История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума
Шрифт:
Перейдя от образной обрисовки проблемы к ее конкретному разрешению, Розенбаум рассказал генералу о планируемом объединении существующих в Лодзи организаций. При этом он подчеркнул, что «необходимо сделать все, чтобы это собрание состоялось, так как оно даст нам ключ к раскрытию революционного заговора против правительства не только в нашем городе, но и во всем ЦПР (Центральном Промышленном районе)». В доказательство реальности этих планов он поставил в известность шефа госбезопасности о готовящемся участии в заговоре двух своих сотрудников.
Согласившись с доводами доверенного лица, генерал Поплавский спросил у него о наличии конкретных доказательств существования в городе коммунистического заговора. В ответ на это Розенбаум показал ему все имеющиеся у него именные списки членов лодзинских организаций, а также экземпляр подпольной газеты «Чэрвоны Штандар», отпечатанный на шапирографе. Просмотрев полученные от Розенбаума материалы, генерал с выражением некоторой неловкости на лице признал, что о газете «Чэрвоны Штандар» и организации «Дер Штерн» он впервые слышит.
В это время раздался телефонный звонок, генерал взял трубку и начал разговаривать. Из этого разговора Розенбаум
Когда Розенбаум положил телефонную трубку, генерал вышел из-за стола, сел с ним рядом и сказал: «Господин командор, только что я узнал, что вы в полном смысле человек нашего круга, поэтому я всегда готов быть вам полезным. Что же касается ожидаемого 3 марта, то давайте за пару дней до этого встретимся и обговорим все детали операции». Было уже довольно поздно, когда Розенбаум вышел от генерала, и поэтому он сразу же поспешил в гостиницу, ибо до отъезда в Варшаву ему надо было еще встретиться в условленное время с Курнатовичем и новоиспеченным агентом Яном-Адольфом Иваницким. В отличие от агентов-рабочих Иваницкий являлся чиновником магистрата, хотя и происходил из семьи рабочего-каменотеса. Ему было 28 лет, он имел неоконченное среднее образование (6 классов царской гимназии). По свидетельству Курнатовича, сам он хорошо знал не только Иваницкого, но и его отца, всю жизнь проработавшего в фирме по производству надгробных памятников. Молодой Иваницкий попал в чиновники еще во время немецкой оккупации Польши. Работает в магистратуре шестой год, является горячим польским патриотом, сторонником народно-демократической партии (эндеции). Вместе с тем, как и все чиновники средней руки, он входит в состав профсоюза «Союз рабочих нравственного труда», члены которого — люди самой разной политической ориентации. Некоторые из них (в том числе и Ян Иваницкий) входили в состав организации «Свобода Трудящихся», хотя по своим убеждениям и не имели ничего общего с коммунистами. Более того, по совету и с ведома воеводской политполиции, он еще и подрабатывал частным образом в паре со штатным агентом таковой Евгением Лозинским. Когда же последний перешел на службу в наружную полицию г. Влоцлавека, то Иваницкий, считая свое пребывание в «Свободе Трудящихся» совершенно бесперспективным, также решил уйти из организации и переехать в Гурны Шленск. Но агент Курнатович, почувствовавший в нем родственную душу, не позволил ему это сделать, и привлек к совместной работе в политическом сыске. На встречу с Розенбаумом Иваницкий пришел вместе с Курнатовичем. Тот представил импрессарио нового сотрудника, который принес с собой результат своей недавней работы список рабочих и служащих магистрата, принадлежащих к «Чэрвоному Штандару» и «Свободе Трудящихся».
Иваницкий подтвердил все сказанное о нем Курнатовичем, выразив при этом желание стать штатным агентом политполиции. Что касается организации «Свобода Трудящихся», то он показал, что в ней насчитывается около 300 человек. Председателем коми — тета этой организации является Борух-Иосель Берг — главный бухгалтер фабрики мануфактуры «Блават Зажевский» в Лодзи, а заместителем — магистратский служащий (лавник) Арон Бендер. Последнему, по словам Иваницкого, выгоднее быть с ним в хороших отношениях, так как, занимаясь в секретариате магистрата благотворительной помощью для безработных, он контролировал в этом направлении финансовую деятельность упомянутого лавника. Именно от него Иваницкий и узнал, что лодзинские организации «Чэр-воны Штандар» и «Свобода Трудящихся» стоят на пути объединения в единую организацию, но этому противится рабочий комитет организации «Дер Штерн». В этой связи руководитель «Свободы Трудящихся» Берг намерен вступить в переговоры с председателем комитета организации «Дер Штерн» Натанзоном. Вслед за этим Иваницкий подал Розенбауму список из 15–20 лиц интеллигентных профессий, желающих войти в члены организации «Свобода Трудящихся». Среди них значились медики-врачи Гольд, Гляуберманн, адвокат Лискер и др.
Новые моменты в информации Иваницкого показались Розенбауму достаточно многообещающими, чтобы поощрить его. Он сразу же вручил ему 100 злотых под расписку и пообещал через несколько дней представить в госполицию его кандидатуру для утверждения в качестве штатного агента.
Встреча Розенбаума с Курнатовичем и Иваницким уже подходила к концу, когда в гостиничный номер вошел Грапп с небольшой, как он выразился, «новостью». «Сегодня я был в редакции газеты «Дэр Лодзинэр Тог», где председатель нашей организации «Дер Штерн» Натанзон предложил мне мандат для участия в объединительном собрании 3 марта. Когда он обратился к рабочим с вопросом о том, поддерживают они мою кандидатуру или нет, то последние в один голос заявили: «Пусть идет нашим делегатом, мы его знаем». После этого к Натанзону зашел председатель организации «Свобода Трудящихся» Борух Берг. О чем они говорили я не слышал, так как оба вышли в соседнее помещение». За эту новую информацию и Граппу импрессарио выдал 100 злотых под расписку. Прощаясь с агентами, он вместе с выдачей заданий предложил каждому из них «на дорожку» по рюмке водки, заявив при этом, что через полтора часа выезжает в Варшаву.
Приехав на следующий день в Варшаву, Розенбаум подробно доложил Корвин-Пиотровскому обо всем, что сделано в Лодзи. Просматривая списки лиц, заподозренных в прокоммунистических настроениях, полковник обратил внимание доверенного
лица на то, что 80 % из них были евреями, а остальные — поляками. Вместе с этим, он подчеркнул и такую местную особенность: на фабриках Лодзи одну пятую часть рабочих составляют немецкие рабочие, но ни один из них не принадлежит ни к одной из выявленных организаций. Что касается польских антикоммунистических организаций, то здесь, несомненно, выделяется эндеция во главе с адвокатом Ковальским, близким другом Романа Дмовского — родоначальника этого движения. «Впрочем, эндеция — это вне нашей компетенции», — заявил Корвин-Пиотровский и тут же сообщил, что им получено из Радома от Горжевского весьма ценное донесение, подтверждающее наличие связей между рабочими организациями Радома и Лодзи. Последнее означало, что Розенбауму необходимо срочно быть в Радоме.В гостиницу к Розенбауму Горжевский заявился где-то около полуночи и с удовлетворением сообщил, что благодаря доверчивым отношениям с Давидом Гурвичем ему далось получить от него не только приглашение на объединительное собрание, но и познакомиться с лодзинскими делегатами (Авербухом — от «Чэрвоно-го Штандара» и Глузманом — от «Свободного Рабочего»), невольно проинформировавших его об уже состоявшемся пару дней назад объединении их организаций и об переговорах по этому вопросу между «Свободой Трудящихся» и «Дер Штерн». Они разъяснили также порядок участия представителей Радома на объединительном собрании в Лодзи на Балуте. На сегодняшнем заседании, а именно оттуда заявился с запозданием Горжевский, присутствовал также курьер из Лодзи Хаим Цедерман. На этом заседании было решено, что делегатами от радомских рабочих комитетов на объединительном собрании в Лодзи примут участие следующие представители: Давид Гурвич, Лея Голевчинер («Свобода Трудящихся»), Клеменс Клетневский, Иосиф Горжевский («Свободный Рабочий»). На внесении кандидатуры Горжевского в состав радомской делегации особенно настаивал Давид Гурвич. В конце заседания было составлено соответствующее постановление и вручено курьеру из Лодзи Цедерману, которому предстояло еще посетить собрания в Люблине и Ченстохове. Поздравив Горжевс-кого с достижением поставленной цели, ибо попасть в делегаты было не столь простым делом, как это может показаться на первый взгляд, Розенбаум вручил ему в качестве поощрительной премии 200 злотых. На этом агенты расстались, а утром почти не спавший и разбитый Розенбаум выехал в Кельцы. Там, сказавшись больным, он сдал все административно-театральные дела своему помощнику Роберту Рейху и в тот же день выехал в Люблин.
Приехав в Люблин, Розенбаум первым делом отправился на квартиру Чеслава Чайковского, которого он застал дома одного (жена вышла к соседке, и он ждал с минуты на минуту ее возвращения), но уже собравшегося идти по делам сыска к Дмуховскому и Раевскому. Решив не мешать его планам, импрессарио назначил на вечер у себя в гостинице встречу с Чайковским и его ближайшими помощниками, а сам пошел по своим театрально-гастрольным делам.
Вечером разговор между Розенбаумом и Чайковским свелся в общих чертах к следующему. Чеслав Чайковский: «На авиационном заводе мне удалось завязать близкие отношения со старшим мастером токарного цеха Леоном Квасневским. Знаю я его давно как человека социалистического направления мыслей и как члена ППС. Пригласил я его к себе домой с помощью утешительницы всех униженных и оскорбленных (при этом Чайковский весьма мастерски щелкнул себя по кадыку). Выпили, закусили и Леон разоткровенничался. Выяснилось, что он крайне недоволен существующим в стране порядком вещей, а потому как может, объединяет вокруг себя таких же обездоленных. И тут же признал, что ему удалось организовать на заводе ячейку организации «Свободный Рабочий». В ней, сказал он, пока 80 человек, но самый большой недостаток — это то, что организации не хватает людей, пользующихся доверием рабочих масс: «Вот если бы вы или Раевский с Дмуховским согласились бы войти в наш состав, — заметил Леон, — то тогда бы дело у нас пошло лучше. Вас как представителя рабочей конфликтной комиссии все на заводе знают и уважают, и если бы вы приняли участие в улучшении нашей судьбы, то наши рабочие пошли бы за вами, как утята за утками: давай, брат, вместе работать!». На что я выразил свое охотное согласие и вот уже несколько дней, образно говоря, ношу красный фрак революционера. Я знаю фамилии всех членов нашей заводской ячейки, список которых здесь вам и вручаю. В комитете нашем сейчас идут разговоры об объединении всех революционных организаций в одно целое. Раевского я также ввел в нашу ячейку, и мы начинаем только сейчас понимать, в какой опасности находится наше Отечество, а потому не пожалеем своих сил, чтобы искоренить эту мерзость».
Эмоции Чайковского передались и Иосифу Дмуховскому, который сообщил, что ему удалось также завязать дружеские отношения со многими рабочими частных фабрик города («Корона», «Металл», «Инвалид», «Цукер Любельски» и др.). С их помощью он познакомился со старшим мастером завода по изготовлению протезов Каролем Левандовским и мастером завода чистящих и моющих средств «Корона» Мандельштамом. Оба они являются на своих предприятиях активистами «Свободного Рабочего» и «Свободы Трудящихся». Со слов Мандельштама, организация «Свобода Трудящихся» насчитывает свыше 300 человек, а председателем ее комитета является химик-технолог завода Израиль Цедербаум, бывший львовский студент. Здесь со дня на день ждут прибытия курьера из Лодзи, занимающегося вопросом объединения организаций рабочих в Польше.
Ромуальд Раевский, будучи членом заводской ячейки «Свободного Рабочего», по поручению Чайковского выявлял прокоммунистические организации на других предприятиях города. Одной из таких ячеек «Свободного Рабочего» являлось объединение ремесленников, которое возглавлял частный сапожник Ян Дубейко. Здесь имелось около 50–60 членов. Сейчас идет работа по присоединению этой ячейки к нашей заводской организации. Другую прокоммунистическую организацию «Свобода Трудящихся» из числа рабочих городской бойни и местных больниц возглавляет портной-закройщик фирмы Витковского Мойша Блюменфельд. Эта организация входит в состав более крупной, руководимой упомянутым Израилем Цедербаумом. «Со слов Дубейко, — заметил Ромуальд, — я знаю, что в Люблине ожидается не сегодня-завтра приезд специальных курьеров».