История Фридриха Великого.

Пролог к войне открылся в Силезии. В марте Лаудон проник в Верхнюю Силезию. Она была защищаема Мантейфельским полком, под командой генерала Гольца, который решил отступить к Нейсе. На пути Лаудон окружил его со всех сторон и отправил трубача с требованием, чтобы пруссаки сдались в плен, а в случае отказа грозил всех до одного положить на месте. Гольц провел трубача перед своим фронтом и объявил солдатам предложение неприятеля. Взрыв негодования был ответом храброго полка.

Тогда австрийцы всей своей силой ринулись на пруссаков, но мантейфельцы дрались, как львы, отбили врага, заняли крепкую {367} позицию и отняли у австрийцев охоту испытать вторичное нападение. Лаудон потерял до четырехсот человек, тогда как у Гольца пало только сто сорок.

Более серьезные действия начались летом, в июне месяце. Лаудон с 50.000 войска вошел в графство Глацкое, а оттуда -- в Силезию. Генерал Фуке занимал пограничный пост при Ландсгуте. Корпус его состоял из 14.000 человек: с такими силами нельзя было удержаться в горах. Он отступил к Швейдницу в намерении встретить неприятеля в открытом поле. Лаудон того только и ждал. Он тотчас же осадил крепость Глац, чтобы в ней основать себе опорный пункт для дальнейших предприятий в Силезии. Фридрих был очень недоволен распоряжением Фуке. "Добудьте мне горы во что бы то ни стало!" -- писал он ему, и послушный Фуке поспешил занять свою прежнюю позицию. Он постигал всю опасность этого поста, но решился защищать его до последней капли крови. Цель короля была идти на помощь к Фуке, но прежде он хотел выманить Дауна в Силезию и, пользуясь его отсутствием, овладеть Дрезденом. Но фальшивые его маневры и контрмарши не подействовали. Даун, слишком часто обманутый его стратегическими вымыслами, не трогался из своего лагеря близ Дрездена. Так прошло несколько дней. Вдруг 25 июня в австрийском лагере раздались победные выстрелы. Король, к величайшему прискорбию, узнал, что Фуке разбит Лаудоном наголову. Прусский военачальник сдержал свое обещание. 23 июня испытал он грозную атаку Лаудона. С отчаянием дрались пруссаки, но превосходство сил одержало верх, Почти весь корпус был побит неприятелем. Сам Фуке, покрытый ранами, наконец, упал с лошади. Австрийские драгуны занесли уже над ним палаши, но верный его денщик кинулся на своего господина и закричал: "Что вы, разбойники! Это наш генерал!" Покрыв его своим телом, он принял назначенные ему смертоносные удары. В эту минуту подскакал австрийский полковник Войт и остановил разъяренных драгун. Фуке был взят в плен.

Когда Фридриху донесли о всех подробностях дела, он воскликнул: "Фуке -- истинный герой! Плен его делает честь прусскому оружию!"

Лаудон, разбив Фуке, овладел беззащитным Ландсгутом. Здесь опозорил он свое имя, дозволив войску, в виде награды, разграбить город, издавна славный промышленностью и торговлей. Жителей перерезали, дома сожгли. Не было пощады ни старикам, ни жен-{368}щинам, ни детям. Лаудон сам ужаснулся жестокости своих солдат, но остановить их был не в силах.

При известии о поражении Фуке, Фридрих поднялся со всей своей армией и пошел в Силезию. Даун поспешил опередить его несколькими маршами, чтобы, соединясь с Лаудоном, преградить пруссакам дорогу. Но когда Даун ушел вперед довольно далеко, Фридрих вдруг поворотил войско и поспешил назад, к Дрездену. При его приближении австрийский корпус фельдцейгмейстера Ласси поспешно переправился через Эльбу и вместе с имперской армией, которая праздно стояла на левом берегу, отступил к Пирне. Фридрих обложил Дрезден и послал в Магдебург за осадной артиллерией. 14 июля начали обстреливать, а вскоре за тем и бомбардировать город. Король надеялся, что опасное положение семейства Августа и пожары понудят коменданта к сдаче. Но комендант держался, ожидая помощи от Дауна. Даун между тем принял поворот Фридриха из Силезии за фальшивый маневр и не слишком торопился на помощь к Дрездену, зная, что для защиты его оставлено достаточное войско. Таким образом, штурм продолжался несколько дней. Прусские бомбы и каленые ядра превратили предместья и большую часть города в пепел. Жители с трудом могли ту-{369}шить беспрерывные пожары. Великолепные дворцы и церкви, истинные памятники искусства и вкуса, рассыпались в развалины. Знатнейшие фамилии искали спасения в погребах. Улицы были покрыты ранеными и раздавленными падением домов и колоколен. Вопли отчаяния раздавались по городу; все дороги были запружены бегущими. Чего не успели сделать прусские ядра и бомбы, то докончил гарнизон. Пользуясь смятением, австрийские солдаты, не привыкшие к субординации, пускались на грабеж; неистовства их над бедными жителями умножали общее бедствие. Напрасно дрезденцы старались скрыть свои сокровища в крепких кладовых и под землей -- защитники сами отнимали у них последнее достояние. Вскоре цветущий, красивейший город Германии обратился в печальный остов, напоминавший только о прежнем величии и богатстве!

Наконец, Даун опомнился и явился под Дрезденом. Со стороны Эльбы устроил он сообщение с городом и посылал туда целые корпуса на подкрепление. Начались вылазки и беспрерывные стычки. Все предприятия Фридриха были неуспешны, он терял терпение. Он сделался беспощаден даже к своему войску. В одном из австрийских нападений Бернбургский пехотный полк был вытеснен из траншеи. Фридрих приписал этот случай недостатку храбрости своих солдат. Весь полк был примерно наказан: у простых солдат отняты тесаки и нашивки, офицеры лишены позументов на шляпах. Храбрый полк сделался посмешищем целой армии. Между тем смелые вылазки австрийцев угрожали даже главной квартире короля: он вынужден был переменить позицию и с этой переменой лишился последних выгод над неприятелем. Сверх того, в армии оказался недостаток в продовольствии и военных припасах, а Даун, владея Эльбой, захватывал все прусские барки, шедшие с транспортами. В то же время из Силезии приходили самые неблагоприятные вести: Лаудон овладел Глацем почти без сопротивления. Все это понудило короля оставить осаду Дрездена и поспешить на выручку Силезии.

Дешевая добыча Глаца ободрила Лаудона на дальнейшие предприятия. Он осадил Бреславль. Комендант крепости, генерал Тауенцин, находился в затруднительном положении. Весь гарнизон его состоял из 3.000 человек. Две трети из них были ненадежны, он мог полагаться только на батальон королевской лейб-гвардии, помещенный в Бреславль после Коллинского сражения. Остальные {370} солдаты были наемники, иностранцы, недовольные скудным жалованьем и военной строгостью прусской службы. Сверх того, в городе находилось 9.000 австрийских пленных, которые при первом удобном случае могли возмутиться. Несмотря на то, Тауенцин принял самые деятельные меры для обороны крепости и для сохранения спокойствия в городе. Лаудон потребовал сдачи Бреславля. Комендант собрал всех офицеров и убедил их поддержать честь прусского оружия. Все поклялись умереть на укреплениях, но не сдаваться.

Началось бомбардирование. Целый квартал и королевский дворец сделались добычей пламени. Лаудон вторично вызывал на капитуляцию и грозил, в противном случае, "не пощадить даже младенца в утробе матери". "Мы, слава Богу, не беременны!" -- отвечал комендант и так удачно навел свои пушки, что ядра падали на кровлю главной квартиры австрийского генерала. Через несколько дней принц Генрих, наблюдавший за русскими, пришел на помощь Бреславлю. Лаудон снял осаду. Принц занял его позицию.

Между тем русские войска, сосредоточенные в Познани, тотчас по возвращении Салтыкова из Петербурга выступили в поход. В Камине и Сараде были устроены обширные магазины. По дороге взяты города Кеслин, Грейфенберг, Ригенвольде с добычей артиллерии и запасов. Малая война с отдельными прусскими отрядами {371} велась во время всего похода. Кн. Волконский, Румянцев, графы Брюс, Тотлебен, Чернышев и Фермор были героями этих экспедиций. В июне шестидесятитысячная наша армия приблизилась к Силезии, где, по предварительному соглашению, она должна была под Бреславлем соединиться с Лаудоном. Передовые ее отряды уже достигали до Одера.

Критическая минута для Фридриха наступила. Соединение русских с австрийцами могло нанести ему решительный удар. Медлить было невозможно. Ночью, 30-го июля, он снял осаду Дрездена и пошел в Силезию. Даун опередил его, а Ласси следовал за ним, как тень. Одного Фридрих гнал перед собой, от другого сам отбивался. Так шел он вперед без остановки. Враги окружали его, тревожили, но не отваживались на битву. У Лигница король остановился. Здесь была точка соединения всех его неприятелей. Русские между тем приближались к Бреславлю. Можно себе представить удивление Салтыкова, когда он вместо австрийцев встретил прусское войско под Бреславлем. Все действия Дауна не согласовались с предварительными условиями русского фельдмаршала. Салтыков остановился за Одером. Негодование его еще больше увеличилось, когда он узнал, что австрийцы допустили Фридриха беспрепятственно переправиться через Эльбу, Шпрее, Бобер и дойти до Лигница. "Еще несколько контрмаршей, -- говорил Салтыков, -- и король прусский будет за Одером. Тогда нам придется расплачиваться за промахи австрийских генералов. Но я до того не допущу. Если корпус Лаудона не пристанет к нам и не прикроет Одера, я тотчас же отступлю в Польшу!"

Эта угроза сильно подействовала на Дауна. Он решился немедленно дать Фридриху битву, вступил поэтому в переговоры с Салтыковым и выпросил русский корпус гр. Чернышева для подкрепления Лаудона. План Дауна был атаковать пруссаков при Лигнице, где король занимал самую невыгодную позицию. Ласси угрожал ему с тыла, Даун -- с правого крыла и с фронта, а Лаудон и Чернышев -- с левого фланга. Между этими опасностями Фридрих извивался со своим войском, как змея; каждую ночь переменял он позицию и сбивал неприятелей с толку.

Четырнадцатого августа австрийцы тщательно исследовали лагерь Фридриха. Он был со всех сторон открыт для приступа. "Мешок готов!
– - восклицали они.
– - Стоит только посадить в него пруссаков и стянуть концы!" Король узнал об этом от перебежчи-{372}ка. "Австрийцы рассчитали недурно!
– - сказал он своим генералам за ужином.
– - Но я прорву им такую дыру в мешке, что не скоро починят!" Приказав! крестьянам поддерживать огонь в кострах лагеря, он ночью тихо снялся с позиции, провел свое войско на Фафендорфские высоты и разместил его там в боевом порядке. Ночь была тихая, чудесная. Солдаты, с ружьями в руках, расположились на траве. Сам король прилег на плаще своем перед огнем и скоро заснул. Цитен, сидя у ног его на барабане, наблюдал за тишиной. Вдруг майор Гунд прискакал во весь опор и криком "неприятель! неприятель!" разбудил короля.