроились в одну линию и маршируем в будущее, следуя неизменным законам, таким, как национал-социалистский порядок нордических людей и как братское сообщество нордических племен [Sippen]" (см.: Alquen G. de. Op. cit). Кроме того, он придал этим терминам ярко выраженное значение "абсолютной враждебности" всем остальным народам (см.: Simmel G. Op. cit. P. 489): "Тогда, когда все человечество, от 1 до 1,5 миллиарда [sic!], объединится против нас, против германских народов…" (см. речь Гитлера на собрании генералов СС в Познани 4 октября 1943 г.: Nazi conspiracy. Vol. 4. P. 558).
829
Simmel G. Op. cit. P. 490. Этот принцип, как и многие другие, был приспособлен нацистами после тщательного исследования подтекстов "Протоколов сионских мудрецов". Еще в 1922 г. Гитлер сказал: "[Господа правые] еще не поняли, что не обязательно быть врагом евреев, чтобы однажды попасть… на эшафот… вполне достаточно… не быть евреем: это обеспечит вам эшафот" (Hitler's speeches. P. 12). В то время никто не мог предположить, что на самом деле означает эта специфическая форма пропаганды. Она же означала следующее: когда-нибудь будет не обязательно быть нашим врагом, чтобы попасть на эшафот, будет вполне достаточно быть евреем, или, в конце концов представителем любого другого народа, объявленного "расово непригодным" некоторой Комиссией по здоровью. Гиммлер сам верил и проповедовал, что СС в целом основывается на принципе: "Мы должны быть честными, порядочными, лояльными и дружески настроенными по отношению к тем, в чьих жилах течет наша кровь, и ни к кому больше" (Op. cit., loc. cit).