История и антиистория. Критика «новой хронологии» академика А.Т. Фоменко

Совсем коротко: в подлинных летописных данных об истории Руси никакого «династического параллелизма» попросту нет.

Обсчет «династических параллелизмов» составляет одну из тех операций, которые дают А. Т. Ф. возможность заверять публику, что его результаты достигнуты математическими методами. А. Т. Ф. подсчитывает вероятность случайного совпадения тех двух цепочек чисел, которыми у него представлены два разных «династических потока», и совершенно справедливо показывает нам, что она исчезающе мала, иначе говоря, случайное совпадение практически исключено. Этот факт производит неотразимое впечатление на тех, кто легковерно воспринимает всю операцию как прямое сравнение двух рядов исторических данных. В действительности же между историческими данными и якобы отражающими их цепочками чисел, как мы видели, лежит этап интенсивного целенаправленного препарирования этих данных. Так что математически безупречно А. Т. Ф. доказал только одно: что вышедшая из его творческой мастерской цепочка чисел А неслучайно совпадает с вышедшей из той же мастерской цепочкой чисел B.

Судя по тому, что А. Т. Ф. вполне удовлетворен рассмотренным выше «династическим параллелизмом» (он нигде не говорит, что этот параллелизм чем-нибудь несовершеннее остальных), прочие «династические параллелизмы» отражают ту же самую степень требовательности автора к себе. Мы позволим себе ограничиться этим одним. Если читатель захочет сам заняться проверкой прочих «династических параллелизмов» А. Т. Ф., он во всяком случае должен помнить, что все исходные данные следует брать только из самих традиционных источников, но не из их изложения у А. Т. Ф.

Нетрудно заметить, что у А. Т. Ф. отношение к фактам при установлении «династических параллелизмов» и при сближениях слов по существу одинаково. В обоих случаях факты очень часто не укладываются в предлагаемую А. Т. Ф. схему. Тогда он действует по принципу «тем хуже для фактов», а именно, в обеих операциях позволяет себе всё большее и большее количество степеней свободы, пока его процедура не становится практически безотказной. Методика А. Т. Ф. — бесценная находка для всех желающих произвести революцию в какой-нибудь, которую не жалко, науке.

Заключение

Фоменковское «новое учение» об истории никогда бы не привлекло к себе столько внимания, если бы его автор не был именитым математиком. Оно мало чем выделялось бы среди публикуемых ныне во множестве вольных сочинений по российской или иной истории, авторы которых перекраивают «традиционную историю» — каждый в свою сторону, сообразно с вдохновляющей его идеей — нередко с не меньшим размахом, чем у А. Т. Ф., и, кстати, непременно используют рассуждения о происхождении слов — совершенно такого же уровня, как у А. Т. Ф.

Но когда автор — академик-математик, это воспринимается читателями как гарантия того, что в данном случае проблема будет разобрана и решена если и не математически, то во всяком случае в соответствии с теми высшими критериями логичности, обоснованности и доказательности, которые привычно ассоциируются в общественном сознании с математикой.

Реальность, как мы видели, в точности противоположна. В своих исторических и лингвистических построениях А. Т. Ф. не только не проявляет этих достоинств математического мышления, но, наоборот, производит впечатление человека, вырвавшегося из стеснительных уз доказательности, в которых его держала его основная профессия. Как прямое издевательство над читателем звучат слова: «…мы надеемся, что непредвзятый читатель уже убедился, что нами руководит неумолимая логика научного исследования. Мы вынуждены двигаться далее по этому пути, если хотим оставаться на почве здравого смысла и строгой научности» [НХ 2: 102]. Степень бездоказательности утверждений А. Т. Ф. превосходит всё, с чем можно встретиться даже в очень плохих филологических или исторических сочинениях. Утверждения «А вытекает из В», «A следует из B», которые уже одним своим звучанием должны гипнотизировать доверившегося автору читателя, употребляются в смысле, от которого логик впал бы в шок. Так, например, по заявлению А. Т. Ф., и то, что Батый — это Иван Калита, и то, что Великий Новгород — это Ярославль, и то, что в русской истории имеется династический параллелизм со сдвигом в 410 лет, «непосредственно и недвусмысленно вытекает из средневековых русских документов» [НХ 1: 382]; «…отождествление Ирландии в определенный исторический период с Россией… однозначно следует из древних английских хроник» [НХ 2: 114]. Самого крохотного и ненадежно засвидетельствованного факта, который в принципе допускает десять разных объяснений, но в том числе и согласующееся с идеей А. Т. Ф., ему достаточно, чтобы эту идею провозгласить, а через несколько страниц уже трактовать ее как нечто известное и на нее опираться (не говорим уже о бесчисленных случаях, когда аргумент А. Т. Ф. просто вздорный, типа Irish = Russian или еврей = иерей). Но часто даже и столь ничтожного аргумента А. Т. Ф. не считает нужным подыскивать: он просто сообщает, каково его мнение.

Послушайте, например, исполненное величия заявление об исламе: «Вообще история Мусульманской церкви совсем не проста, но мы не можем пока сказать ничего определенного по этому поводу, так как обстоятельного исследования арабских источников мы пока не проводили» [НХ 1: 373]. Сотни книг на эту тему на десятках восточных и западных языков не значат ничего, пока А. Т. Ф. сам не займется первоисточниками. Приведенное заявление вовсе не означает, однако, что А. Т. Ф. не может уже сейчас сказать, что все представления мусульман о своей истории в корне неверны, сколько бы книг они про это ни написали, тогда как на самом деле «раскол между мусульманством и православием… произошел… лишь в 15 веке… И лишь потом (когда все это было забыто), отделение мусульманства от христианства отнесли в далекое прошлое примерно на 600 лет назад» [НХ 1: 226]. Всё это А. Т. Ф. понял и без «обстоятельного исследования» источников; но со временем он и его коллеги подучат арабский язык, возьмутся за все эти источники и извлекут из них, если кому-то это так уж необходимо, еще и подтверждения своего знания.

Читая А. Т. Ф., испытываешь непроходящее чувство изумления: «Ну хорошо, представим себе, что А. Т. Ф. действительно установил, что традиционное представление об истории противоречит таким-то и таким-то непреложным фактам и, следовательно, неверно. Но откуда же он, кроме того, еще смог узнать — в тысяче подробностей! — что вместо этого было в действительности?!» В самом деле, учение А. Т. Ф. включает две отчетливо различные части: критическую и, так сказать, конструктивную. Если в критической части он еще считает необходимым выдвигать какие-то аргументы, которые хотя бы могут быть сформулированы на языке науки, то в рассказах о том, чтоu же всё-таки, с его точки зрения, реально происходило в разных странах в прошлые века, он уже чувствует себя свободным от необходимости сколько-нибудь серьезно что-либо аргументировать. Здесь он фактически действует не как исследователь, а как ясновидец. «Нам кажется, что», «по нашему мнению», «что если», «наша гипотеза» — эти формулы повторяются как рефрен по нескольку раз на страницу. «Гипотезы» бьют фонтаном; их не сосчитать. Любая из них столь фундаментально переворачивает прежние представления о предмете, что для ее обоснования в обычной научной практике потребовалась бы как минимум обстоятельная статья. А. Т. Ф. в этом не нуждается; у него текст того, что подается как обоснование «гипотезы» (если таковой вообще есть), обычно занимает не больше места, чем ее изложение. Последователь учения должен просто уверовать в мощь интуиции А. Т. Ф., позволяющую ему всё угадать; аргументы после этого излишни. Это позиция пророка, гуру, главы религиозной секты, но только не ученого.

Заметим, что ошибочность утверждений А. Т. Ф. сама по себе, конечно, еще не означает, что с традиционной хронологией у историков нет никаких проблем. Частные проблемы этого рода безусловно есть и, вероятно, будут возникать и в дальнейшем, но они будут решаться в ходе нормального исследовательского процесса. В своем нынешнем виде учение А. Т. Ф. не может исполнить даже роль полезного стимулятора, который подтолкнул бы серьезных историков к наведению порядка в темных углах традиционной хронологии. Это учение давно проскочило ту стадию, когда оно могло претендовать на такую роль. Нагромоздив на собственно хронологическую проблематику горы дилетантской чепухи и фантасмагорических вымыслов, игнорируя профессиональную науку и апеллируя вместо этого к неподготовленной широкой публике, А. Т. Ф. столь прочно поставил себя вне науки, да и просто вне здравого смысла, что будущий исследователь хронологии уже не станет раскапывать всю эту гору абсурдов, чтобы проверить, не скрывается ли в ее недрах какое-нибудь рациональное зерно.

Что А. Т. Ф. предлагает ошибочную концепцию истории — не главное. Это малый грех. Дело в другом: в нынешнюю эпоху, когда классический научный идеал и без того находится под неслыханным натиском иррационализма всех видов, включая ясновидение, гадание, суеверия, магию и т.п., А. Т. Ф., беззастенчиво используя всю мощь традиционного авторитета математики, внедряет в молодые души представление о том, что в гуманитарных науках нет в сущности никакого позитивного знания, зато есть масса сознательных подлогов, и можно, свысока относясь к пыльным и тенденциозным традиционным сочинениям, смело противопоставлять любому утверждению этих наук свою интуитивную догадку. «Я уверен, что слово Москва происходит из МОСС (англ. „мох”) + КВА, т.е. „лягушка во мху”»; «По моему мнению, первоначальное население Южной Америки составляли русские»; «Нам кажется, что Петр I был женщиной»; «Моя гипотеза: Николай Второй и Лев Троцкий — одно и то же лицо». Ни одно из этих утверждений не хуже и не лучше тех, которые сотнями преподносит нам А. Т. Ф. Любое из подобных утверждений ныне, вдохновляясь примером А. Т. Ф., молодой честолюбец может смело выдвигать в качестве «научной гипотезы», объявляя возражающих рутинерами. Как человек, глубоко почитающий математику, я должен сказать, что едва ли кто-либо когда-либо наносил столь тяжкий урон престижу математики и математиков в общественном сознании, как А. Т. Фоменко. Еще недавно представители гуманитарных наук судили о возможностях плодотворного участия математиков в решении их проблем по замечательным работам А. Н. Колмогорова. Ныне им придется судить по А. Т. Фоменко.

Точка зрения филолога и журналиста

М. Ю. Соколов. Удовольствие быть сиротой. Научными аргументами фоменкиану бить бесполезно

Недавняя ученая конференция в МГУ, посвященная критике «новой хронологии» А. Т. Фоменко (см. «Известия», 24.12.99), свидетельствует о том, что научную общественность в конце концов допекло — да оно и неудивительно. Достаточно более или менее регулярного посещения книжных магазинов, чтобы поразиться изобилию трудов Фоменко, выставляемых торговцами на самых почетных местах. У историков, филологов, астрономов, представителей иных научных дисциплин, чьи глаза и так лезли на лоб от знакомства со всесокрушающим учением геометра Фоменко, теперь они лезут вовсе неизвестно куда, ибо одно дело — изучать фантастическое учение, изложенное в малотиражных препринтах, другое — видеть всю эту фантастику в подарочных изданиях, своим тиражом едва ли не превышающих весь корпус собственно исторической, а не фантастической литературы, изданной за тот же отчетный период. Желание наконец-то прекратить чрезмерно далеко зашедшую мистификацию, задав напрашивающиеся вопросы и дав на них внятные, а не бредовые ответы, представляется вполне естественным. Для всякого специалиста в своей области (необязательно научной) беспардонное в нее вторжение самоуверенного дилетанта доставляет боль, близкую к физической — примерно как от удара в пах. Точно так чувствуют себя представители исторических дисциплин, входя в крупнейшие книжные магазины России.

Например, автора этих строк, как филолога по образованию, всегда занимал языковой аспект фоменкианы. Положим, что древнеримский царь Нума Помпилий, хан Батый, Данте Алигьери, Иоанн Креститель, Карл Великий, Аристотель, Иван Калита, Нерон и Ричард Львиное Сердце являются современниками, а некоторые из них — так даже и двойниками друг друга. Интересно было бы узнать, на каком языке они при этом изъяснялись: на архаической латыни? на классической латыни? по-старофранцузски? по-итальянски? по-арамейски? на древнегреческом? древнерусском? старомонгольском? Вообще говоря, для всепобеждающего учения препятствий нет, усердие все превозмогает, и можно объявить, что все древние языки также являются плодом всеобъемлющей фальсификации. Если заговорщики придумали из головы общепринятую ныне хронологию античности и средневековья, почему бы им не придумать и языки тех эпох.