История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума

Назначив Михаила Козакевича старшим в новой группе агентов (последний с удовольствием принял на себя эту ответственность), Розенбаум сказал, что, кроме лиц, здесь присутствующих, в его подчинении будут находиться и люди, ранее работавшие с Курнатовичем: Гжегож Возницкий, Даниэль Гольмонт, Тадеуш Домбровский, Ежи Жолкевский, Збигнев Жолнеркевич, Зенон Завадский, Зигфрид Заремба и Зыгмунт Моравский. Оказалось при этом, что все эти лица хорошо известны Козакевичу. С учетом этого он сразу же заявил, что «хотел бы Жолкевского, Жолнеркевича и Зарем-бу, как любящих выпить, заменить рабочими более солидными, и за которых он готов головой поручиться…». К их числу он относил Ежи Грудня, Болеслава Добржаньского и Иосифа Ледницкого. Розенбаум выразил свое согласие с такой рокировкой среди агентов, не возражал против этого и Курнатович. В итоге импрессарио дал Курнатовичу распоряжение освободиться от услуг упомянутых Козакевичем агентов с выплатой им по 100 злотых под расписку, мотивируя этот расчет последними событиями, происходившими в Лодзи и начавшимся свертыванием политразведки из соображений уменьшения расходов. Он также попросил поблагодарить их за проведенную ими работу. Вслед за этим Розенбаум перешел к инструктажу нового пополнения в плане необходимого оформления документов, формы подачи сообщений, их периодичности, а также порядка связи, как с ним, так и с воеводским и варшавским начальством. Договорились, что о своем приезде в Лодзь Розенбаум будет сообщать по телефону на фабрику Шайблера Козакевичу, начиная со следующей фразы: «Пани Мария Закржевская просит зайти к ней (время)». Это будет означать, что он уже находится в гостинице.

Новый день для Розенбаума и Козакевича начался с визита к генералу Поплавскому. Тот одобрил план мероприятий, разработанный визитерами, и приказал Козакевичу еженедельно каждую субботу в 12 часов дня являться к нему с докладом о ходе политразведки и для получения инструкций. Генерал выписал ему и чек на 500 злотых на текущие служебные расходы на подотчет. После этого он потребовал, чтобы в первое же воскресенье, после окончания богослужения в костелах, Козакевич явился к нему со всеми новыми сотрудниками, так как он желает «не только с ними побеседовать, но и знать каждого из них в лицо». Генерал коротко поговорил с Михаилом Козакевичем о его жизни, политических взглядах, и выразил уверенность в том, что знание последним рабочей Лодзи «позволит ему внести посильный вклад в дело спасения Отчизны от еврейского социал-коммунизма». Обращаясь к Розенбауму, он поблагодарил его за раскрытие в Лодзи столь огромной антигосударственной организации, о чем он считает «своим долгом довести… до сведения маршала Пилсудского». На такой высокой ноте и закончилась разведывательная деятельность Эдуарда Розенбаума в Лодзи.

Перед отъездом в Варшаву Розенбаум устроил у себя в номере прощальный ужин, на который пригласил Курнатовича, Иваницкого и Козакевича. Несмотря на уговор — о политразведке ни слова, постепенно разговор у собравшихся все равно перешел в эту плоскость. Курнатовича интересовало, кому он должен сдать оставшиеся деньги с подотчета. Удовлетворившись ответом Розенбаума («это изложено в инструкции, выданной вам Корвин-Пиотровским»), он передал импрессарио расписки Жолкевского, Жол-неркевича и Зарембы о получении полного расчета за работу в сыске, заявив при этом, что все трое были очень довольны вознаграждением и выразили готовность, если потребуется, быть полезными политразведке. Козакевича волновал по неопытности вопрос о том, как распоряжаться деньгами, данными ему на сотрудников. На это Розенбаум ответил четко с учетом собственного опыта: «Размер вознаграждения зависит от характера и важности поручаемой работы, но, разумеется, нужно принимать во внимание материальное состояние данного сотрудника в момент выдачи ему тех или иных сумм. Кроме того, он (сотрудник) должен всегда чувствовать, что труд его оценивается справедливо, и тогда он будет ревностно относиться к своим обязанностям. Что до авансов за работу на будущее, то старайтесь их избегать, так как любая работа должна оплачиваться по существу, после ее выполнения. Авансы сотрудникам на расходы по службе давайте, сообразуясь с имеющейся у вас суммой подотчетных средств. Если она мала, составьте смету на необходимые расходы и при еженедельном докладе или в экстренном порядке смело идите к генералу Поплавскому и просите увеличить ваш собственный аванс… Одним словом, интересы дела должны быть превыше всего, а деньги под это всегда найдутся».

Иваницкий был заинтересован в подыскании своего человека при городском магистрате. О своих поисках в этом направлении он уже говорил Розенбауму, поэтому на сей раз он пришел в гостиницу со своим кандидатом на эту роль. Поскольку человек этот находился в вестибюле, то Иваницкий сбегал за ним и представил его Розенбауму. В ходе знакомства выяснилось, что кандидату в агенты Генриху Миклашевскому 28 лет, он уроженец Лодзи, окончил местное коммерческое училище, женат, работает в персональном отделе магистрата и ведает кадрами городских предприятий с 1921 года. Хорошо подобрал состав служащих большинства предприятий Лодзи, умеет находить подход к людям. Побеседовав ко — ротко с Миклашевским, Розенбаум решил зачислить его в сотрудники, подчинив по делам политразведки Михаилу Козакевичу. После этого разговоры перешли на темы достаточно отвлеченные и малозначимые. Той же ночью импрессарио выехал в Варшаву.

Утро 8 марта в столице уже традиционно началось для Розенбаума со встречи с Корвин-Пиотровским. Он достаточно подробно доложил ему о событиях в Лодзи, о своих действиях по организации здесь новой разведывательной сети, охарактеризовал Михаила Козакевича и его сотрудников. Полковник доклад и действия доверенного лица одобрил, после чего сообщил, «что на днях к двум с лишним тысячам арестованных в Лодзи добавилось около десяти тысяч арестов, произведенных по спискам лодзинского «исторического» собрания в Ченстохове и Кутно. Дано распоряжение сегодня же приступить к арестам в Люблине и Радоме, а также в Скаржиско и Демблине. Удар по противнику нанесен мощный. Генерал Розвадовский доволен твоей работой и приказал мне сразу же идти к нему с тобой, как только приедешь».

Через несколько минут оба уже сидели в кабинете шефа польской госполиции. В ходе беседы с Розенбаумом генерал расспрашивал его о деталях налаженного им сыска в Лодзи, хотя для всех присутствующих было ясно, что вся эта беседа не что иное как дань форме, протоколу. В конце беседы шеф госполиции сказал доверенному лицу то, что, вероятно, хотел сказать в самом ее начале: «Господин командор, совершенно искренне признаюсь, что я не нахожу слов для выражения вам своей благодарности за содеянное вами в Лодзи и других городах района. Одно обещаю, что о вашем деле я специально доложу маршалу Пилсудскому». Долго пожимая Розенбауму руку, генерал Розвадовский одновременно дал указание Корвин-Пиотровскому выписать для доверенного лица пять тысяч злотых в качестве награды за работу. После этого полковник повел Розенбаума в свой кабинет, выписал на его имя чек, позвонил кассиру и приказал ему принести выписанную сумму прямо в кабинет. Там же награжденный этот чек и подписал. В этом жесте и внимании к своей персоне было что-то, заставившее его быть более уверенным в своих силах и возможностях. Вместе с тем он понимал, что в данный момент он сознательно поддавался обыкновенным человеческим слабостям, но Розенбаум не противился этому.

Перед выходом от Корвин-Пиотровского последний с улыбкой обратился к Розенбауму: «А теперь два дня гуляй, а 10-го утром приходи сюда. Сегодня буду ждать тебя в опере, думаю, мы заслужили хороший ужин. И вот тебе паспарту на все столичные театры». Пропуск на все театральные спектакли (в него полковник вписал кличку агента «Антоний Ружа») Розенбаум взял скорее как свидетельство о росте его агентурного престижа, но не более того, так как театральная Варшава его хорошо знала как известного импрессарио, и хорошие места на всех спектаклях ему были гарантированы.

Утром 10 марта, согласно имевшейся договоренности, Розенбаум был принят полковником в своем кабинете. Эту встречу Корвин-Пиотровский начал с сообщения, что по распоряжению генерала Розвадовского ему как доверенному лицу предоставляется двухмесячный отдых от политразведки, но за это время он должен подобрать себе соответствующий ансамбль, театральную группу для гастролей и разведывательной деятельности в новых районах Польши. При этом полковник предложил доверенному лицу право воспользоваться помощью его бывших сотрудников. Розенбаум сразу же попросил о переводе в помощь ему Кароля Граппа в городе Катовице, Эмилиана Анджеевского в городе Бельско, а Иваницкого во Влоцлавеке. На эти просьбы Корвин-Пиотровский ответил согласием, от себя добавив, что Курнатовича немедленно переведет в Варшаву. Начатый разговор был продолжен за завтраком в казино госполиции. В ходе его полковник стал сетовать на технические трудности, связанные со следствием в отношении арестованных недавно лиц, а также предстоящего над ними суда. Как он заметил, все это дело после окончания следствия будет доложено маршалу Пилсудскому и уже по усмотрению его будет решено, куда передавать все дело — в гражданский или военный суд. Генерал Розвадовский в своем докладе намерен убеждать маршала о передаче виновных в компетенцию особой сессии военного суда.

Затем Корвин-Пиотровский поинтересовался, как Розенбаум намерен провести свой двухмесячный отдых от дел по разведке. И тот ответил, что большую часть этого времени он будет находиться вместе со своей труппой, но если ему как-то и удастся урвать для настоящего отдыха хотя бы две-три недели, то он таковые хотел бы провести…в госпитале или санатории для нервнобольных: «Сейчас, после всего происшедшего, я действительно устал и нравственно, и физически, а потому хотел бы немного ни о чем не думать и ничего не делать. Два года совмещения административно-театральной и разведывательной работы вымотали меня окончательно. В настоящее время мой ансамбль находится в Кельцах и Люблине, куда переехал уже без меня, и я в полном неведении, что там делается…». Полковник вполне сочувственно отнесся к ситуации Розенбаума, но тем не менее для большей убедительности дважды сказал ему, что от обязанностей импрессарио он его не только не освободит, но таковые прямо вменяет ему в обязанности, так как вывеска импрессарио для политразведки столь же нужна, как пища и воздух для всякого живого существа. «Единственное, что в данном случае я могу для тебя сделать, — заметил полковник, — так это устроить в хороший санаторий доктора Сонгайло в Вилянове под Варшавой. Это я тебе обещаю».

После завтрака оба в кабинете Корвин-Пиотровского участвовали в решении дальнейшей участи лодзинских и люблинских агентов. В ходе индивидуального собеседования было решено, что Кароль Грапп переедет в Катовице для работы по специальности в редакцию газеты «Дзенник Гурношленски» («Гурношленский дневник»). Его трудоустройством займется госполиция. Клеменс Курнатович дал свое согласие на переезд в Варшаву, Ян-Адольф Иваницкий на свой перевод во Влоцлавек. Он переводился в разряд штатных агентов, а потому дополнительно в сферу его деятельности по разведке включался и город Плоцк. О месте его новой работы в должности контролера в пароходном обществе «Вистула» с директором данного общества было уже договорено. Эмилиан Анджеевский согласился ехать в Бельско с правом самому приискать там себе работу. До момента трудоустройства ему было назначено дополнительное вознаграждение по 100 злотых в месяц. Он также переводился в штатные агенты. И Анджеевский, и Грапп с удовлетворением восприняли свой перевод опять в подчинение Розенбауму.

В отношении к прибывшему из Люблина Чеславу Чайковскому все оказалось несколько сложнее. Когда Корвин-Пиотровский задал ему вопрос: «Считает ли он возможной свою дальнейшую работу в Люблине, где в ближайшее время начнутся аресты?», то неожиданно для себя получил утвердительный ответ агента. Чайковский совершенно уверенно заявил что он как многолетний председатель конфликтной комиссии продолжает оставаться у люблинских рабочих вне подозрения, а потому он охотно и с пользой для дела будет продолжать начатую среди них работу, и здесь он вполне рассчитывает на успех. С этими доводами Корвин-Пиотровский вполне согласился, подчинив Чайковского непосредственно своему руководству в качестве штатного агента. Иосифу Горжевскому полковник предложил перевод в Варшаву для работы по специальности на электростанции, на что агент также охотно дал свое согласие.