История как проблема логики. Часть первая. Материалы
Шрифт:
Априорность суждения означает, «что его предикат необходим»; выражение «синтетический» означает, «что предикат не составляет ни сущности, ни существенной части понятия, которое служит субъектом суждения; так как иначе он был бы тожествен с субъектом, и суждение, следовательно, не было бы синтетическим». Связь, устанавливаемая не путем тожества, необходимо предполагает какое-нибудь основание; ошибки и смешения здесь возникают благодаря тому, что «логическое отношение основания и следствия смешивается с реальными отношениями». Таким образом, ясно, какое громадное значение приобретает для Канта разделение логического и реального основания: на нем покоится разделение суждений на аналитические и синтетические, оно является, следовательно, изначальным и принципиальным. В чем же оно состоит? «Основание, – говорит Кант, – следовательно, всегда должно быть нечто иное, чем следствие, и кто в основание не может привести ничего иного кроме самого данного следствия, тот признает, что он не знает (или в самом деле нет) никакого основания! А это различие или просто логическое (в способе представления – in der Vorstellungsart) или реальное (в самом объекте – in dem Objecte selbst). Понятие протяженного логически отлично от понятия делимого; так как первое, хотя и заключает в себе второе, но еще сверх того кое-что. Но на самом деле (in der Sache selbst) все же между обоими есть тожество; так как делимость лежит все-таки действительно в понятии протяжения. Реальное же различие есть именно то, которое нужно для синтетического суждения. Логика, говоря, что (ассерторические) суждения должны иметь основание, вовсе не заботится об этом различии и абстрагирует от него, потому что оно относится к содержанию познания (weil er auf den Inhalt der Erkenntniss geht). Но когда говорят: всякая вещь имеет свое основание, то подразумевается всегда под этим реальное основание».
Итак, мы получили то же разделение, что в вышеназванной статье: логический (формальный) и трансцендентальный (материальный) принципы. Другими словами, разделение оснований само покоится на предпосылке, утверждающей принципиальное различие между логическим и трансцендентальным. Это различие, конечно, есть, но для нас важно, что Кант разумеет под логическим? Когда он «суждение» противопоставляет «вещи», нельзя понять, как может быть основание какого-нибудь суждения в другом суждении безотносительно к предмету суждения, – по той простой причине, что суждение «ни о чем» есть nonsens. Суждение, как выражение, которое имело бы свое основание в другом выражении, безотносительно к смыслу выражений, есть нечто до крайности фантастическое. Но, как я отмечал [360] , нередко мы логические связи и отношения толкуем как отношения в области «предмета вообще», но тогда основания наших суждений неизбежно остаются не только предметными основаниями, но и в конечном итоге своей первичной данности непосредственно данными. Между тем Кант настаивает на своем разделении, и область логики понимает, как область чистой формы [361] . Но по поводу последней можно привести прекрасный аргумент Л. М. Лопатина [362] : «можно сильно подозревать, что такого изначального дуализма понятий и воззрений в непосредственно мыслимом нами содержании не существует вовсе, и что они ни коим образом не могут представлять его независимых частей, из которых каждая довлеет
360
Введение. C. 23.
361
Ср. разъяснения Кинкеля, опирающегося всецело на Когена во Введении к его изданию Логики Канта, особенно S. X–XI. «Das Gegebene, an welchen sich die Analysis vollzieht, ist nur durch das Denken gegeben, nicht durch reine Anschauung. “Der Bereich eines solcher Art Gegebenen ist daher die formale Logik…” (Cohen)».
362
Лопатин Л. М. Положительные задачи философии. Т. II. С. 87.
Мимоходом, «nebenbei», Кант вводит [363] еще одно различение в само реальное основание. Оно может быть «или формальным (интуиция объекта), как, например, стороны треугольника заключают в себе основание углов, или материальным (существование вещей)», то, что заключается в последнем называется причиной. Этим разделением однако Кант не воспользуется дальше, несмотря на все впечатление, которое должно произвести это разделение, в котором формальным реальным основанием оказывается «интуиция объектов», die Anschauung der Objecte. Дело в том, что ведь именно это формальное реальное основание, по Канту, и должно быть принципом его синтетических априорных суждений, а потому пример, который приводит Кант, особенно интригует. Это – тот самый пример, который приводится уже Вольфом, как пример «достаточного разумного основания»: Per rationem suffcientem intelligimus id, unde intelligitur, cur aliquid sit. – E. gr. Ex eo, quod quis sumit, triangulum tribus lineis contineri, intelligitur, quod tres habere debeat angulos. Разве не странно, что после полного уничтожения лейбнице-вольфовского принципа достаточного основания Канту приходится апеллировать именно к нему, и притом в рассуждениях, которые имеют в виду опровергнуть лейбницевскую же позицию Эбергарда? Но ведь это значит – нужно восстановить всю вольфовскую онтологию [364] . Выход Канта прост: не признавая за ratio способности разумного усмотрения, как требуется определением Вольфа, Кант свое понимание приписывает также рационализму, и всю онтологию объявляет логикой. Мы видели, какое существенное значение для учения о ratio имеет у Вольфа его разделение сущностей, атрибутов и пр. Вот, Кант и объявляет: «Как и вообще вся глава о сущности, атрибутах и т. д. просто относится не к метафизике, (куда ее внес вместе со многими другими Баумгартен) а только к логике». Почему же? «Так как логическая сущность именно то, что составляет первые constitutiva данного понятия, равным образом атрибуты, как rationata logica этой сущности, я легко могу найти путем расчленения моего понятия на все то, что я в нем мыслю» и т. д. А как раз перед этим Кант говорит: «это – очень обычная вещь, что фокусники метафизики, не успеешь оглянуться, делают вольты и перескакивают от логического принципа достаточного основания к трансцендентальному принципу причинности, и принимают последний, как уже заключающийся в первом». Но кто же сделал «вольт» от онтологической сущности к логической сущности? «Вся глава о сущности» и пр. говорит об essentia entis. Или ens также относится к логике, а не к онтологии? Но тогда мнимое «логическое основание» и есть онтологическое основание и никакого другого смысла в нем нет. Что касается, «вольта» от принципа достаточного основания к трансцендентальному принципу причинности, то, как показано выше, по лейбнце-вольфовскому догматизму именно в causa может содержаться ratio, а не causa в ratio, как у названных Кантом «фокусников».
363
Kant I. L. с. B. X. S. 512.
364
Возражать, что приведенный пример понимается разно у Вольфа и Канта было бы здесь неуместно, потому что Кант приписывает Лейбницу и Вольфу мнение, будто у них математические суждения устанавливаются путем чистого логического анализа голых понятий, а логическое, как аналитическое, опять определение самого Канта. Т. е. это было бы petitio principii: разделение аналитических и синтетических суждений покоится на разделении логического и реального основания, а это последнее разделение на различии аналитических и синтетических суждений. Впрочем, сам Кант повинен в такой petitio principii, ибо, начав с того, что разделение аналитических и синтетических суждений покоится на различии логического и реального основания (Kant I. B. X: Briefwechsel… S. 511), Кант через две страницы (Ibid. S. 513) сообщает, что «именно потому, что логическая сущность должна познаваться аналитически, реальная сущность должна познаваться синтетически и априорно…»
Заключение, которое мы считаем себя вправе сделать на основании изложенного, состоит в том, что кантовское понятие логического основания лишено смысла и содержания. Отвергнув учение рационалистов о ratio, не зная, как следует его, Кант пошел своим собственным путем, чем и открыл новую главу в истории философии, и поставил теперь каждого в необходимость выбирать между ним и традиционной, в последнем источнике, платоновской философией. Когда Канту в силу полемической необходимости пришлось вернуться к вопросу, он вспомнил хорошо ему знакомого Баумгартена, но обнаружил то свое свойство, которое отмечает один из биографов его: неумение «вдуматься» в чужие мысли [365] . Этим только, а не философскими мотивами, кажется мне, можно объяснить отношение Канта к интересующему нас вопросу [366] .
365
«Gerade zu der Zeit der h"ochsten Reife und Kraft seines Verstandes, als er die kritische Philosophie bearbeitete, war ihm nichts schwerer als sich in das System eines anderen hineinzudenken». (Jachmann R. B. Im. Kant, geschildert in Briefen an einen Freund. 2. Auf. Halle, 1907. S. 119). Что это свидетельствует, как поясняет Яхманн, о большой силе напряжения у Канта в области своего оригинального мышления, с этим я совершенно согласен.
366
Нельзя думать, что своим письмам к Рейнгольду Кант не придавал «серьезного» значения. Статья Эбергарда задевала его слишком глубоко, и в сущности его ответ есть единственный специальный разбор мнений противного Канту лагеря. Рейнгольду он писал также не из любви в корреспонденции; как видно из писем, ему очень хотелось, чтобы его бывший противник выступил в его защиту. Он предоставляет своему «достопочтенному другу» «воспользоваться его замечаними совершенно как ему угодно», он желал бы, чтобы тот «пользовался всеми ими, как своей собственностью», и он предоставляет ему также «полную свободу» ссылаться и на его имя, если и где понадобится (Kant I. B. X: Briefwechsel… S. 516). Словом, Кант писал обдуманно и придавал этому серьезное значение.
Наконец, в письме к тому же Рейнгольду, написанном неделю спустя после предыдущего письма [367] , Кант высказывается об основаниях суждений: «Но всякая истина суждения, поскольку она покоится на объективных основаниях, есть логическая истина, относится ли само суждение к физике, или метафизике… Но где речь идет исключительно об объективных определяющих основаниях суждения, там еще никто не делал разницы между геометрической, физической или метафизической – и логической истиной». Очевидно, здесь, «логическое» есть нечто иное, чем в предыдущих рассуждениях. Его значение станет понятным, если его сопоставить с вышеуказанным толкованием принципа достаточного основания в Логике Канта. Как критерий «формальной истины», в «совершенной абстракции от всех объектов», это, разумеется, пустое слово, но кантовские формулы: «истина суждения», «из истины следствия можно заключить к истине познания, как основания» и под. позволяют предполагать за этими выражениями еще новый смысл термина «основание», следовательно, не логический и не реальный, если держаться его прежнего разделения. Но это «смысл» весьма короткий: речь идет об «основании» гипотетических суждений и выводов с их двумя модусами. Такое определение роли закона тожества, достаточного основания и исключенного третьего, как принципов силлогистических выводов, соответственно, категорического, условного и разделительного, указывается, например, в Логике Мейера [368] . Но оно только лишний раз свидетельствует, что логические выводы не могут обойтись без онтологических предпосылок. А хотя и кажется, что мы имеем дело с совершенно формальными выражениями отношения понятий, когда говорим: если истинно А, то истинно В, не касаясь вопроса о действительной истинности А, то все же под А мы разумеем «предмет вообще» или «всякий предмет». И как только мы переходим к выводу через утверждение: А – истинно, мы без онтологических оснований этого утверждения обойтись не можем. «Основания», на которые мы тут можем сослаться, и есть собственно основания познания, соответственно мы имеем дело с pr. cognoscendi. Еще раз: никакого особого логического принципа основания не существует.
367
Письмо 4-е (Kant I. B. X: Briefwechsel… S. 517 ff.).
368
Meier G. F. Vernunftlehre. § 400 ff.
На этом мы заканчиваем свой экскурс в кантовскую философию, который имел в виду показать, как возникло популярное по настоящее время, но неправильное понимание вольфовского рационализма. Оно зародилось уже среди учеников Вольфа, но главным виновником того, что это неправильное понимание переходит в историю философии, является Кант, авторитет которого оказывает сильное влияние на историков XIX века, сплошь и рядом рассматривающих философию XVIII века в том освещении, которое ей дано Кантом. Существенными результатами всего этого мы считаем прежде всего искажение вольфовского понятия ratio, как разумного основания, исчезнувшего из философии XIX века. Вследствие чего и весь рационализм Вольфа получил ложное истолкование. Но в частности под непосредственным влиянием идеи математического естествознания воцаряется идея объяснения единственно из внешних причин и условий, как повторяющихся связей данного феноменального порядка. Наконец, реальное основание, как причина, causa, противопоставляется «логическому» принципу достаточного основания, который или должен пониматься, как принцип познания, ratio quod, или вовсе лишен смысла. Но самым поразительным фактом является то, что вольфовское ratio квалифицируется как ratio cognoscendi! Неудивительно, что после такой переделки к вольфовской философии устанавливается отношение, как к ничтожеству, которому история философии может уделить самое большее – несколько строк.
7. Я остановлюсь только на двух примерах, где речь идет о специальном интересе к проблеме достаточного основания и причинности [369] .
Авторитет Канта был сильно подкреплен авторитетом Шопенгауэра, – «единственного последовательного кантианца». «Вольф, таким образом, – сообщает он [370] , – был первым, кто ясно отделил два главных значения нашего основоположения и противопоставил различие их. Тем не менее он устанавливает положение достаточного основания еще не в логике, как это делается теперь, а в онтологии. Хотя тут же, в § 71, он уже настаивает на том, чтобы не смешивали положения достаточного основания познания с положением причины и действия, тем не менее он еще не определяет отчетливо различия и сам допускает смешения, приводя здесь же, в главе de ratione suffciente, § 70, 74, 75, 77, для освещения principium rationis suffcientis примеры причины и действия, мотива и поступка, каковые примеры, если бы он хотел сделать названное различение, должны были бы быть приведены в главе de causis того же сочинения. В этой главе он опять приводит сходные примеры и здесь также опять устанавливает principium cognoscendi (§ 876), которое, хотя и не относится сюда, как рассмотренное уже выше, тем не менее служит для введения определенного и отчетливого различения между ним и законом причинности, которое следует в § 881–884». Читателю, проследившему предыдущее изложение мыслей Вольфа, станет сразу ясно, до какой степени превратно истолковал Шопенгауэр идеи Вольфа. Шопенгауэр совершенно не останавливается на вопросе, какие основания побуждали Вольфа излагать закон достаточного основания в Онтологии, а не в Логике, «как это делается теперь», и без малейшего повода со стороны Вольфа он отожествляет закон достаточного основания с pr. cognoscendi, объясняя тот факт, что этот принцип выделен в самостоятельное начало (§ 876), только «смешениями» самого Вольфа. Если бы Шопенгауэр смотрел здесь не глазами интерпретации, получившей распространение со времени Канта, он едва ли бы так легко мог расправиться с понятием ratio, как разумного основания, и едва ли бы он с таким удовлетворением констатировал, что именно со времени Канта, – как у его последователей, так и противников, – все тщательнее соблюдается кантовское разделение «логического (фopмaльногo) принципа познания» и «трансцендентального (материального) принципа» причинности [371] .
369
Что касается общих «Историй философий», то я убедился, что даже К. Фишер судит о Вольфе и вольфовской философии либо со вторых рук, либо обнаруживает только беглое знакомство в этой области. (Ср., например, его совершенно превратное суждение о вольфовском разделении рациональной и эмпирической философии. Фишер К. Лейбниц. С. 840.) Нечего и говорить об историках «второго сорта», как Виндельбанд, Форлендер и т. п., основывающих свое изложение на двух, трех популярных цитатах из Вольфа. (Форлендер уже пользуется цитированной выше книгой Пихлера, которая хотя и не совершенна, но основана на действительном изучении философии Вольфа, тем не менее его рассуждения особенно примитивны, например, он рискует утверждать, что Введение ко всем сочинениям Вольфа образует Логика, «die aus dem einen Satze des Widerspruchs in rein begrifficher Entwicklung alles "ubrige, selbst das Princip des zureichenden Grundes, abzuleiten sucht»! Vorl"ander K. Geschichte der Philosophie. В. II. 4. Auf. Lpz., 1913. S. 160. Это доказывает только, что Форлендер никогда не видел ни Логики Вольфа, ни его Онтологии. В общем же Форлендер излагает Вольфа по Виндельбанду и приведенная ошибка легко объясняется тем, что в духе усвоенной XIX веком интерпретации кажется вполне, «естественным» излагать «законы мышления» в Логике.) Подробнее других излагает Вольфа Целлер, хотя недостаточно дистинктно; изложение Эрдмана совершенно формалистично; и наиболее удовлетворителен только Ueberweg в своем System der Logik.
370
Schopenhauer’s S"amtliche Werke / Hrsg. J. v. Frauenst"adt. 2. Auf. В. I. Lpz., 1891. S. 18 f. (Ueber d. vierfache Wurzel des Satzes vom zureichenden Grunde. § 10.)
371
Schopenhauer’s S"amtliche Werke. Op. сit. § 13 (S. 21 f.).
Сам Вольф говорит о том, что ratio шире causa (ср., например, Ont. § 321 n.), но как мы указывали (см. выше С. 170–171), между ними нет отношения рода и вида, а это имеет только тот смысл, что ratio содержится не только в causa, но и в essentialia. Но несправедливо приписывать Вольфу абсурдную мысль, будто ratio, как «формально-логическое» основание или как основание познания, шире causa.Поразительным образом ошибку в понимании принципа достаточного основания, в качестве pr. cognoscendi, вслед за Шопенгауэром повторяет Кениг [372] , совершенно справедливо отмечающий, что пренебрежение (Missachtung) к немецким философам от Лейбница до Канта «фактически преувеличено». «Хотя Вольф, – говорит он, – понимает основания вещей, как нечто объективное, тем не менее он еще ясно различает в принципе основания также определяющие причины и показывает, что то, чем явление определяется реально, не всегда и не необходимо выражает вместе с тем основание (познания) его; если, например, допускают как причину магнитного притяжения магнитную силу, то этим еще не найдено его основание (Ont. § 71), и можно даже представить себе целый мир, в котором всякая вещь определяется причинами, но в котором ни для чего не существует основания объяснения». Приведенные нами выше цитаты из Вольфа не оставляют сомнения, что поставленное Кенигом в скобках слово «(познания)» или заимствованная им у Шопенгауэра ошибка в толковании Вольфа или выдумано им самим. Вследствие этого и нелепость, обнаруживающаяся в приведенных словах Кенига и состоящая в том, будто «основание познания» и «основание объяснения» – одно, не должна быть приписываема Вольфу. Источник таких недоразумений я вижу только в неудачной мысли Канта ввести его непонятную идею «логического основания». Это видно из дальнейшего хода рассуждений Кенига. Приписав Вольфу небывалое для него деление оснований, он говорит [373] : «Строго говоря, по определению, всякий принцип есть принцип познания; если Вольф устанавливает последний сам по себе, то он подразумевает под этим очевидно (?) случаи чисто мысленной связи (в силлогизме), тогда как в основании других принципов логической связи лежит нечто реальное». Что же есть эта «чисто мысленная связь» (rein gedanklicher Zusammenhang)? Если это связь психологическая, то она реальна, формальная же логика знает в силлогизме только отношение рода и вида, вследствие чего аксиомой силлогизма и служит dictum de omni et nullo; попытка выйти за пределы узко-объемного отношения понятий всегда ведет к истолкованию «основания» вывода или как causa или как ratio. Поэтому всякое основание объяснения и есть в конечном счете ratio cur, основание же познания, также в конечном счете есть ratio quod. Каким же образом ratio quod может иметь иное значение, – в том числе и формально-логическое, – кроме онтологического, осталось тайной Канта.
372
K"onig E. Die Entwickelung des Causalproblems von Cartesius bis Kant. Lpz., 1888. S. 129 ff. – «A History of the Principle of Suffcient Reason» by W. M. Urban, – по крайней мере, что касается Вольфа, списано у Э. Кенига.
373
K"onig E. Die Entwickelung des Causalproblems von Cartesius bis Kant. S. 131. «Die Grunde oder Principien sind nun nach Wolff vierfach: pr. cognoscendi, fendi, agendi und essendi (Ont. § 866)». 1, Основания и принципы у Вольфа не одно и то же; 2, приведенного «четвероякого» деления у Вольфа нет, иначе пришлось бы обвинять Шопенгауэра в плагиате; 3, § 866, на который ссылается Кениг, есть только определение принципа и ничего больше.
В целом однако нужно признать, что ход мысли самого Канта, что касается вопроса о роли разума, остается законченным в себе и цельным. Если бы фактическое развитие Канта не показывало нам, именно на примере оценки ratio, как Кант с самого начала своей литературной деятельности оставался «слепым по отношению к идеям», со стороны Канта было бы только последовательно после его «коперниканства» занять негативное отношение к разуму. Одно из двух: или нужно «видеть» разумом или, кто не видит, тому остается отрицать его роль, как источника предметного познания. Кант выбрал последнее и с точки зрения «слепого к идеям» создал гениальную систему. Так прирожденный слепец может рассказать свою картину эмпирического миpa. Недоразумения начинаются только с того момента, когда слепец выдает свое «миросозерцание» за действительное созерцание миpa. Для Канта есть в конце концов только один источник – чувственность, для Вольфа – также разум. Поэтому у Канта рассудок, как способность правил, получает свое основание в трансцендентальной апперцепции, и принцип достаточного разумного основания оказывается вообще вещью излишней и нарушающей целостность субъективного трансцендентализма. Напротив, разум, по учению Вольфа, усматривает разумное основание в самих вещах, entia, и принцип достаточного основания у него является наряду с принципом противоречия началом онтологии, и это последовательно для объективного трансцендентализма [374] . Никто иной, как Вольф предложил переводить слово Ontologia (seu Phiosophia prima) через Grundwissenschaft и было бы полным искажением его учения думать, что для него основной наукой является Логика. Как отмечает он сам [375] , только дидактические соображения побуждают его начать изложение системы с логики, напротив, methodus demonstrativa требовала бы, чтобы логика шла за онтологией и психологией. Соответственно он все-таки и в Логике первые вступительные главы посвящает разъяснению основных онтологических и психологических понятий. И именно потому онтология должна служить началом логики, что последняя излагает правила, которыми ум руководится при познании всякой вещи. Нужно изучить, поэтому каково то, с чем мы имеем дело при познании вещей, а это должно быть получено из общего познания вещи, которое почерпается из онтологии. Поэтому и оказывается, как мы уже видели, что у Вольфа «связь истин» покоится на «связи вещей» [376] , а усматриваемое разумом и развиваемое в умозаключениях разумное основание, заключенное в этой связи, есть источник объяснения самой этой необходимости, как проистекающей из сущности вещи.
374
Невзирая на неправильность в целом у Кенига интерпретации Вольфа, эту основную мысль у него ухватил и Кениг, удачно формулировав ее в словах: «Er (Wolff) zeigt, dass logishe Wahrheit in unseren Urtheilen nur denkbar ist unter Voraussetzung einer transcendentalen Wahrheit in den Objekten des Erkennens». Op. cit. S. 131. Ср.: Wolff Ch. Ont. § 499, – см. ниже: С. 189 прим. 133.
375
D. Pr. § 89–91. См. выше С. 154 пр. 34.
376
Ср.: Wolff Ch. Ont. § 494–499, Wolff Ch. Psychologia empirica. § 482–483; Wolff Ch. Psychologia rationalis. § 444–452.
Поэтому, не непоследовательностью, как думает Шопенгауэр, объясняется, что Вольф среди принципов помещает особое начало познания, рr. cognoscendi, а только сознанием того различения, которое вслед за Крузиусом заметил и Кант, различения между ratio cur и ratio quod. Последняя занимает у Вольфа очень скромное место, будучи разъяснена только в одном § [377] , но по всему смыслу онтологии, она и не нуждается в особом разъяснении, – для Вольфа достаточно только констатировать, что всякое познание с чего-нибудь начинается, т. е. с аксиом и определений или с опыта [378] . Другими словами, это начало или принцип вовсе не есть основание, Grund или ratio или causa, а есть источник познания. Сообразно этому об источнике познания может говорить либо психология, поскольку речь идет об участии субъекта в познании, либо онтология, определяющая entia во всех их видах и фирмах. Логика может только констатировать, что прямой объект ее изучения, демонстрация, всегда есть сведение данного положения к другому, в результате всего процесса, к началу. Но существенно, что если бы мы захотели в этом последнем увидеть также род основания, то это всегда было бы простое указание quod, вещи, истины, – как говорит Вольф, это было бы veritas propositionis alterius, т. е. ordo eorum, quae enti conveniunt [379] . Никакого особого «формально-логического» основания просто-напросто не существует, – всякое основание необходимо есть основание предметное, есть ли это предмет эмпирический или идеальный, – это уже другой вопрос [380] , – не существует поэтому и принципа «логического» основания [381] .
377
Wolff Ch. Ont. § 876: «Principium cognoscendi dicitur propositio, per quam intelligitur veritas propositionis alterius. – Omnes adeo propositiones, quae ingrediuntur demonstrationem alicujus propositions, sunt principia cognoscendi. Unde et principia demonstrandi atque communiter principia simpliciter appellantur» etc.
378
Познание всегда есть познание чего-нибудь. Началом познания в конечном счете может быть только указание этого «чего-нибудь». Конечно, и само познание может быть этим чем-нибудь и может возникнуть познание познаний, которое опять-таки включается как познание бытия sui generis в исследование всех форм и видов бытия (третья степень невозможна, потому что она уже включена во вторую). Проблема познания познаний может быть проблемой психологии, но может быть выделена и в особую идеальную проблему, так называемую гносеологическую. Нужна ли для решения этой проблемы особая «наука» – вопрос весьма спорный.
379
Wolff Ch. Ont. § 495. Ср. § 499: «Si nulla datur in rebus veritas transcendentalism nес datur veritas logica propositionum universalium, nec singularium datur nisi in instanti».
380
Но вопрос очень существенный. Он предполагает принципиальное учение о предмете, которое и должно лечь в основу учения о причинности. Только такое общее учение о предметах, их видах, формах бытия, классификации и пр., может привести к нормальному решению вопроса, всю важность которого видел уже Шопенгауэр, – вопроса о «корнях принципа достаточного основания».
381
В некантианской литературе XIX века Больцано отказывается говорить в логике о «высших законах мышления» и более правильным считает отнести их к онтологии, как это делал Вольф. В частности по поводу кантовского включения в число законов мышления принципа достаточного основания Больцано заявляет: «Wenn das Wort Grund in seiner eigentlichen Bedeutung genommen wird: so bezeichnet es (wie ich glaube) ein Verh"altniss das lediglich nur zwischen Wahrheiten statt fnden kann. Nicht Dinge, die Existenz haben, also auch nicht Gedanken, sondern nur Wahrheiten stehen in dem Verh"altnisse von Grund und Folge zu einander». Bolzano B. Wissenschaftslehre. В. I. Sulzbach, 1837. S. 207–208; ср. S. 204.
Превращение ratio в чисто логическую форму тесно связано с устранением понятия сущности, как трансцендентальной формы, против чего, как мы указывали, предостерегал уже Мейер, и говоря, что логическое основание не есть основание, мы только парафразируем вопрос и ответ Мейера: «Что было бы приобретено, если бы разделили сущность вещи на логическую сущность и реальную сущность? Первое даже не есть сущность» [382] .
Остановимся еще на взглядах Мейера, что касается различия причин и оснований, чтобы убедиться в принципиальном единомыслии вольфовского рационализма в этом вопросе. «Должно отличать основание от причины, – говорит он [383] , – из познания причин достигается познание действительности вещей, из познания оснований – возможности. Причина только постольку связана с основанием, поскольку она может содержать в себе основание чего-нибудь другого, другой вещи» [384] . Но вообще под основанием следует понимать «все то, почему вещь есть, почему она возможна, почему она действительна, почему она обладает именно такими, а не иными свойствами, почему она познается, и притом почему она познается так, а не иначе» [385] . Нужно проводить ясно сознаваемое различие, чтобы можно было высказать положение, которое выставляет Мейер в другом месте [386] . «Мы не говорим, что все имеет свою причину, так как мы различаем причины от оснований. Мы не говорим также, что все имеет основание вне себя, и мы не утверждаем просто, что все имеет основание познания. Но мы говорим: все, что возможно, что бы это ни было и какими бы свойствами оно ни обладало, если оно только возможно, оно имеет основание, почему оно есть, будет ли это основание просто возможно или вместе с тем действительно, будет ли оно вне вещи или нет. Так нужно понимать это положение, если хотят видеть его во всем его объеме». Наконец, подобно Вольфу, и Мейер выдвигает на первый план Лейбница, впервые установившего подлинный смысл «разумного основания» в отличие от причины. Может быть, наибольшей отчетливости его мысль достигает, когда этот «догматик», по-видимому, без особенного страха перед угрозами скептицизма, просто, но совершенно справедливо заявляет, что принцип причинности ложен! «Итак, мы видим, что не всякое основание может быть названо причиной, и что это – два совершенно различных положения, когда говорят: все имеет основание и все имеет свои причины. Последнее положение – ложно, так как только действительные вещи могут иметь причину. Положение достаточного основания, таким образом, было известно древним не так, как его изложил господин Лейбниц, и у него нельзя, следовательно, оспаривать честь открытия этого основного положения человеческого познания» [387] .
382
Meier G. F. Metaphysik. § 51. – Само выражение «логическое основание», на наш взгляд, лишено точного смысла, оно или образ, или имеет только условный популярный смысл, совершенно аналогично выражению «нравственное право». Оба выражения внутренно противоречивы и антиномичны.
383
Ibid. § 27.
384
Ibid. § 241.
385
Ibid. § 27: «so verstehen wir, durch den Grund einer Sache, alles dasjenige, warum sie ist, warum sie m"oglich ist, warum sie w"urklich ist, warum sie eben so und nicht anders beschaffen ist, warum sie erkannt wird, und zwar warum sie so und nicht anders erkannt wird. Die Gr"unde verhalten sich wie die Wasserquellen».
386
Ibid. § 32.
387
Ibid. § 235. Напомню, что Лотце, столь тщательно разделявший виды «действительности» (Logik. 2. Auf. 1880. § 316), считает положение: «Alles habe eine Ursache», «преувеличенным». «Dieser Satz ist "ubertrieben. Denn nicht bloss g"ultige Wahrheiten, wie die der Mathematik, werden von keiner «Ursache» «hervorgebracht», wenn man auch einen Grund fnden kann, aus dem man sie einsieht, sondern auch nicht alles Wirkliche, vielmehr nur die Ver"anderuug eines Wirklichen bedarf der Verursachung». (Lotze H. Grundz"uge der Metaphysik. Lpz., 1883. § 38.)