Истории Руана

– Фантазии больного духа!
– хмыкнув, уточнил я.

– Что это меняет? Ничего. Вы остаетесь самим собой, а, значит, нарушать принципы не представляется возможным... Искусство - плод деятельности. Возвышенной, призванной давать силы верить, надеяться или любить.

– Или бояться...

Коротышка согласно покивал:

– Бывает... Только это не искусство.

– А что?

Пыхнул сигарой:

– Если вас призывают бояться - принуждение. В свою очередь бесстрашие, верность принципам, доверие спутникам - неуязвимость. Усомнились в себе - тотчас проиграли.

– Ситуации разные бывают.

– Хехе... а жизнь-то одна...
– захихикал старик-гоблин, жадно прислушивающийся к каждому слову.

– Вы заметили одну особенность этой прелестной галереи?
– коротышка с интересом уставился на меня.

– Вы имеете в виду такое удачное расположение?

Коротышка улыбнулся:

– Заметьте - в городе, пронизанном веяниями религиозных течений, иное искусство не в почете. Полотна, не воспевающие божественные сущности, игра с деревом, не намекающая на извечные битвы и споры... И три часа отсиживания задницы в ожидании помощи.

– Следуя логике ваших слов, нам следует вынуть из рам труды неизвестного мастера, и сохранить эти ценности, дабы просветить жителей святого города.

Старик-гоблин захихикал, а коротышка отмахнулся сигарой:

– В этой ситуации достаточно будет и напутственных слов. Например: горите так, чтобы занялись причинные места высшего патриархата славного Туриона.

Я с трудом удержался от смеха:

– Вы не любите храмовых вельмож?

– Люблю. Особенно в непрезентабельном виде побирушек у подножия храмов. Жаль, скидывать илийские шелка желчные старцы не торопятся...

– Сие в корне не верно!
– присоединился к беседе Свето-Зар.
– Служить богу - величайшая награда и поистине тяжелейшая ноша. Истинный святой, отринув мирские ценности, помогает неокрепшим душам найти путь во мраке тварного существования, ибо иной цели, иначе как достижения осознанности, быть не может!

– Молодой человек, - влез гоблин, - вы сейчас о ком вообще говорите?

– Как это о ком?
– растерялся адепт.
– О патриархах храмов, сиречь святых, окрепшим разумом и духом, проводников.

– Вы вообще видали их хоть раз?

– Не доводилось...

– Называть святыми крючконосых, пузатых, замотанных в шелка и увешанных драгоценностями хищников - не по-божески. Да и кого в силах наставить помазанник божий, не видавший жизни тварной?

– Не любите вы храмовых светил. И это в святом-то городе!
– хмыкнул я.

– Вы пройдитесь по улице мучеников - все поймете...

– Сие есть проявление неверия! Ибо мятущаяся в плену иллюзий душа не может найти пристанища, уверовать в силы высшие, божествам присущие, да застит взор свой неправедностями глупыми. А стоить лишь поверить...

– У меня, молодой почитатель, прошу заметить, несколько иное мировоззрение. И мой взор, как вы заметили, не застит блеск куполов и богатство одежды храмовых служек. Посему я берусь утверждать: не несите околесицу!

– Истинная вера защищает! А вы юлите, вот и вляпались, - Свето-Зар не стал сдаваться.

– Хе-хе... а вы, значит, порхаете?
– захихикал гоблин.

– Неверие жителей Туриона всему, выходит, виной, - покачал головой Свето-Зар и сплюнул.

Вот те раз. Уж чего, а подобного сложно было ожидать от пухлого адепта...

– Да перестаньте!
– коротышка выдохнул целое облако черного, но при этом совершенно не улавливаемого на запах, дыма.
– Если уж на то пошло, то сейчас в галерее как раз и собрались неверующие. Турион же бдит. Нет - чтит! Правда, затрудняюсь перечислить кого. Много их уж больно.

– Хулить святых нельзя!
– Свето-Зар задрал подбородок и нахмурился.

– Да кому твои святые нужны. У нас своих вон, почитай, пол города, - заметил старик-гоблин.

– Отчего тогда...

– Так, хватит трепаться!
– не выдержал я.
– Напутственные слова: пусть мы и не видим красоту этих полотен, но я знаю, существуют те, для кого такие картины как божественное откровение. И пусть они их увидят! Когда-нибудь... И желательно подальше отсюда. Жги к троллям!

Свето-Зар последние слова принял как призыв к действию: светоч нырнул в наваленную кучу, из которой мгновенно брызнули язычки яркого пламени. Ухнуло. Вся куча разом занялась, отогнав нас чуть ли ни к стенам комнаты. И тут поджидало разочарование: от горящих полотен не потянулось даже струйки дыма...

– Хоть погреемся, - недовольно заметил я.

– Эх, хороша. Но ради дела...
– пробормотал коротышка и выудил из одежды бумажный цилиндрик. Ловко надорвал и кинул в огонь. Сигара в упаковке упала на не желающее заниматься полотно.

Целую минуту ничего не происходило. Огонь бушует, картины горят, а сигара в упаковке нежится в пламени. Наконец разгорелась. Над костром поднялся золотистый дымок. Собрался в облачко под потолком... и уверенно пустил струйку к одной из открытых дверей.

– Двигаем!
– бросил я и рванул за путеводным, надеюсь, дымом.

Свето-Зар подвесил свой шарик надо мной, так что освещения вполне хватило для уверенного движения. Только открывая каждую дверь, я все же сначала заглядывал в комнату, лишь потом заходил. Пробежали пять залов, потом еще два - и вышли в хорошо знакомый холл. Но тут кое-что изменилось: появилась светлая полоска по верху одного из окон. Тонкая, не шире ладони, но явственно сквозь нее проникают слабые лучи вечернего солнца.

– Отлично!
– радостно выдохнул за спиной коротышка.

– Вы так считаете?
– не согласился незнакомый, глубокий и сильный голос.

Я резко обернулся: последним шел Свето-Зар, и именно он, прикрыв за собой дверь, произнес последнюю фразу. Радостно осклабился, сверкнув совершенно безумными по виду глазами - черными, с несколькими яркими желтыми кругами. Тролльи пляски!

Свето-Зар широко улыбнулся, продемонстрировав практически волчий оскал:

– С кого начнем?