История Ирэн. Отрицание

Обед не сложился. Сначала барон обрадовался, увидев цветущие лица младших братьев Ирэн, приятно поразился чистоте в доме. Всё было отремонтировано и выглядело ухоженно. А потом случайно в столовую, видимо здесь было принято по-простому, вошла опрятно одетая девушка с ребёнком, которого вела за ручку. Это была очаровательная девочки и неё были глаза матери и золотые кудри её отца. После чего барон резко посмурнел и засобирался.

– Путь неблизкий Леонид Александрович, спасибо за гостеприимство, поеду, Ирэн…

Барон запнулся, словно хотел ещё что-то сказать, но вместо этого лишь произнёс:

– А впрочем, как сочтете нужным…прощайте

Так и не случилось Ирине увидеть супруга Ирэн Виленской. Ей после о визите Виленского рассказала Пелагея и в конце добавила:

– Грустный барон-то, похудевший, сначала вроде хотел тебя дождаться-то, а Танюшку-то увидел и сбёг.

Барон ехал в столицу и уже в пути размышлял о том, почему Ирэн не ищет с ним встречи? Не потому ли, что у неё дочка от Балашова. Виленский корил себя за поспешный отъезд и за то, что он не выяснил у Лопатина что и как. Постепенно сон сморил императорского советника и снова ему снились тёмные, как перезрелые вишни, глаза Ирэн.

О том, что так и не передал законникам прошение о разводе, барон так и не вспомнил. Он ехал в столицу и вёз с собой новинки из Никольского уезда, которые сейчас казались чем-то игрушечным, но это был лишь первый шаг на пути глобальных изменений.

А Ирины действительно не было в поместье этим днём, накануне она получила письмо от Картузова, который сообщил, что сегодня они начинают первую плавку «булатной стали».

Ирина не могла этого пропустить, поэтому встала рано утром и с небольшим отрядом охраны помчалась в поместье к Картузову.

Иван Иванович выглядел взъерошенным, было заметно, что ему самому очень хотелось увидеть, что получится, но он столько раз получал на выходе «пшик», что в этот раз решил, надо проявить терпение. Он видел, что Проша сильно верит в Ирэн Леонидовну, и в разговоре подтвердил, что, возможно, её знания даже больше, чем у него.

Ирэн сказала закупить большое количество графита, да ещё и кремний, и алюминий. Картузов только удивлялся, но закупил. А Проша подтвердил, что это действительно может дать совершенно неожиданный результат.

Печка Феррати в литейной была прообразом настоящей доменной печи, Феррати ещё усовершенствовал её и теперь она плотно закрывалась, обеспечивая возможность высоких температур.

Ирина сразу предупредила, что процесс плавления не быстрый и займёт несколько часов, и время будет зависеть от того какую максимальную температуру удастся достичь и как долго удержать.

Расплавленную сталь планировали разливать в земляные изложницы, а уже потом ковать*.

(*прим.автора – на самом деле не уверена, что булат ковали, но литые мечи не ценились, так как не давали такой прочности)

К моменту приезда Ирины сталь была готова к разливу. Ирина всё думала, как же они буду разливать, но оказалось, что процесс отработан. У Проши был подвешен большой крюк, который наклонял тигель и из него лилась расплавленная сталь.

После того, как заготовки остынут их передадут кузнецам и только после этого можно будет узнать, получилась у Картузова с Прошей булатная сталь или нет.

***

Виленский вернулся в Москов поздно вечером, отписал императору, и перед тем, как завалиться спать после выматывающей дороги, зашёл к сыну. В своей комнате мальчик был один, тётка уже ушла к себе, отдыхать.

Саша был очень серьёзным мальчиком и в свои 7 лет уже умел читать, писать, бегло говорил на Броттском и Данцигском. Увидев отца, мальчик обрадовался, но не спешил выражать свои чувства. Барон невольно вспомнил непосредственных братьев Ирэн, которые, наплевав на этикет, облепили его и наперебой задавали разные вопросы.

– Здравствуй, Саша, – барон всегда внутренне смущался, не зная правильно ли это общаться с сыном словно он уже взрослый.

– Здравствуйте, господин барон, – точно в соответствии с этикетом произнёс мальчик, немного помолчал, и добавил, – как ваши дела? Как дорога?

Разговор не сложился, барон ответил, тоже задал несколько вопросов, поцеловал сына в лоб, хотел потрепать по макушке, но в последний момент, почему-то передумал. И ушёл, пожелав доброй ночи.

– Он словно заледеневший, – думал барон, надо бы поговорить с сестрой, проверить гувернера, как Сашу обучают и попросить императора, может возьмёт Сашу погостить к своим детям.

С утра барон не успел поговорить с сестрой, потому что получил письмо из Кремля, предписывающее срочно быть у императора.

Захватив с собой всё, что привёз из Никольского уезда, барон поехал на доклад.

***

Император принимал в большом кабинете, снова были только свои, как и в прошлый раз был Шувалов, Виллье, ещё присоединился советник императора по финансам, граф Иван Андреевич Остерман и ещё один советник императора по важным вопросам, как и Виленский, граф Андрей Забела.

Андрей Забела в обществе пользовался славой покорителя женских сердец, высокий, черноволосый, с ярко-синими глазами на породистом лице. Император ценил его за практичный цинизм. Не было в обществе человека, по которому бы не «прошёлся» граф Забела и люди побаивались попасть на «язык» к графу. Граф часто появлялся в обществе императрицы, но в этом не было ничего романтичного, императрица беззаветно любила мужа, а граф был идеальным защитником для семьи императора. Он обладал великолепной проницательностью и мог увидеть скрытое, поэтому императору был выгодно, чтобы у графа была возможно хорошо знать всех, кто окружает императрицу и может иметь доступ к наследникам.

А для вечно скучающей императрицы, постоянно находящейся в окружении фрейлин, граф тоже был глотком свежего воздуха. С ним можно было говорить обо всём, он умело подмечал недостатки и остроумно шутил.

– Разговор будет серьёзный, – подумал Виленский, – вся «королевская рать» здесь.

Так и вышло, вначале император дал слово барону и попросил его рассказать, что он обнаружил во время инспекции в Никольский.

Барон выложил на стол спички, тоноскопы, отдельно, рядом с императором, открыл и положил коробку с серебряными столовыми приборами, выполненными в технике чернения и торжественно поставил подстаканник с чернёной гравировкой Кремля

Пока барон вынимал из сундучка все эти невероятные вещи, в кабинете царила полная тишина. Но в тот момент, когда на столе появился подстаканник, пронёсся вздох, и барону показалось, что он прозвучал одновременно.

Первым паузу нарушил император:

– И это всё из Никольского?

Виленский кивнул:

– Всё подтвердилось, фабрикант Голдеев в партнёрстве с…помещиком Лопатиным разработали и запустили производство спичек. Также в поместье Лопатины были обнаружены древние свитки, в которых сохранились записи по чернёному серебру, и Никольский ювелир смог получить нужный состав.