История библейских стран

Ханаанский мир обладал довольно разветвленными внешними связями. Но в политическом и экономическом плане наибольшее значение имели контакты с Египтом. Если со сравнительно далеким Библом египтяне поддерживали оживленные торговые связи, оказывая и огромное культурное воздействие на этот город, то более близкие районы рано стали объектом не только торговых, но и военных экспедиций Египта. Синайский полуостров привлекал египтян богатыми залежами меди и бирюзы. И контакты с населением этого полуострова египтяне установили довольно рано, уже во времена I династии, т. е. на рубеже IV–III тысячелетий до н. э. Один из первых фараонов — Нармер, может быть, стремясь взять в свои руки важный торговый путь, проходивший в этом районе, подчинил себе юго-западную часть Палестины, хотя и явно ненадолго (Yevin, 1960, 199–203; Levy and oth., 1995, 26–33; Yurgo, 1995, 86–87). А при III династии происходили уже несомненные военные столкновения (Helck, 1962, 13–14). Они еще более усилились при последующих фараонах. Но фараоны не ограничились Синаем. Третий фараон VI династии Пиопи I (XXIV в. до н. э.) не раз направлял свое войско против "тех, кто на песке" и севернее, сокрушая их твердыни, уничтожая сопротивлявшихся, вырубая виноградники и сады, сжигая поселения (Перепелкин, 1988, 376–377). Это описание, вероятнее всего, относится к Палестине (Helck, 1962, 21).

Фараоны не ставили своей задачей подчинение Палестины, включение ее в состав царства Верхнего и Нижнего Египта. Это были, по существу, грабительские походы, и они наносили жителям ощутимый вред. Такие походы, уничтожая и людские ресурсы, и производительные силы, задерживали социально-политическое развитие Палестины. Возможно, подчинение египтянами Синая привело к гибели южно-палестинский город Арад, чья экономика была в значительной степени основана на торговле синайской медью и медными изделиями (Amiran, 1986, 76). С другой стороны, однако, сама необходимость защиты от нападений как соседних скотоводческих народов, так и египтян стимулировала объединение людей и строительство укреплений, становившихся с течением времени настоящими городами.

В 2600–2300 гг. до н. э. и в Сирии, и в Палестине появились люди, изготовлявшие так называемую хирбет-керакскую керамику (Weippert, 1988, 152). Происходили они, вероятно, из Восточной Анатолии (Мерперт, 2000, 146). Их считают хурритами, народом, который в будущем сыграет значительную роль в Передней Азии. С их появлением связано разрушение некоторых городов (Amiran, 1986, 75–76). Но это вторжение в целом не нарушило развитие городской цивилизации. Хурриты, или протохурриты довольно скоро, по крайней мере в Палестине, ассимилировались и включились в общую социально-политическую эволюцию.

Внутренняя Сирия была в гораздо большей степени связана с Месопотамией. В то время, когда еще не был одомашнен верблюд, прямой путь, идущий через пустыню и соединяющий Двуречье с Палестиной и далее с побережьем Средиземного моря, а также Египтом, был практически невозможен (Дьяконов и др., 1988, 210). Поэтому Месопотамия могла сообщаться со средиземноморским побережьем только через Северную и частично Центральную Сирию. Понижение горных цепей, отделяющих Внутреннюю Сирию от Средиземного моря, открывало и три важнейших пути между Месопотамией и этим морем. На этих путях и возникают значительные центры Сирии бронзового века: Халпа (Халеб, Алеппо), Эбла, Катна. Северная Сирия, через которую проходили эти пути, отличалась от южной части страны относительным плодородием и наличием достаточных водных ресурсов, что, наряду с пролеганием торговых путей, способствовало возникновению здесь городов (Liere, 1963, 114–117). Во второй половине III тысячелетия до п. э. наиболее важным из них была Эбла.

Как уже говорилось, само поселение, давшее начало городу, появилось около 3500 г. до н. э., а приблизительно через тысячу лет или немного больше оно превратилось в город. Еще на стадии сельского поселения Эбла, вероятно, установила какие-то контакты с Месопотамией, причем главным ее партнером должен был быть Урук, откуда эблаиты заимствовали термин "эн", ставший шумерским эквивалентом местного "маликум", как они называли главу своей общины (Matthiae, 1995, 330–332). Действительно, титул "эн" в Шумере носили только правители Урука, в то время как главы других городов-государств именовали себя обычно "энси" (Дьяконов, 1983, 171). Трудно себе представить, почему эблаиты заимствовали именно урукское название правителя, если они с этим городом не были никак связаны. Но надо подчеркнуть, что позже, когда здесь уже возник настоящий город, игравший значительную роль в экономических контактах и политических взаимоотношениях региона, никаких связей Эблы с собственно Шумером, в том числе с Уруком, уже не существовало. Может быть, уже тогда, на самой ранней стадии своего развития, эблаиты заимствовали шумерскую клинопись и широко использовали шумерские написания тех или иных слов, которые в тоже время читались по-эблаитски. Это была довольно распространенная практика на Ближнем Востоке, и эблаиты здесь не были исключением.

В середине III тысячелетия до н. э. резко интенсифицируется торговля металлами (Muhly, 1977, 73). Это непосредственным образом сказалось на экономике тех мест, которые, как было сказано выше, находились на торговых путях. В Эбле качественный скачок произошел около 2400 г. до н. э., когда на вершине холма появляется царский дворец, занимавший и часть склонов, а под ним расположился "нижний город". Дворец представлял собой огромный комплекс сооружений, в котором были представлены не только жилые и административные помещения, но и склады различной продукции. За пределами города дворцу принадлежали какие-то участки земли (может быть, целые деревни) и стада, продукция которых шла на прокорм царя и царской администрации. Наряду с этим во дворец поступали также золото, серебро, ткани и готовые одежды, которые частично были предназначены самому царю и его семье, а частично распределялись между служащими дворца. Дворец, таким образом, выступал не только как административный и жилой центр, но и как хозяйственно-распределительный организм. Все продукты, поступавшие во дворец, тщательно учитывались, о чем свидетельствует большое количество обнаруженных археологами записей, относившихся к последним годам существования Эблы. Они-то и дают возможность подробнее узнать об этом городе и его политике. К сожалению, эти записи относятся только к царскому хозяйству и дворцовой администрации и дают очень мало сведений о жизни тех кругов населения Эблы, которые находились вне царского сектора. К тому же толкование текстов очень затруднено и порой приводит разных ученых к различным выводам. Как кажется, наиболее адекватна интерпретация основного раскопщика Эблы П. Маттиэ (Mattiae, 1995, 250–284) [1] .

1

В изложении истории и внутреннего устройства Эблы мы в значительной степени следуем именно выводам П. Маттиэ, хотя и не абсолютно полностью.

Все, что имело отношение к дворцу, правителю и его семье, его администрации, его владениям, носило название SA.ZA и противопоставлялось городу — uru-bar. Во главе государства стоял царь, носивший шумерский титул "эн" и западно-семитский "маликум". Последнее по своему происхождению означает "тот, кому советуют". Позже такой или подобный термин стал в различных западно-семитских языках просто означать "царь". Но в Эбле, возможно, он еще сохранил свое старое значение, ибо наряду с ним значительную роль играли "старцы дворца". В чем она состояла, пока точно не известно, но они могли быть именно советниками царя. Еще, пожалуй, большее значение, чем "старцы", имели "визири", должность которых именуется "лугаль лугаль". Им поступало больше золота, серебра, тканей и различных продуктов, чем всем остальным членам дворцовой администрации, вместе взятым. Эти люди, по-видимому, возглавляли административную систему Эблы. Известны имена таких "визирей" — Аррулум, Ибриум, Иб-би-Зикир, Дубуху-Ада. Характерно, что три последних были соответственно дедом, отцом и сыном. Можно полагать, что эта должность была практически (а может быть, и юридически) наследственной. Известны и некоторые цари Эблы — Абур-Лим, Агур-Лим, Ибби-Даму, Ба-Даму, Энар-Даму, Ишар-Малик, Кун-Даму, Адуб-Даму, Игриш-Халам, Иркаб-Даму и Ишар-Даму, возможно, последний царь Эблы. Три последних царя, несомненно, составляли династию. Генеалогия остальных неизвестна, но это едва ли означает, что они не были связаны друг с другом происхождением и что должность царя в Эбле долгое время была выборной, пока, наконец, не стала наследственной. Думается, что наследование власти от отца к сыну возникло довольно рано. Конечно, это не значит, что в Эбле не могло быть узурпаций, но о них нам ничего не известно.

В Эбле уже сформировался довольно разветвленный бюрократический аппарат. Это было продиктовано требованиями самой экономической системы, ведь дворец, как уже отмечалось, был крупным хозяйственным центром, здесь были сосредоточены огромные поступления, нуждавшиеся в тщательном учете и распределении. Дворцовые чиновники именовались лугалями. Этот шумерский термин, который в Месопотамии обозначал царя, здесь прилагался к различным должностям дворцовой администрации. Были лугали, которые руководили теми или иными отраслями деятельности, но были и те, которые контролировали отдельные территориальные единицы. Специальные чиновники "наблюдали" за торговой деятельностью или сами организовывали торговые караваны, ибо значительная доля торговли велась государством и им организовывалась (Pettinato, 1979, 184). Чиновники в зависимости от своей должности получали пайки от дворца (Pinnock, 1990, 40). Высшие чиновники, в том числе "визири" могли получать в свое распоряжение и целые деревни, порой даже несколько (АгсЫ, 1990, 53). Собственником таких деревень или земельных участков, вероятно, оставался царь, но продукты, там получаемые, шли на прокорм соответствующего чиновника.

В царский сектор входило большое количество зависимых от царя людей, в том числе непосредственных производителей, которые для произведения определенных работ объединялись в "рабочие отряды", находившиеся под командованием специальных "надзирателей". Их численность была различна. Известны "отряды" и из 50, и из 300 человек (Archi, 1990, 54). Часть их жила непосредственно в Эбле или около нее, а другие обитали в разных других местах государства. Часть непосредственных производителей именуется рабами (ir), но существовало ли на деле четкое различие между "рабами" и "людьми", а если существовало, то в чем оно конкретно выражалось, пока сказать трудно.

Само местоположение Эблы на высоком холме, господствующем над сравнительно плоской окружающей равниной, недалеко от значительного водного источника (ныне превратившегося в болото) и на одном из путей из Месопотамии к Средиземному морю обеспечило ей первенствующее положение в округе. В итоге (каким образом и в течение какого времени, неизвестно) Эбла подчинила себе многие другие города Сирии и Верхней Месопотамии. Не исключено, что территория, подчиненная Эбле, охватывала всю область, населенную "эблаитами", т. е. носителями "эблаитского" языка (ср.: Дьяконов и др., 1988, 215). Вероятно, под властью Эблы оказалась вся или почти вся относительно плодородная зона Внутренней Сирии, в рамках которой сложились экономические связи, определенные сосуществованием земледельческих и скотоводческих районов и торговыми путями, объединяющими различные города всей этой зоны. Но характерно, что глава каждого города, подчиненного Эбле и ее царю, носил также шумерский титул "эн". Это свидетельствует о том, что подчиненные города не были непосредственно инкорпорированы в саму Эблу как государство, а сохраняли свою автономию. Вероятнее всего, речь идет не о территориальном государстве со столицей в Эбле, а о конгломерате ряда городов-государств, признававших верховную власть Эблы и ее царя. Возможно, степень зависимости отдельных городов от эблаитского царя была различной. Так, находившиеся достаточно далеко от Эблы Хамат и Катна, являвшиеся к тому же сами значительными торговыми центрами, обладали довольно высокой степенью автономии (Pinnock, 1990, 42). Подчиненные города платили "взносы", т. е. практически дань эблаитскому царю (Pettinato, 1979, 182). Надо отметить, что наряду с энами отдельных городов существовали также лугали той или иной местности, но каковы были отношения между ними, сказать трудно.

Явно существовал в Эбле и общинный сектор социально-политической и, по-видимому, экономической жизни. На его существование намекают упоминания "старцев", которые не относились к дворцу и были, вероятнее всего, главами общин. Встречающееся сочетание "царь и Эбла" говорит о том, что город рассматривался как определенная политическая единица, равноценная царю. Именно община, видимо, и составляла uru-bar; упоминаемый в архивных документах наряду с SA.ZA — дворцом. В текстах наряду с посланцами", как именовали людей, торгующих от имени государства, упоминаются "торговцы". Есть основания полагать, что так называли именно частных купцов (Pettinato, 1979, 184–185). В какой степени частные лица были заняты сельским хозяйством или ремеслом, мы сказать не можем. Тот факт, что наши знания черпаются только из царских архивов, не дает возможности более или менее подробно говорить об общинном секторе Эблы. И мы можем только утверждать, что он существовал.