История Ирэн. Отрицание

Виленский не стал дальше продолжать разговор, хотя ему очень хотелось сказать императору, что спешить он не намерен.

Попрощавшись с императрицей, Виленский поехал домой.

Император же вызвал слугу с просьбой найти ему генерал-поручика барона Александра Григорьевича Строганова.

***

Виленский по дороге от дворца до дома размышлял о том, почему он так сопротивляется окончательному расставанию с Ирэн. Ему казалось, что как только он передаст законникам подписанное прошение о разводе, то всё по-настоящему закончится. Наверное, он дурак, и всё уже закончилось, но какая-то надежда в нём ещё жила.

Да и поступать так с Ирэн не хотелось. Он представлял, если она получит от законника бумагу, каково ей будет. Надо решиться и поговорить с ней самому. Теперь, когда она больше не с Балашовым, а живёт у отца. Барон поморщился, вспомнив этого напыщенного солдафона. А ведь у них ребёнок, дочь…

Дом встретил барона тишиной. Сестра рано уходила спать, а сейчас уже было около полуночи. Дворецкий, помогая барону скинуть пальто, сообщил, что посылка, которую доставили недавно в его кабинете.

Сергей Михайлович осмотрел посылку, но никакой записки или письма не нашёл и подумал:

– Возможно внутри что-то есть

Вскрыл посылку и увидел внутри три разные шкатулки: в одной он обнаружил красивые столовые приборы, которыми восхищался у Гайко, во второй было два браслета и кулон на цепочке, всё из чернёного серебра, отдельно, завёрнутое в пергамент лежало необыкновенное мыло, прозрачное, но при этом цветное, два разных цвета, зеленоватое и розовое. А в самой большой шкатулке, барон обнаружил целый полк искусно сделанных деревянных солдатиков, они были разукрашены, и барон удивился насколько это была очень тонкая работа.

– Почему она не написала письмо? Ведь это могла прислать только Ирэн. Не хочет общаться?

***

Никольский уезд.

Наконец-то граф Андрей Забела изволили уезжать. Ирина как ни пыталась не смогла скрыть радость. Улыбка так и появлялась на лице. Даже Пелагея заметила и спросила:

– Это вы, барыня, чего это всё время улыбаетесь?

Ирина, улыбнувшись ещё шире, ответила:

– Так настроение хорошее, день солнечный, потеплело.

А про себя ещё и добавила:

– Забела уезжает и я снова смогу заниматься своими делами.

Не хотелось Ирине провожать графа, но этикет обязывал, она как дочь хозяина поместья должна была выйти и «помахать» графу платочком.

Ирина вышла в тот момент, когда граф что-то объяснял Леониду Александровичу. Увидев Ирину, граф моментально изменился в лице, у него снова появилось презрительное выражение, словно Ирина была какой-то противной букашкой.

– Прощайте граф, лёгкой вам дороги, – Ирина была сама вежливость

Забела подошёл к ней, на мгновение лицо его приняло выражение, свойственное человеку, сожалеющему о чём-то. Создалось ощущение, что граф хотел что-то сказать, но потом как будто остановил себя и коротко кивнув, повторил:

– Прощайте, Ирэн…Леонидовна

Развернулся и влез в небольшую крытую карету, к которой сзади был привязан красавец конь.

Ирине пришла в голову мысль:

– Интересно, граф и в карете и верхом? Наверное, это удобнее, чем всю дорогу до столицы в карете трястись, надо бы и мне научится верхом ездить.

Как только карета графа скрылась из глаз, Ирина начала собираться в Никольский, надо было срочно встречаться с наместником. Ирине нужна мыловаренная фабрика, там можно и косметику присоседить.

В прошлый раз Ирина присмотрела два здания, которые теоретически могли подойти для её целей. Одно, было старой мыльней, которой перестали пользоваться, когда построили новую, а второе раньше было швейным производством, которое разорилось и теперь там периодически что-то хранили, но не на постоянной основе.

Ирина взяла пару колечек и кулончики на подарок дочерям наместника, несколько подстаканников с изображением Успенского храма, того, что в Москов главным храмом считался.

Дороги уже подсохли, поэтому до Никольского Ирэн добралась быстро. Глядя на то, как быстро сошёл снег Ирина предвкушала, скорую встречу с Картузовым и … плугом. Никольский был украшен к празднованию масленицы, везде повязаны разноцветные платочки, на центрально площади, бабы -лоточницы помимо пирогов, ещё и блины предлагали. У Ирины, несмотря на плотный завтрак, даже «засосало под ложечкой».

Наместник был дома и когда Ирину проводили в кабинет, встретил её радостно и приветливо:

– Ирэн Леонидовна, рад видеть в добром здравии, как батюшка поживает?

Ирина, присев на краешек мягкой банкетки, ответила, что сама здорова и с батюшкой всё в порядке

– Я к вам по делу, – решила не растягивать и перейти сразу к главному вопросу, – хотим мы с отцом мыльную фабрику открывать, но строить пока капиталов не хватает, а вот если бы снять…

Наместник выслушал и всё так же радушно улыбаясь, сказал:

– С превеликим удовольствие, так ведь нет свободных площадей, всё уже разобрано

Ирина прочитала между строк: мол тебя ещё на благонадёжность не проверили, что там Забела скажет, потому подожди пока.

Но Ирина ждать не хотела и предприняла ещё одну попытку:

– Мирослав Мирославович, а как же старая мыльня на окраине, нам бы подошло

Гайко предпринял тоже попытку со своей стороны:

– А что же Леонид Александрович не приехал с вами?

Между строк Ирина «прочитала»: с отцом говорить буду, с тобой пока нет.

Пока Ирина раздумывала что ответить, дверь в кабинет распахнулась и вместе с запахом свежевыпеченных блинов в кабинет влетела супруга наместника, Прасковья Валуевна Гайко:

– Ирэн, ну что же ты сразу по делам, надо было ко мне сначала зайти, поболтали бы чаю с блинами попили.

И вдруг она заметила, что Ирина сидит бледная и расстроенная:

– А что случилось, почему на тебе лица нет? – взволновано, вглядываясь в лицо Ирины, спросила Прасковья Валуевна. Потом повернулась в сторону мужа и уже строже спросила:

– Это что, Мирослав, ты зачем девочку расстроил

А Ирине так себя жалко стало и так её умилило искренне возмущение Прасковьи Валуевны, что слёзы сами хлынули из глаз.

Наместник испуганно вытаращил глаза, а его супруга, увидев, что Ирина рыдает, начала ему выговаривать и выспрашивать в чём дело.

Прибежал кто-то из слуг принесли Ирине воды, ей стало немного стыдно за свою слабость, но в последнее время столько всего навалилось, что здесь и кто-то посильнее бы не выдержал: