Истории Руана

Кстати - а не потому ли эта гадость везде растет? Паранойя...

Крушивец оторвался от кувшина, окинул стол безумным взором, схватил тарелку с безумной мешаниной "всего что было под рукой", залитой густой сметаной, и грациозным движением исполнил мечту любого жениха - нырнул лицом в салат.

Мда. Был бы художником - стал бы знаменитым на весь Руан. Ибо полотно "Состоятельный вельможа путешествует по Свободным городам" понравилось бы всем без исключения. Обывателям: богач-купец упился до помрачения рассудка. Купцам: "И это дворяне?! Босяки в шелках!". Вельможам: есть еще магия в амулете! Разве что гоблины поинтересовались бы: а все сожрал? Орки заметили б: посуду мелкую выбрал. Ну и гномы хмыкнули в бороду: "Нашей не пробовал еще, стал быть."

Пока я сокрушался об отсутствии необходимых для создания шедевра навыков, Крушивец превратился в статую, лишь изредка похрюкивая. Когда человечек взрыкнул, я не удержался:

– Простите: что вы сказали?

– Недосолено!
– снял пустую тарелку с лица Эрз.
– Негодяи! Так небрежно относится к "юри оли касилла"! Где цини, люти, хаве наконец!

"Гоблины бы оценили..."

– Ола-ла... И это экспресс уважаемой компании. И вот! Как так?!
– потряс кувшином.

– Забыли что?

Эрз окинул меня хитрым взглядом:

– Вам, как приверженцу трезвости по утрам, в обед, простительно. Кстати: хоть вечер остался для послабления? Так вот, вот так. Ола-ла...
– покачал головой Эрз. Извлек из кармана идеально выглаженный платочек и принялся вытирать забрызганную мордашку. На удивление продолжил:

– Наш милый проводник своим бесчестным поступком выразил небрежение к древнейшей традиции великого знания! Осквернять "Горную слезу", наливая благословенный напиток в простую поделку из подножной грязи, - кощунство. А ставить означенную бутыль под правую руку - зело корыстно!

"Гномам точно понравилось бы..."

– Плетей негоднику! Сервировать стол на двоих, выставляя такие мелкие тарелки - куда хозяин смотрит, а? Вы скажите, а?
– принялся дальше сокрушаться Эрз, хотя пять минут назад с удовольствием прикладывался к блюду с птицей. Впрочем, продолжая бурчать, Крушивец перешел к следующему блюду - изысканной выпечке. Сладостям. Делая осторожные мелкие глотки "Слезы", и закусывая кремовыми пирожными.

"Вот так и теряются возможности к стремительной известности и сказочному обогащению. Нехватка умений... Эх! Впрочем - не факт. Создать шедевр - даже не пол дела. Так, первый шажок. И неизвестно - оценят ли? Ибо сегодня в фаворе подшучивать над сильными мира, а завтра за оное и по мордасам дать могут. За осквернение, так сказать, святынь. Ибо не должно! Перепрыгивать через толпы, зажав шедевр под мышкой, и отмахиваясь им же от особо ревнивых."

Неправильный салат, сладости и маленькие глоточки древнейшей традиции гномов вернули первоначальный цвет лица Крушивцу, отчего тот заметно повеселел.

– Вернемся к свободе! Как вы думаете, мистер Россеневский, есть ли у нее недостатки?

– Как и у всего: есть.

– Прям таки у всего? Ола-ла...
– покачал головой человечек.

– Идеальных вещей нет, - подтвердил я.

– Истинно так! Позвольте замечание: не в вещах дело. Не так ли? Так ли? Поспорите? Согласны? Против?

– Именно так. А вы? Не согласны?

– Я, как представитель иного поколения, имею четкие и твердые понятия. Сложные и запутанные, многослойные и подправленные, измененные и утвержденные. Улавливаете?

– То есть вы, мистер Крушивец, хотите сказать, что ваши убеждения зависят от сиюминутного настроения? Подправленного?

– Эрз Мы, Эрз Мы!
– замахал лапками Крушивец.

– Старит, молодой человек, старит такое обращения. Вас - мужает. Меня - старит. Дед, прадед, прапрадед, прапрапра...

– Понял! Извините, - с трудом прервал словоизлияние.

– Убеждения - как шкатулка. Сегодня вы положили одно, завтра другое, через год... ола-ла... сколько накопилось! Тянетесь достать одно - и что? Находите, да? А не тут-то было! Опись, понимаете ли, затерялась. Где оно? Убеждение. Убеждение? Где? То оно? Или то оно? А?

Не зря гномы нахваливают свои древние традиции. Чем дальше - чувствую, - тем меньше останется понимания. Будь хоть трижды адекватным и внимательным, разобраться в волне "Горной слезы" можно лишь воспользовавшись услугами крутого дешифровщика. Парочкой хороших подходов, тарелочкой другой салатика...

– Выбирать наугад?

– Истинно! Потрясли, открыли, вытащили. Что? Все перепуталось, смешалось, исказилось, осталось... ола-ла! Подправленное и утвержденное!

– Так и рехнуться недолго, - заметил я.

– О чем и речь! Двадцать семь! Представьте: двадцать семь! Лет, истинных моих, прожитых, драгоценных и не забытых, счастливых и радостных, тяжелых и интересных... И что, спрашиваю я вас, хочется? а, что?

– Повеситься, - хмыкнул я.

– Ола-ла, - покачал головой Крушивец.
– Такие мысли приходят... И к булочнику, что каждое утро тридцать лет встает раньше солнца, и затюканному клерку в управе, и хозяину игорного заведения... Всем! Но не должно! Понимаете?! Да? Поддаваться! Мы в силах - открыть шкатулочку и достать...
– и хитро так, с прищуром, растянув губы в широкой улыбке, уставился на меня.

Я промолчал. Крушивец приглашающе кивнул.

Закивал активней.

– Подправленное и утвержденное.

– Истинно так! За Свободу!

Выпили. Я сок. Эрз Мы, смущенно улыбаясь, налил себе из кувшина, облюбованного мной.

– Так вот, вот так. С чего мы начали? Ола-ла... Двадцать шесть прошений, и завтра, по приезду, наняв лучший экипаж, завезу его, двадцать седьмое. Я многого разве прошу, а? Многого?

Я неопределенно кивнул.

– Их жадность не знает границ. Всего один день, в году, один экспресс! Без, вы понимаете, без! Один!

В тишину купе, прерываемой лишь словами, глотками и довольным урчанием желудков, вплелся неясный гул. Крушивец бросил взгляд в окно - плечи поникли и такая грусть отразилась на по-детски кукольной мордашке. Я проследил за его взглядом.

На тихий и спокойный перрон выплеснулось наводнение: поток тел, смешение рас, гул растревоженного улья. Река разномастных существ пронеслась со скоростью идущей рысью лошадью и скрылась где-то в хвосте экспресса.

– К свободе нужно готовиться, мистер Россеневский, - громко, казенным тоном, сказал Крушивец.
– Ибо она, по незнанию, бьет. Палкой. По голове.

Прозвучало страшно: истинно пророчески.

Я сглотнул, пошарил на столе в поисках кувшина с соком, нашел, сделал два резких глотка... Перехватило дыхание, глаза запросились на свободу, слепо нашарил первую же тарелку и, издав довольное урчание, нырнул...

Дальнейшее помню смутно. Ели, пили, бурно обсуждая картины за окном. Ругали всех: начиная от ушастого проводника и заканчивая абсурдной внешней политикой Империи. Мужественно обороняли наш чистенький вагон от грязных зеленых, рыжих, и, если не померещилось, фиолетовых рож.