История Ирэн. Отрицание

Виленский обратился к Голдееву: – Михаил Григорьевич, по вопросу вашего производства мы на сегодня закончили, если у вас дела, то можете идти.

Голдеев откланялся, и в кабинет пригласили Павла, барон предложил ему сесть за стол и дождавшись, когда ювелир разместится, обратился к нему:

А теперь я бы хотел переговорить с вами, молодой человек. Вы, Павел Овчинников, ювелир?

– Д-да, – Павел попытался встать

– Сидите, – барону не хотелось смущать парня и, к его радости, на помощь пришёл Лопатин:

– Ваше превосходительство, Павел находится под моей протекцией, вы позволите вмешаться в вашу беседу?

Получив утвердительный кивок, Лопатин продолжил:

– У нас в библиотеке, которую ещё собирал прадед моей супруги, есть много свитков, которые никогда, и никто не разбирал. И вот недавно моя дочь, – на этом моменте Леонид Александрович сделал акцент и посмотрел на барона, – стала разбирать эти бумаги и нашла рецепт чернёного серебра. А Павлу удалось воплотить это в металле.

Лопатин говорил ту правду, которую знал, Ирина использовала такую отговорку, чтобы объяснить происхождение этих знаний. И да, свитки действительно бы и Ирина даже пыталась их разобрать, но пока ничего интересного найдено там не было.

– Позволите, занести ларец, мы подготовили подарки для их императорских величеств, – продолжил вконец осмелевший Лопатин.

Барон не стал заглядывать в ларец, вместо этого спросил:

– А тоноскоп, вы тоже в свитках нашли?

Но и на это у Лопатина был ответ:

– Нет, что вы, просто Ирэн, моя дочь сильно болела и мы вызывали доктора. Доктор слушал её сам, ухом, и рассказал про Le Cylindre, вот тогда-то ей в голову и пришла эта идея.

Виленский с недоверием взглянул на Лопатина и покосившись на, практически сползшего под стол ювелира, спросил:

– Вы хотите сказать, что эта идея Ирэн?

– Да, – улыбнулся Лопатин, – это придумала моя дочь.

***

А Ирина в это время находилась в доме у фабриканта Голдеева. В ожидании отца и Михаила Григорьевича Ирина обсуждала с Марфой свои задумки по косметике. На послеобеденное время была назначена встреча с Софьей Штромбель, а потом Ирина собиралась переговорить с Голдеевым. Она понимала, что сама не сможет организовать производство и продажу мыла. Про кремы в больших масштабах пока не думала. Пока всё что она делала, расходилось по местным аристократическим домам. Запись была на месяц вперёд. И Ирину это вполне устраивало. Но мыло ей хотелось производить много. Ирине казалось, что это в целом изменит отношение к гигиене и тогда находиться на балах будет гораздо приятнее.

– Ах Ирэн, ты такая выдумщица, да ещё и такие интересные снадобья у тебя получаются, – не переставала восхищаться Марфа Матвеевна, которая вот уже около двух недель пользовалась кремом и не могла нарадоваться, что кожа стала лучше и свежее.

Ирина, не таясь и радуясь, что кремы «работают», отвечала:

– Я всегда мечтала делать что-нибудь этакое, а сейчас вот нашла старые свитки в нашей библиотеке, и обнаружила там записи, а Софья Штромбель, аптекарша помогла мне это сделать, всё-таки отец у неё был известный в столице аптекарь. Вы сегодня с ней можете познакомиться, я её сюда пригласила.

Марфа Матвеевна гордилась тем, что Ирэн с ней советуется и всегда рассказывала подругам, что она тоже причастна к созданию этих «шедевров». Ирина не возражала, наоборот это было ей «на руку», меньше сплетен и вопросов, откуда вдруг всё это взялось.

Хотя в Стоглавой не было никаких гонений на людей, занимающиеся химией или алхимией, местная церковь лояльно относилась к проявлениям науки. Главное здесь было, не навреди, а остальное как уж получится.

Ирина несколько раз уже сходила на службу в храм, когда ночевала в городе, каждое воскресенье или пятницу ездить не получалось, но она переговорила с настоятелем местного храма, что они с отцом собираются строить храм у себя на земле, и тот обещал помочь со строителями. Оказалось, что не каждый строитель имеет право возводить церковные объекты. И Ирина ждала наступления настоящей весны, потому как деньги уже на храм были.

***

Советник его императорского величества, камергер, барон Сергей Михайлович Виленский ехал на свою льноткацкую фабрику, расположенную в Никольском уезде, и размышлял о том, что узнал за эти два дня:

Неожиданно для всех помещик Лопатин «выходит» из затяжной депрессии и начинает создавать удивительные вещи. Что послужило причиной этой метаморфозе?

Барон вспоминал какого числа, кажется, в конце января он отправил Ирэн из столицы в дом отца. Неужели трагедия дочери так подействовала? Вероятно. Бывает же такое, что если потрясение сильное, то может воздействовать. Возможно, Лопатин любил дочь, и очнулся от свей «летаргии», когда надо было ей помочь.

Так, найдя приемлемое объяснение, барон немного расслабился и решил:

– Пусть с остальным разбирается Шувалов и его канцелярия.

Барон выглянул в окно и увидел, что проезжает мимо дома Лопатиных, возле ворот стояла охрана и конные. Виленский уже поднял руку, чтобы постучать кучеру и приказать тому свернуть к дому, но так и не сделал этого. Какое-то странное чувство не позволило ему решиться.

Это было неприятно, барон всегда считал себя решительным человеком, глядящим в лицо опасности и врагам, но здесь, он ничего не смог поделать с этой подлой нерешительностью. Как только он представлял себе, что он входит в дом, а там Ирэн снова смотрит на него своими бездонными глазами, в которых он всегда читал немой укор.

– Ладно, – откинулся барон на сиденье, – заеду на обратном пути

Глава 28

На обратном пути Виленского всё-таки набрался решимости заехать к Лопатиным. Был приятно удивлён, что на подъезде его встретил конный разъезд. Барон, узнав в одном из служивых бывшего исправника из Никольского полицмейстерского управления, подумал:

– Молодец какой Леонид Александрович, заботится о безопасности.

Виленский тоже был узнан и сопровождён в поместье. Уже на въезде в ворота он узнал, что барыни дома нет, выехала по делам.

Почему-то это «по делам» неприятно отозвалось в груди у Сергея Михайловича. Сразу вспомнилось самодовольное лицо этого прохиндея, Балашова. Барон даже встряхнул головой, пытаясь отогнать противные мысли.

Из дверей дома выскочил Лопатин с радостной улыбкой на лице:

– Сергей Михайлович, правильно, что заехали, сейчас мы с вами обед сообразим, мальчики будут рады вас видеть. А вы мне расскажете, как там Саша, мы-то его давно не видели…– погрустнев добавил Лопатин.

– Только Ирэн нет, она с утра уехала к помещику Картузову, что-то у него там вопросы были по литейному делу, а Иринушка стала в этом хорошо разбираться.

Помещика Картузова Виленский помнил, тот вот уже лет десять пытается получить булатную сталь и в этот раз согласился участвовать. Даже писал как-то, что печку вместе с мастером привёз из Данцига, и мастер то ли Феррети, то ли…

– Феррати и Иван Иванович уверены, что на этот раз всё получится, – вдруг словно в продолжение своих мыслей услышал Виленский от Лопатина

– Да, конечно, Феррати, может он и есть «дела», отчего вдруг Ирэн стала разбираться в литейном деле, – барон искренне не понимал, что происходит.