История и антиистория. Критика «новой хронологии» академика А.Т. Фоменко

Опять длинная выписка из брошюры: [26] «Идея использовать имеющиеся в древних документах сообщения о затмениях Солнца н Луны для датировки этих документов появилась еще в XVI в. ... Однако астрономические соображения обычно комбинировались при этом со всем комплексом имеющейся у историков информации и потому лишались надежности и определенности чисто астрономических данных. Морозов предложил методику непредвзятого астрономического датирования, состоящую в том, что из текста извлекаются характеристики затмения и на основе астрономических таблиц чисто механически выписываются даты всех затмений с этими характеристиками. Непредвзятость отражается в том, что не обращается внимания ни на какую иную „неастрономическую” информацию. Это четко выделяет астрономический субстрат проблемы и препятствует прикрытию авторитетом астрономии шатких построений историков» (с. 3–4).

26

Курсив в цитатах везде наш.

Прежде чем приступить к нашему анализу, укажем на странное понимание «непредвзятости» авторами брошюры. Они видят её, во-первых, в заранее принимаемой (т е. именно предвзятой по буквальному смыслу этого слова) оценке исторической науки как «шатких построений», во-вторых, в сознательном отсечении части (заведомо большей части) информации на основании опять-таки заранее принимаемой (т. е. тоже предвзятой) ее оценки.

Переходя от психологии к логике, обратим внимание на уверенность авторов брошюры в том, что иссеченные ими из целого элементы текста обладают «надежностью и определенностью чисто астрономических данных». Но на чем зиждется эта уверенность? Ведь без внимательного исследования исходного материала никакая верификация выводов вообще невозможна. Налагая вето на подобное исследование, авторы брошюры придают используемым ими понятиям — таким, как «текст» или «характеристики затмения» и т.п., — принципиально нераскрываемый, мистифицированный характер и тем самым немотивированно упраздняют вопрос о сопоставимости используемых ими данных. Для демистификации такой «методики» есть два пути: идти от ее материала или от получаемых в результате ее применения выводов. Начнем с первого — он потребует от нас терпения и обстоятельности.

Сделаем именно то, чего Постников н Фоменко так боятся: попытаемся по возможности детально рассмотреть один из упоминаемых ими фактов в комплексе имеющейся у нас информации. В качестве такого примерного факта возьмем известное по Фукидиду и упоминаемое у других авторов солнечное затмение. Это будет полезно как потому, что трактовке сообщения Фукидида Постников и Фоменко уделяют роль одного из краеугольных камней их построения, так и потому, что фукидидовское описание действительно не тривиально.

«…За описанное Фукидидом, — уверяют нас авторы брошюры, — традиционно принимается затмение 3 августа 431 г. до и. э., [27] хотя это затмение было частным, а Фукидид описывает полное затмение» (с. 5). Последнее утверждение не аргументировано, но его нетрудно проворить — приведем текст Фукидида (II, 28): Tou d autou qerouV noumhnia kata selhnhn, wsper kai monon dokei eivai gignesqai dunaton, o hlioV exelipe meta meshmbrian kai palih aneplhrwqh, genomenoV mhnoeidhV kai asterwn tinwn ekfanentwn. [28]

27

Сами авторы брошюры, основываясь на своем понимании (т. е. интерпретации) текста Фукидида (а именно, видя в нем описание полного затмения), предлагают дату 2 августа 1133 г. н.э. (с. 5). Неправильность их понимания текста и будет показана ниже.

28

Вот это место в одном из опубликованных переводов: «Тем же летом, в новолуние, — кажется только тогда это и возможно, — солнце после полудня затмилось, так что стало как полумесяц и появились звезды, а потом округлилось снова» (пер. Ф. Мищенко — С. Жебелева в переработке М. Гаспарова. — В кн.: Историки Греции. Геродот, Фукидид, Ксенофонт. М., 1976. С. 184). Конечно, ни один перевод не может быть вполне адекватен подлиннику, к которому нам и следует обратиться.

Научные (т. е. снабженные точными ссылками на тексты) словари Папе и Лиддела-Скотта [29] позволяют увидеть употребляемые Фукидидом слова и понятия в их историческом развитии. Затмение обозначено непереходным глаголом ekleipw — аорист 3-го л. ед. ч. от глагола ekleipw. В первом значении «покидать» этот глагол употребляется с прямым дополнением, т. е. как переходный. В такой форме он может применяться и для обозначения затмения. См., например, у Геродота (VII, 37): ormomenw de oi o hlioV eklipwn thn ek tou ouranou edrhn afanhV hn out epinefelwn eovtwn aiqrihV te ta malista, anti hmerhV te nux egeneto «…во время сборов царя в поход солнце, покинув свою обитель на небе, стало невидимым, хотя небо было безоблачное и совершенно ясное, и день обратился в ночь», — пер. Г. А. Стратановского). Глагол ekleipw тут употреблен не терминологически, само затмение обозначено словами afanhV hn — «стало невидимым». Но имеем ли мы дело с конкретным описанием полного затмения или со стандартным описанием затмения вообще, из текста не видно. Словоупотребление — свободное до метафорического. Геродот не был очевидцем описываемого явления, рассказ о затмении имеет литературную функцию (вводит разъяснения магов и новеллу о лидийце Пифии). «Астрономический субстрат» неотделим от литературного контекста. Подобное же употребление глагола ekleipw в описании затмения (лунного) мы встречаем и у Аристофана (Nub. 584–586): h selhnh d exeleipe taV odouV o d hlioV thn qruallid eiV eauton euqewV xunelkusaV ou fanein efasken umin, ei strathgei Klewn («Луна покинула свои пути и солнце, тут же спрятав свой светильник, сказало вам, что не станет показываться, если будет властвовать Клеон»). Из подобного сообщения вряд ли можно извлекать «чисто астрономические данные», хотя оно даже снабжено датирующими указаниями: «Когда вы избрали Пафлагонца (т. е. Клеона) стратегом» (V. 581). И тут «астрономическое» неотделимо от литературного. И Геродот, и Аристофан — старшие (по крайней мере в литературе) современники Фукидида.

29

Pape W. Griechisch-Deutsches Handworterbuch. В. I–III. Braunschweig, 1914; Liddel H. G., Scott R. A. Greek-English Lexicon, rev. by H. S. Jones. Oxf. 1940. Нами использовался также «Древнегреческо-русский словарь» И. X. Дворецкого (тт. I–II, М., 1958).

У младшего его современника — Платона — мы. находим ужо знакомое нам по Фукидиду специфическое употребление глагола ekleipw как непереходного. Речь идет (в «Федоне», 99 d) о «наблюдающих и исследующих затмение солнца» (букв. затмевающееся солнце): oper oi ton hlion ekleiponta qewrounreV kai skopoumenoi. Отглагольное существительное ekleiyiV (первое значение «оставление», «уход» и т. п.) тоже становится термином, когда речь идет о затмениях. Астроном II в. н.э. Клеомед употребляет его с уточнениями: ekleiyiV teleia (или eilikrnhV) — полное затмение; ekleiyiV merikh — частичное (цит. по Лидделу — Скотту). Таким образом, слова ekleipw, ekleiyiV — по крайней мере в терминологическом употреблении — применимы к любому затмению солнца: и полному, и частичному.

Так же и у Фукидида. В начале труда (I, 23, 3), рассказывая обо всем обрушившемся на Элладу в годы войны, он не забывает упомянуть и «солнечные затмения (hliou te ekleiyeiV), случавшиеся чаще запомнившегося о прежних временах» (пер. цит. по кн.: Историки Греции). Одно из них и есть затмение первого года войны, другое же (датируемое 21 марта 424 г. до н.э.) описано у Фукидида (IV, 52, 1) так: tou d epigignomenou qerouV euquV tou te hliou eklipeV ti egeneto peri noumhnian. Примечательно, что на этот раз затмение обозначено прилагательным eklipeV. Г. Стратановский, вероятно, относя ti к tou, переводит: «В начале следующего лета в новолуние затмилась часть солнца». Словарь Лиддела — Скотта, однако, для нашего места дает: eklipeV = ekleiyiV, как кажется, видя здесь субстантивированное прилагательное среднего рода. Тогда eklipeV ti — «некое затмение». По смыслу удачным представляется перевод в словаре Дворецкого (s. v.): «произошло небольшое затмение солнца». При том, что словоупотребление Фукидида, сравнительно с Геродотовым или Аристофановым, терминологично, оно остается достаточно свободным. Фукидид не астроном, хотя (как видим) не чужд астрономическим познаниям своего времени и проявляет пристальное внимание к затмениям, наряду с другими явлениями природы (землетрясения, эпидемии), которые он ставил в связь с войной (см. I, 23, 3).

Теперь, представляя себе диапазон значений и словоупотребления глагола ekleipw н производных от него, вернемся к фукидидовскому описанию затмения первого года войны (II, 28, цит. выше). Нетрудно понять, что слова exelipe … kai palin aneplhrwqh, указывают лишь на то, что затмение произошло и закончилось (т. е. солнце вернулось к прежнему = полному состоянию). Никакой специальной информации о характере затмения эти слова не несут. (Заметим, что и в нетерминологическом употреблении эти два глагола, сочетаясь друг с другом, возможно, образуют некое речевое клише — ср. в «Пире» Платона (188е): ei ti exelipon, son ergon anaplhrwsai — «если я что-либо упустил из виду, твое дело дополнить».) Описание самого небесного явления Фукидид дает в виде двух причастных оборотов: 1) genomenoV mhnoeidhV «сделавшись месяцевидным» — здесь перфектная форма причастия согласована с подлежащим (o hlioV) и поясняет сказуемое, указывая на результат действия (разумеется, поясняемым глаголом тут может быть только exelipe, а не anaplhrwqh); 2) asterwn tinwn ekfanentwn — gen. absolutus, указывающий на сопровождающее обстоятельство; «при этом стали видны отдельные (букв.: кое-какие) звезды». Не приходится сомневаться, Фукидид описывает максимальную фазу этого затмения (не мог самый эффектный момент быть оставлен без внимания наблюдателем, столь скрупулезно описавшим все симптомы и течение афинской «чумы»). Итак, именно полагаясь на Фукидидово описание, можно утверждать, что затмение было неполным, и общепринятая датировка не расходится с данными астрономических таблиц, не столько подтверждающими, сколько обосновывающими ее.

Однако далеко не все древние источники допускают такой однозначный подход. Связанные с этим проблемы можно показать на примере группы более поздних источников, где упоминается то же самое затмение, которое столь четко описано у Фукидида.

К этой группе можно отнести сообщение Цицерона («О государстве», I, 25–54–51 гг. до н.э.), Валерия Максима (VIII, 11, ext. 1–10–30-е гг. I в. до н.э.), Плутарха («Перикл», 35 — конец I — начало II в. до н.э.). Варианты Плутарха и Цицерона (от второго, видимо, зависит и краткий рассказ Валерия Максима) разнятся очень заметно (контекстом, характером изложения, подробностями). Тем не менее, все они объединены формой краткого поучительного рассказа, который может быть вставлен в любой контекст. Эта традиция — школьного происхождения («Так рассказывают в школах философов», — пишет Плутарх). Школьной дидактике принадлежит и тема, которой подчинено изложение всех трех рассказов: оратор (представляющий философскую мудрость) может прекратить панику, разъяснив людям природу явления, внушающего им неоправданный страх. Оратором выступает Перикл, повод к речи — затмение.

Вариант Плутарха поставлен в исторический (биографический) контекст и явно соотнесен с рассказом Фукидида. Он наиболее риторичен: речь Перикла приурочена к эффектному моменту — отплытию эскадры под командованием Перикла (ср. Thuc., II, 56). Плутарх не смущается тем, что для этого ему пришлось перенести затмение на следующее лето (без сопоставления с Фукидидом это, впрочем, вряд ли можно заметить).

Такая вольность и обращении с фактами вообще свойственна античной риторике и не воспринималась ею как неправдивость. [30]

30

См. Смирин В. М. Школьная риторика Августова века как исторический источник. — ВДИ. 1977. № 1. С. 100 cл.

С более содержательным цицероновским вариантом дело обстоит сложнее. В интересующей нас части трактата речь идет о важности философии и о пользе или бесполезности изучения небесных явлений (ложных солнц, затмений). На нас обрушивается поток сведений из истории древней астрономии: мы узнаем об изобретенной Архимедом движущейся модели небесной сферы, на которой демонстрировались затмения о его предшественниках — Фалесе Милетском и Евдоксе Книдском, о поэте-астрономе Арате и прежде всего о знакомом с учением Архимеда римлянине Гае Сульпиции Галле (консул 100 г. до н.э.), который прекратил панику в войске, объяснив неосведомленным людям причину лунного затмения. В связи с этим и вспоминает Цицерон рассказ о Перикле, слушателе Анаксагора, от которого тот еще прежде узнал, что затмение Солнца происходит «в положенный и неотвратимый срок, всякий раз, как луна целиком пододвинется под солнечный диск», что бывает «не каждое новолуние, но не иначе, как в новолуние». (Деталь, заставляющая нас вспомнить о словах Фукидида: «в новолуние, — кажется, только тогда это и возможно». Фукидид, несомненно знал учение Анаксагора, произведшее сильное впечатление на современников.) Цицерон, верный римскому патриотизму, от Анаксагора обращается к Эннию (III–II вв. до н.э.), который сообщил, что в 350 г. от основания Рима (т. е. в 400 г. до и. э., если Цицерон следует здесь счету Полибия) [31] «Луна и ночь противостали Солнцу в июньские ноны». Возможность расчетов, добавляет Цицерон, тут такова, что по этому дню, зафиксированному у Энния и в «Больших анналах», было определено время прошлых затмений, начиная с «квинтильских нон в царствование Ромула». (Вот, оказывается, когда уже существовала идея астрономической хронологии.) Но датировка «Периклова» затмения у Цицерона более чем приблизительна: «во время величайшей войны между афинянами и лакедемонянами». [32] Видимо, начитанный в астрономической литературе Цицерон сам расчетов не производил, да и не нуждался здесь в точном определении времени затмения, как и в его «характеристиках». Оно упомянуто Цицероном только как повод для применения астрономических знаний, прочее же было тут ему безразлично.

31

Ср. примечание В. О. Горенштейна в кн.: Цицерон. Диалоги. О государстве — О законах. М., 1960. С. 181. Указанное здесь расхождение между литературной и астрономической датировкой затмения (16 дней) для времени, столь отдельного от юлианской реформы календаря, очень невелико и вряд ли стоит его называть «ошибкой Энния» (подробнее о таких расхождениях см. ниже).

32

Связи рассказа о затмении с рассказом о морской экспедиции здесь нет, видимо, эта «расцветка» — более поздняя.