История Фридриха Великого.

Так кончился третий год войны, богатый кровавыми битвами и блистательными подвигами! Фридрих снова мог вздохнуть свободнее: земли его были очищены от неприятелей, и сам он уцелел среди их грозных ополчений! Но тучи еще не рассеялись над его головой, и с новой весной громы битв опять должны были огласить встревоженную Европу.

{347}

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Кампания 1759 года. Кунерсдорф

До сих пор Фридрих вел войну наступательную. Он держался правила: "не давать неприятелю опомниться и предупреждать его действия". Теперь, когда силы его были значительно истощены, а энергия врагов от его упорства усилилась, он решился принять систему оборонительную и, защищая свои земли, уничтожать замыслы противников. Поэтому до самого лета мы видим его в бездействии. Он спокойно выжидал решительных предприятий со стороны Австрии и России.

В 1759 году, как и в предшествовавшем, кампания была открыта герцогом Фердинандом Брауншвейгским. Французы, предводительствуемые Субизом, еще зимой овладели предательски Франкфуртом-на-Майне, несмотря на то, что этот город принадлежал к имперскому союзу и, следовательно, должен был оставаться неприкосновенным. Обладание Франкфуртом открыло французам сообщение с имперской и австрийской армиями и, сверх того, обеспечивало подвоз провианта и полевых припасов из главного лагеря Контада. Фердинанд должен был употребить все усилия, {348} чтобы отнять у них этот важный пункт. 13-го апреля при Бергене, близ Франкфурта, произошла битва, но французы, у которых главное начальство вместо Субиза принял граф Броглио, держались крепко на своей позиции. Фердинанд вынужден был отступить к Везеру. Тогда обе французские армии вошли опять в Германию и быстро овладели Касселем, Мюнстером и Минденом. Но тут Фердинанд остановил их успехи. В первый день августа он разбил армию Контада при Миндене, а племянник его, наследный принц Брауншвейгский, в то же время поразил отряд французов при городке Веттере. В Минденском деле вся французская армия погибла бы непременно, если бы английский генерал Саквил, подкупленный французским правительством, не изменил своим союзникам. К победе при Миндене присоединилось еще несколько удачных операций Фердинанда, так что к концу года французы должны были отказаться от всех своих счастливых завоеваний. Герцог Виртембергский был также в числе врагов Фридриха. За деньги он выставил французам десять тысяч солдат и предводительствовал ими сам, состоя на жалованье под знаменами Броглио. К концу года он занимал с войском город Фульду. В первых числах декабря герцог давал великолепный бал. Вдруг танцевальная музыка была прекращена сильной перестрелкой и стуком оружия на улицах. Все остолбенели. Наследный принц Брауншвейгский с гусарами и драгунами овладел городом. Большая часть гарнизона была порублена, 1.200 человек взяты в плен, остальные разбежались, побросав оружие. Сам герцог едва успел спастись. Дамы вынуждены были окончить бал с прусскими кавалерами. Они меньше всех приходили в отчаяние от несчастья, постигшего город. Тем и кончилась южная кампания. Настоящее же дело с главными неприятелями Фридриха началось потом.

В Семилетней войне все движения армий были сопряжены с большими переходами. Система устроения магазинов играла важную роль в каждом предприятии: прежде, чем армия могла действовать, она должна была обезопасить себя со стороны продовольствия. Магазины показывали точку, с которой неприятель намерен был начать свои операции и давали противнику средства предугадывать его намерения. На систему магазинов своих противников Фридрих обратил особенное внимание. Прежде, чем враги его двинутся с места, он хотел отнять у них все способы к содержанию войск и таким образом замедлить их предприятия. В феврале он {349} послал корпус в Польшу, где по берегам Варты находились главные магазины русских. Пруссакам удалось истребить трехмесячный запас на 50.000 человек. Кроме того, они захватили пана Сулковского, главного поставщика провианта русской армии. Такая же экспедиция была предпринята в Моравию; она не удалась, но представила Фридриху другие выгоды. Даун полагал, что пруссаки намерены вторгнуться в Моравию и сосредоточил тут главные свои силы. Этим он обнажил богемские границы со стороны Саксонии. Принц Генрих воспользовался случаем и послал несколько корпусов в Богемию, где они в пять дней уничтожили все австрийские магазины. Сам же принц пошел со своей армией во Франконию против имперцев, которые были расположены отрядами между Бамбергом и Гофом. При появлении прусских колонн имперцы оставляли свои кантонир-квартиры и обращались в бегство. Только у Нюрнберга имперская армия опять соединилась и перевела дух. Пруссаки овладели всеми ее магазинами, обозами, взяли много пленных и собрали значительную контрибуцию с франконских городов. Но Саксония, к границам которой Даун двинул уже несколько войск, имела нужду в защите. Потому принц Генрих оставил имперцев и поспешил назад. Эта экспедиция была совершена в мае месяце.

Фридрих в это время неподвижно стоял у Ландсгута, напротив Дауновой армии, которая занимала укрепленный лагерь в Богемии, и сторожил каждое ее движение. Даун ждал предприятий со стороны русских, потому что условился с Салтыковым действовать общими силами. В последних числах апреля русские перешли через Вислу и снова устроили свои магазины. Фридрих отправил против них корпус графа Доны, стоявший в Померании, с предписанием атаковать отдельные колонны русской армии во время ее похода. Но Дона не успел в этом предприятии. Осторожный и распорядительный граф Петр Семенович Салтыков сумел упреждать каждое его движение и, наконец, соединил свою армию. Дона не мог решиться на битву с таким сильным войском и удовольствовался одними контрмаршами и нападениями на мелкие отряды и магазины русских. Между тем Салтыков все шел вперед и приблизился уже к Одеру. Фридрих, недовольный действиями Доны, вздумал заменить его вождем более отважным и предприимчивым. Он выбрал Веделя, младшего из своих генералов. Чтобы не обидеть старших, он наименовал его диктатором армии. {350}

"С этой минуты, -- сказал ему король, -- ты представляешь при войске мое лицо; каждое твое приказание должно быть исполняемо, как мое собственное. Полагаюсь на тебя вполне! Действуй, как в Лейтенском деле: атакуй русских, где бы их ни встретил, разбей наголову и не дай соединиться с австрийцами -- большего я от тебя не требую".

Но Ведель не оправдал доверенности короля. Он слишком буквально хотел исполнить его поручение и дорого за это поплатился. Он встретил русскую армию при местечке Пальциге, в десяти верстах от города Целлихау. Несмотря на превосходство ее позиции и на значительные силы, он напал на русских 12 июля. Болотистая местность не позволяла ему действовать правильными линиями. Он должен был проводить свои войска по узким дефилеям маленькими отрядами. Сначала ему удалось было привести нашу армию в расстройство своим быстрым нападением, но против многочисленной нашей артиллерии не устояли ни испытанная отвага прусских солдат, ни личная храбрость самого диктатора. Ведель был разбит наголову, солдаты его рассыпались, частью затоптаны в болота, частью легли на месте. Пять раз пруссаки возобновляли атаку и пять раз были отбиты со значительным уроном. Русскими было добыто 1.200 пленных, 14 пушек, 4 знамени и 3 штандарта. На поле битвы найдено до 5.000 убитых пруссаков, тогда как урон нашей стороны простирался только до 900 убитыми и 3.500 ранеными. В этой битве погиб наш храбрый генерал Демику, который так отличился в Цорндорфском сражении. Уничтожение корпуса Веделя дало русским средства подойти к Кроссену, где к ним присоединился 18.000 австрийский корпус, под командой Лаудона. Теперь перед ними дорога к Берлину была совершенно открыта.

Известие об этом поразило Фридриха. Но он хотел испытать последнее, решительное усилие. Написав духовное завещание, в котором назначал племянника своего наследником престола, он вызвал в свой лагерь принца Генриха, сдал ему команду над войсками, назначил его опекуном наследника и взял с него клятвенное обещание -- никогда не заключать мира, постыдного для бранденбургского дома.

"Победить или умереть!" -- вот девиз, который он себе выбрал, когда собрал на берегах Одера до 40.000 войска и начал переправлять его через реку. {351}

Русская армия, вместе с корпусом Лаудона, состояла из 70.000 человек. Салтыков, поджидая присоединения второго австрийского корпуса, под командой Гаддика, стоял в укрепленном лагере на высотах при Франкфурте. При известии о приближении прусской армии он даже не почел за нужное переменить свою позицию, несмотря на то, что Фридрих подходил к нему в тыл тремя колоннами. Он только учредил сообщение между своими флангами посредством ретраншемента, который прикрывал фронт всей армии. Правое наше крыло простиралось до самого Одера и стояло на так называемых Жидовских горах. Им командовал граф Фермор. Левое занимало Мельничьи горы до склона их к долине, покрытой пашнями и болотами; оно находилось под начальством князя Александра Михайловича Голицына. Центром командовал граф Румянцев, а авангардом -- генерал-поручик Вильбоа. Лаудон со своим корпусом стоял позади правого крыла. Левое было прикрыто деревней Кунерсдорф. Все возвышения были защищены очень сильной артиллерией.

1-го августа Фридрих стал против нашей армии. Необыкновенная деятельность и беспрерывные движения в его войсках показывали, что он хочет атаковать русских со всех сторон. Но сам он в это время, расспросив приведенных к нему переметчиков, высматривал нашу позицию и выбирал точку, с которой было бы удобнее начать атаку, советуясь о том со своими генералами.

{352}

В девять часов утра пруссаки установили две батареи на горе, прямо во фланг нашему левому крылу, в то же время часть конницы и пехоты вошли в лощину и начали атаку, при сильном перекрестном огне. Невзирая на сильный огонь, пруссаки взобрались между виноградниками на возвышение, заняли наши укрепления и потеснили левое крыло. Фридрих выдвигал им на подмогу новые колонны. Салтыков отрядил генерала Панина на подкрепление своих. Но пруссаков не могла удержать примерная храбрость наших солдат: они овладели возвышением и бросились в штыки на русские батареи. Левое крыло наше было совершенно расстроено и обратилось в бегство. Более ста орудий и несколько тысяч пленных достались в руки пруссаков, Фридрих торжествовал; он не сомневался более в окончательном успехе и отправил даже гонцов в Берлин и в Силезию с радостной вестью о победе. Пехота очистила ему поле действия; теперь оставалось коннице и артиллерии довершить начатое.

Но кавалерия его находилась на другом конце, против правого русского крыла. Она не могла поспеть вовремя, потому что должна была дефилировать и делать большие обходы между прудами и болотами. Пушки также могли быть перевезены только с большим затруднением. Салтыков воспользовался этим и открыл по пруссакам сильный огонь из 80 орудий. В то же время Румянцев и Лаудон ударили с нашей и австрийской конницей во фланги прусских эскадронов и опрокинули их, а князь Любомирский, с полками {353} Вологодским, Псковским и Апшеронским, и князь Волконский, с первым Гренадерским и Азовским, привели в беспорядок прусскую пехоту. Даже личная храбрость Сейдлица не помогла против этого ловкого нападения: пруссаки расстроились и разбежались. Но все еще выгоды битвы были на стороне Фридриха. Русское войско, совершенно расстроенное, сосредоточилось в последнем своем ретраншементе, защищаемом пятьюдесятью орудиями. Можно было полагать, что русские после своего огромного урона за ночь отступят, и полная победа останется на стороне Фридриха. Но король этим не довольствовался. Он хотел испытать свое счастье до конца и совершенно истребить русскую армию. Многие генералы и преимущественно Сейдлиц старались отклонить короля от намерения продолжать битву; он уже колебался, но в это время подъехал один из старых генералов. Фридрих спросил его мнение; из угодливости тот присоветовал идти вперед -- и битва снова закипела.

Главный успех теперь зависел от овладения горою Шпицберг, которая командовала над довольно обширным пространством, была занята лучшими русскими и австрийскими полками и защищена надежной артиллерией. Пруссаки полезли на крутой обрыв Шпицберга; в них брызнули картечью, и рвы шпицбергенские наполнились трупами, которых тут же засыпало землей. Несколько раз они возобновляли свои покушения, и каждый раз страшная могила наполнялась новыми жертвами. Наконец, сама природа их обезоружила: пятнадцать часов прусское войско находилось в форсированных маршах, девять часов длилась уже битва, жаркий день, голод, жажда и беспрерывные усилия истощили последние их силы. Солдаты роняли ружья и в совершенном изнеможении падали на месте. В то же время покушения пруссаков на другие высоты были также счастливо отбиты. Фридрих постарался провести одну свою колонну позади нашей второй линии, чтобы тем поставить русских между двух огней, но и это не удалось. Генерал-майор Берг встретил ее штыками и шуваловскими гаубицами и потеснил назад, а Вильбоа и князь Долгорукий, ударив пруссакам во фланг, обратили их в бегство и взяли обратно не только все наши пушки, но и множество неприятельских.

Фридрих употребил последнее средство: он приказал Сейдлицу атаковать высоты. Но огонь русских батарей действовал слишком опустошительно. Прусская конница расстроилась и прежде, чем смогла прийти в порядок, Лаудон с австрийскими гусарами и гене-{354}рал-майор Тотлебен с нашими легкими войсками ударили на нее в тыл и во фланг. Сейдлиц был тяжело ранен. Пруссаки обратились в бегство, несмотря на увещания и просьбы Фридриха. Король, остановясь в самом жестоком огне, приходил в совершенное отчаяние и громко восклицал: "Неужели для меня здесь нет ни одного ядра!" Под ним были убиты две лошади, мундир его был прострелен в нескольких местах, возле него пали три адъютанта, но он не оставлял поля битвы. Наконец, ядро поразило его лошадь в грудь, она опрокинулась навзничь и непременно придавила бы своим трупом короля, если бы адъютант и гренадер, стоявшие возле, не подхватили его в самую минуту падения. В то же время ружейная пуля ударила Фридриха в левый бок; по счастью, сила ее была остановлена золотой готовальней, которую король носил в кармане. Тогда офицеры приступили к нему с просьбами, чтобы он оставил свой опасный пост. "Когда все бегут, я один останусь на месте", -- отвечал он с диким отчаянием, вонзив шпагу свою в землю.