История героя: Огонь наших душ

– Признаюсь, я слишком тронут вашей верностью, и вашей сплоченностью. Настолько, что если я и дальше буду наблюдать ваши преданные рожи, то постыднейшим образом расплачусь. А поэтому, все вон с корабля, в увольнительную! Беодул, выдай каждому из казны по суоле, и вот вам мой капитанский приказ - пропить выданное полностью, ни медяка не оставлять!
– команда взорвалась радостными воплями, и ринулась осаждать дварфа. Тот, впрочем, стоял, как скала, но особого неприятия ограблению своего хозяйства не выказывал - не иначе, проникся моментом.

– Завтра, как только все похмельные тела придут в норму, отплываем на Пепельную Пасть, - обратился гламфеллен к ближникам.
– Готовьтесь, кому нужно. Идвин, ты знаешь, что делать, я сегодня с тобой, - эльфийка сосредоточенно кивнула. Ей предстояла самая важная часть боя с Эотасом - последний этап подготовки.

***

Кьелл смотрел на приближающийся борт драккара ратхунов, и на его ревущий боевые кличи и размахивающий оружием экипаж, со странным облегчением. После пяти утопленных рауатайских джонок, битком набитых военными материалами - пушками, аркебузами, порохом, амуницией, холодным оружием, - и двух ограбленных подчистую галеонов ВТК, эти пламенеющие отморозки, несмотря на всю их опасность, были для бледного эльфа передышкой. Во все предыдущие столкновения, случившиеся за время этого плавания, Кьелл выходил впереди абордажной партии, и не сдерживал ударов, сокрушая вражеские экипажи с максимальными скоростью и эффективностью. Он не горел желанием убивать вражеских солдат, но лицемерить, объявив войну и не участвуя в ее сражениях, он хотел еще меньше. Совесть его пока что была относительно спокойна - на войне, как на войне, но все же, смерти рауатайцев и вайлианцев, которых он убивал в абордажных схватках, и чьи корабли отправлял на дно, были ему неприятны. С буйными созданиями Магран все было по-другому: они несли смерть всякому, кто смел приблизиться к святым для их богини скалам, и безропотно принимали свою кончину от рук тех, кто оказался сильнее. Сожалеть об их смерти было все равно, что сопереживать промышленной мясорубке. Живой, агрессивной, гоняющейся за своими жертвами мясорубке. Он оглядел их еще раз - гиганты в три человеческих роста, с пламенными волосами, и кожей - застывшей лавой, они выглядели ожившим воплощением божественной ярости.

“Вот, пожалуйста - самые хардкорные из всех магранитов,” подумал он. “О таких и флюгегехаймен сломается.”

Он рассмеялся, и, поддавшись почувствованному облегчению, заорал, усилив голос при помощи ци, чтобы перекрыть воинственный рев ратхунов:

– Эй, головешки! Который из вас капитан? Вызываю его на поединок! Выходи, если не струсил!

Огненные гиганты даже притихли от этого крика. Едва ли не сразу раздался ответ:

– Кто бросает вызов дочери Магран? Покажись, чтобы я увидела того, кого убью!

Из-за спин могучих детей огненной богини выступила говорившая - огромная дама в обычном для ратхунов глухом шлеме и анатомическом нагруднике. Ее длинные волосы пылали пламенем кузнечного горна; свой массивный меч, длиной в треть грот-мачты “Онеказы”, она удерживала с небрежной легкостью. Команда джонки тем временем закончила подтягивать драккар ближе заброшенными на его борт абордажными крючьями.

– Я здесь!
– рявкнул Кьелл, вспрыгивая на фальшборт.
– Шлем сними, дорогуша, или тебе лава глаза залила? Пусть твои парни дадут дорогу, я к вам перепрыгну!

– Ну уж нет!
– трубно проревела в ответ ратхун.
– Я сама взойду на борт твоей жалкой плавучей деревяшки! А когда я закончу с тобой, я займусь и твоим экипажем!

– Когда ты закончишь со мной, тебя твой экипаж по кусочкам собирать будет!
– весело проорал Кьелл, все больше отдаваясь этой абсурдной словесной стычке, которая вскоре должна будет продолжиться стычкой рукопашной. Он скомандовал своим матросам и ближникам, что нервно тискали оружие, выстроившись у борта: - Дайте-ка дорогу нашей гостье!

– А не хлипковат ли ты, маленький эльф?
– насмешливо спросила ратхун, перешагивая на палубу “Онеказы”.
– Таких как ты, на меня десяток нужно!
– Кьелл во все горло захохотал на эту двусмысленность. Отсмеявшись, он ответил во всю широту своей любящей простецкий юмор души:

– Не попробуешь - не узнаешь! Может статься это ты запросишь пощады, и побежишь приглашать подружек, чтобы утихомирить мой пыл! Я вот уверен, что смогу разжечь огонь в твоем, - он многозначительно остановился взглядом на ее латной юбке, и продолжил: - большом сердце, а потом, - он снова глянул в пылающие лавой глаза, и подмигнул гигантессе: - щедро его залить!

– Ха-ха-ха!
– смех громадной дочери Магран был подобен грохотанию пневматического молота.

– Будь ты раза в три побольше, я бы сошлась с тобой в другом поединке, эльф! Мне уже любопытно, чья бы взяла!

– Так мы же вроде и так сейчас сойдемся… А, понял!
– засмеялся гламфеллен.
– Все, команда мне это нескоро забудет. Мое имя - Кьелл Лофгрен. Обещаю не убивать тебя - очень уж ты подняла мне настроение, - он улыбнулся этой огромной и простой даме почти по-дружески.

– Я - Лувата, - ответила ратхун.
– Не могу обещать тебе того же, но я вознесу за тебя молитву Магран, когда дух покинет твое тело. Начнем?
– она взяла меч наизготовку, и прикрылась круглым щитом, размером с крышу небольшого дома.

– Начнем, Лувата!
– прокричал гламфеллен, и ринулся на свою огромную противницу.

Пусть гигантесса-воин и развлекла его, Кьелл не собирался ее щадить - наоборот, он жаждал сейчас поединка с противником, могущим дать ему отпор, способным заставить выложиться на полную, и позволящим почувствовать себя воителем, а не мясником на бойне. Он уклонился движением корпуса от неожиданно быстрого удара огромного меча, и тараном врезался в свою противницу. Удары его кулаков оставили на гигантском диске щита две глубокие вмятины, прежде чем Лувата отдернула его, и резко выбросила вперед, пытаясь сбить бледного эльфа с ног. Весело смеясь, эльф вспрыгнул прямо на несущийся на него щит, пробежал по нему, и оттолкнувшись от края, прыгнул вперед. Ратхун успела отпрянуть назад, с проворством, которого трудно ожидать от существа столь тяжеловесного, и ее меч с гудением вспорол воздух, норовя сбить Кьелла в полете. Тот без труда ухватился за лезвие, оттолкнулся от него, и снова ринулся в ближний бой. Его кулак ударил в массивный шлем Луваты, заставив тот загудеть громким колоколом, а саму ратхун - ошеломленно затрясти головой. Гламфеллен отступил чуть назад, ожидая, пока его противница придет в себя.

– Хватит с тебя?
– спросил он, когда глаза дочери Магран снова сфокусировались на нем.
– Мне продолжать, или дать тебе минутку? Подружек тоже можешь позвать, да, - двусмысленности положительно не желали отпускать его сегодня. Вновь засмеявшись, его противница отбросила щит и меч, сотрясшие палубу “Онеказы” своим падением.

– Раз ты так жаждешь моих объятий, эльф, я одарю ими тебя!
– и, выставив вперед руки, бросилась на Кьелла сама.

– Вот, одобряю такой пыл!
– захохотал он, уклоняясь от ее захвата.
– Ладно, поиграли, и хватит! Пора заканчивать!

Он ускорился, огибая несущуюся к нему огромную руку, и во мгновение сократив дистанцию до Луваты, атаковал. Его кулак, сверкнув отблесками золота, врезался в колено гигантессы, за малым не вывернув его назад. Ратхун только зло зарычала, и попыталась достать его ударом массивного кулачища. Кьелл ударил ей навстречу, с такой силой, что руку Луваты швырнуло назад. Она зашипела, держа на весу деформированные пальцы.

Гламфеллен оглядел свою оппонентку - стоящую на одной ноге, берегущую руку, но все так же полыхающую неугасимым огнем яростных глаз из-за личины помятого шлема. Он хотел было предложить ей сдаться, но понял - это только оскорбит гордое создание Магран. Этот бой нужно было закончить максимально убедительно, и у Кьелла для этого были все возможности.

– Я уважаю твое упрямство, Лувата!
– он повысил голос так, чтобы его услышали команды обоих кораблей.
– Но ты проиграла!

Едва закончив фразу, он ринулся вперед, коршуном налетев на свою противницу, и осыпав ее шквалом ударов. Примененный им стиль, шаолиньский Кулак Архата, измял нагрудник гигантессы, корежа его кулачными ударами, усиленными короткими всплесками ци, и заставляя ребра ратхун трещать и ломаться. Та пыталась отвечать, достать Кьелла неповрежденной рукой, но его мощная контратака сломала Лувате запястье, заставив ее руку бессильно повиснуть. Гламфеллен завершил свой сокрушительный натиск могучим ударом обеих ладоней, который вышиб из Луваты дух, швырнул ее на палубу, и оставил на ее нагруднике вмятину побольше размером, чем сам Кьелл. Тяжело дыша, бледный эльф подошел к поверженной ратхун, и, ухватившись за личину ее шлема, дернул голову гигантессы к себе. Их взгляды - остывающая лава Луваты, и искрящая весельем синева Кьелла, - встретились.