Истории Раймона Седьмого

В довершение всего, в автобусе напротив меня разместился священник. Нет, я всё понимаю, работа у человека такая, но зачем на меня-то глядеть с таким пренебрежением? Я отвернулся к окну, почему-то вспомнилось, как хоронили бабушку. Мать потом говорила, что я весь аж почернел тогда. В памяти остались какие-то отрывки, то, как постоянно гасли свечи в церкви, и у меня кружилась голова от ладана. Петрович выволок меня на улицу, за ограду и сунул сигарету. Потом я ещё пару раз заходил в церковь, но как только голова начинала нестерпимо болеть, бежал к катафалку, курить.

Потом вспомнился забавный случай…как мы, студенты, попёрлись в какое-то село, смотреть в церкви фрески. Фрески, по словам препода, были очень древние, чуть ли не времён Киевской Руси, а церковь доныне действующей. И была там некая, вроде как чудотворная, икона, тоже невообразимо древняя, и чудесным образом всё исцеляющая, и все желания исполняющая, в пределах разумного, конечно. Явились мы туда, разумеется, не во время службы, но храм был открыт. Нас только попросили не шуметь и приличия соблюдать, а кто хочет святыне поклониться, купить свечку. Было нас человек пятнадцать, и в самой церкви ещё человек пять, поклонялись, значит. Ну, я зашёл, и, раз прилично себя вести обещали, бандану с головы снял и в рюкзак засунул. Тут меня за рукав дёргает монашка в возрасте и говорит:

– Девочка, ты платочек-то одень, не подобает в храме с непокрытой головой…

– Он мальчик!- громогласно заявил наш староста, - ему можно!

Монашка вспыхнула как маков цвет и мигом ретировалась. Мы осматривали фрески, что-то пытались зарисовать. Время от времени народ на меня поглядывал и ехидно хихикал. Мне и самому было смешно…

Потом решили поклониться чудотворной иконе и желания загадать. Зачем я, некрещёный и вообще неизвестно к какой конфессии принадлежащий решил ввязаться в сие действо, до сих пор не понимаю, наверно сработал пресловутый стадный инстинкт, или моё неуёмное любопытство. Но я купил вместе с остальными свечку и встал в очередь к иконе, лихорадочно вспоминая, как надо креститься. Очередь шла быстро, люди по одному поднимались по лесенке к иконе, стоящей в застеклённом ящике-киоте, крестились, кланялись, ставили свечку и спускались с другой стороны. Наконец настала моя очередь, я поднялся, перекрестился, вроде руки не перепутал, ага, специально взял свечку в левую руку, поклонился…бамммм! Треснулся лбом в стекло киота ,ну кто же знал, что оно так вперёд выступает! А я, как идиот, поближе подошёл, икону разглядеть. Народ тихо постанывал, громко ржать никто не решался, учитывая святость места и торжественность момента. Я приткнул свою свечку и быстро спустился.

– Граф, а граф, - веселился народ, выходя из церкви,- это как же ты нагрешить успел, что тебе в церкви богородица в лоб дала? Чуешь ли ты вразумление божие?

Мне было смешно, и немного обидно.

– Нам, лангедокским катарам, это нипочём,- гордо заявил я, и кто-то из девчонок пожертвовал мне монетку, которую я торжественно налепил себе на лоб.

Я , конечно, рассказал эту историю Маргарите Егоровне, и она тихонько посмеялась.

– Спасибо, кажется, я даже знаю, где это было,- улыбнулась она,- село Журавкино, верно? Мы тоже туда ездили, в церковь, и нам про студента, который лбом стекло разбил, рассказывали.

– Вот вруны!- возмутился я,- стекло целое осталось, оно противоударное, попробуй выбей! А икона там интересная была, на строгановские письма похожа. Только я не разглядел как следует, очередь же.

Наконец мы приехали. Дочь Елены Сергеевны на входе в столовую отдала мне небольшой альбом с розочкой на обложке. Я поблагодарил и убрал его в рюкзак. Поминки не обманули моих ожиданий, на меня оглядывались, ну и ладно. Зато моя персона, надеюсь, немного скрасила людям печальный повод. При первом же перекуре я потихоньку ушёл, Маргарита Егоровна торжественно заверила меня, что её довезут на такси со всеми удобствами и совесть моя была чиста. А мне хотелось скорее попасть домой и посмотреть, что же такое передала мне Елена Сергеевна. 

История девятнадцатая. Всяко разно.

У подъезда маялся брат. Судя по его примороженному и несчастному виду, маялся он довольно давно.

– Ты чего тут?- настороженно поинтересовался я.

– Мать в больницу увезли,- горестно сообщил он,- живот у неё заболел, ночью. Утром скорую вызвали.

– В какую повезли?- я тут же забыл о своих проблемах.

– Не знаю,- брат шмыгнул носом,- отец с ней поехал, а потом сказал на работу… а я к тебе.

Я вытащил телефон- пропущенных не было. Это малость успокаивало, если бы случилось что-то серьёзное, то Петрович мне бы позвонил.

– А ты почему не в школе, а?- строгим голосом поинтересовался я .

– Так это,- он состроил горестную мину,- никого ж дома не было… я и…

– Проспал,- закончил я предложение. – Дрых, как слон, пользуясь случаем. А когда проснулся, решил отмазаться, типа заботливый, брату сказать, да?

– Ну, отец сказал, до тебя доехать после школы,- он вытер нос рукавом,- а дома это, ну, есть хотелось…

– А еда в холодильнике, а его ж ещё открыть надо,- фыркнул я,- а у нас дома нету никого!

Брат подозрительно принюхался.

– А ты чего не на работе? Выпил, да? А на меня наезжаешь, а сам!

– А я с похорон иду. Мне можно,- я открыл подъезд,- иди уж, страдалец. Давно мёрзнешь-то?

– Ну… час где-то,- брат поёжился и шмыгнул в подъезд,- а кто помер?

– Деда нашего первая жена. У него оказывается, до бабушки ещё жена была, вот она и померла. А её подруга в моей школе работает, она мне и сказала.

– И чё, наследство что ли оставила?- недоверчиво поинтересовался меркантильный подросток.

– Альбом с фотками,- обломал я его,- мне. А тебе, мелкий, фигу.

Мы вошли в квартиру. Я поставил чайник, вытащил из холодильника кастрюлю с супом и разогрел одну порцию. Мне-то есть не хотелось. Сашка набросился на суп, точно век не едал, а я вытащил телефон и набрал Петровича.

– Чего случилось?

– Да Валентине чего - то нехорошо стало,- Петрович вздохнул,- перестраховались немного, сам понимаешь, возраст то уже, в общем, не девочка. Вроде в больнице говорят, ничего такого, полежит пару неделек, а там посмотрят.

– И в праздники тоже в больнице?- чего-то мне грустно стало. Все, значит, праздновать будут, а мать в больнице…

– Да, может, отпустят, - утешил меня Петрович,- если всё хорошо будет, вроде намекнули, что можно так, лекарства с собой дадут, уколы…а ты что, не работаешь сегодня?

– Я на похоронах был, первая жена деда умерла. Отпросился, домой пришёл, а Санька тут у подъезда дежурит. Проспал школу,- заложил я мелкого. – Мы тогда вечером к матери придём, навестим, ей надо чего?

– Да вроде пока не звонила, наверно всё есть,- хмыкнул Петрович,- я попозже загляну, поговорим.

Братец дел суп, налил себе чаю, нашёл вазочку с конфетами и блаженствовал. Кот лежал на столе рядом с вазочкой и внимательно следил за процессом исчезновения конфет. Бдил.

Я насыпал коту корм, налил воды. Брат покосился в мою сторону.

– Чего отец сказал?

– Сказал, что ремня тебе даст,- успокоил я его,- нефиг прогуливать. А мать наверно на новый год отпустят.

– Хорошо бы…- он потянулся,- а то тоскливо как-то.

– Без ремня?- уточнил я.

– Без мамы, отец только пугает,- брат фыркнул.