История любовницы короля

Сильные пальцы, в которых самый тяжёлый меч становится покорным оружием, съезжают в пене по изгибу моей спины к бёдрам, задерживаются на них и невольно сжимают — Генрих стонет, прикусывая мою губу во время поцелуя. Минута — прийти в себя, и его руки подхватывают меня снизу, Генрих умудряется подняться вместе со мной:

— Держись…

И я хватаюсь за его плечи с остатками мыльных клочьев — мы переходим в большую терму с чистой и тёплой водой, чтобы ополоснуться.

Там мы набираем воду в ладони, сложенные лодочками и поливаем друг друга. Генрих вдруг зачёрпывает воду и заносит над моей головой, что-то шепчет, прикрыв глаза — трижды тонкие струйки скатываются по моему лицу. Закончив часть лишь ему известного обряда, он смотрим на меня, и зелень его глаз подсказывает: обязательная водно-очистительная часть нашего свидания окончена. Но как же нам обоим не хочется торопиться!

Наши тела чисты, источают аромат благовоний, и я не удерживаюсь — наклоняюсь и с наслаждением облизываю, целую грудь передо мной, даже там, где её покрывает негустая растительность, убегающая вниз, к напряжённому паху. Я покусываю шарики-соски, а нетерпеливая рука сначала касается органа и начинает поглаживать под аккомпанемент моих ласк выразительного мужского тела воина. Генрих откидывается назад и отдаётся во власть подготавливающей нежности. В какой-то момент он всё-таки не выдерживает, порывисто притягивает меня к себе и стонет в мои губы:

— Пойдём, не могу больше…

Мы поднимаемся, и вода неохотно скатывается по нашим телам обратно — в терму, цепляется за нас, оставляя на полу свои ручейки. Простыней здесь нерадивые слуги не оставили, или они где-то лежат, а я не вижу… Генрих поднимает с пола свою рубашку и промакивает влагу на моём теле, хотя может убрать её одним движением рук.

Я относительно высушена, забираю рубашку и делаю то же самое с Генрихом, вдруг понимая, почему он не использовал магию — так прикосновения чувственней и дают нам целых две минуты, чтобы продлить удовольствие.

С широкой кровати откинуто покрывало, но простыни холодные из-за огромной комнаты. Генрих протягивает руки, делает пас — и горячая волна мчится по простыням к подушкам, согревая постель. Затем, он укладывает меня на спину, и я действительно чувствую тепло под собой.

Мужская рука разводит мои бёдра, Генрих не спешит возлечь, он пока рядом, проверяет, не требуется ли дополнительная влага, но нет — я готова, пожалуй, даже слишком готова…

— Я сейчас произнесу клятву, — говорит он хрипло, — ты должна её повторить… как сможешь… И выразить пожелания…

Пожелания? Не успеваю удивиться, бас Генриха начинает обращаться к кому-то:

— Я, Генрих Кайруин Хривелур Роланд, обращаюсь к Основателям моего рода — Белому Воину, Белому Поисковику и Белой Матери. Прошу благословить мою связь с Аной Гурайд, начатой по воле всезнающей и всепредугадывающей Владычицы. Матерь света, ты свела меня с этой женщиной, благословила на любовь и спасение, так благослови же моё намерение очистить её от скверны зависимости. Благослови наше дитя, ибо оно станет знаком моей любви к этой женщине. Осени её и будущее дитя своей защитой, и да не пребудет осуждение Основателей рода и твоё, Матерь света, с нами, ибо нет другого оправдания, кроме твоего благословения — моей чистой любви, как любит брат сестру, как желает муж женщину, привлекательную его уму и телу, как король печётся о своей подданной, алчущей помощи…

Я слушала и не верила своим ушам. Генрих никогда не говорил мне «я тебя люблю», но всегда что-то подобное витало в воздухе над нами, когда, утомлённые страстью, мы лежали рядом, я — на его груди, и он мог поцеловать меня в висок, волосы — точно подобно тому, как это делал Райан, открыто признававшийся в чувствах.

Генрих замолчал, и я догадалась по его взгляду — моя очередь.

— Люмерийская Матерь, Белая Владычица, Основатели рода Роландов… — ком неожиданно встал в горле, поэтому говорила я с трудом, останавливаясь.

Нас будто слушали, я поймала это ощущение, и мне даже стало неловко от того, что я обнажена. Потянула на себя простыню, и Генрих догадался, помог:

— …И великий Дыв-Кариат, отец и бог любви острова Аднод! Я не ведаю вашего промысла, о великие, но знаю одно — я люблю этого мужчину и желаю от него дитя не только ради очищения. Скорбь моя велика, ибо не могу я быть с ним — я, жалкая лумерка…

Генрих накрыл своей ладонью мои пальцы, как бы говоря: «Не нужно, они всё знают».

— …И я прошу вас снять с меня проклятие порока необручницы и позволить исполнить волю Владычицы… Я не прошу дитя с магическим даром, хочу одного — чтобы он был счастлив и свободен. Клянусь, намерения мои чисты и не противятся воле Владычицы и великого Дыв-Кариата…

— Энон-эрит! — Генрих хрипло заполнил мою паузу, пока я проглатывала очередной ком. Должно быть, сказанных слов было достаточно. Я чувствовала, как тепло собирается в низу живота, словно магия устремляется туда.

— Энон-эрит! — повторила я.

Не убирая покрывало, Генрих забрался под него и накрыл меня своим телом. Меня поцеловали в губы, гораздо целомудренней, чем в терме, немного приласкали груди, и Генрих приподнялся на локтях для удобства движения. Ноги мои привычно согнулись в коленях, раздвигаясь так, чтобы лучше чувствовать движения внутри и обхватить ногами бёдра Генриха, если потребуется подбросить страсти и помочь достичь экстаза. Но пока, кажется, мой мужчина, мой король, справлялся с этим самостоятельно.

Атмосфера сильно отличалась от всех наших свиданий, я никак не могла забыться, потому что не покидало ощущение присутствия кого-то постороннего. Генрих был готов выплеснуть жемчуг и весь взмок от напряжения, но почему-то сдерживал себя. В конце концов, он почувствовал мою зажатость, остановился, дотянулся губами до уха и прошептал:

— Расслабься, они не уйдут, пока это не случится. Я хочу, чтобы мы вместе закончили, тогда вязь будет крепче…

— Не получается, — призналась. Длинные реплики и настрой на что-то серьёзное снизили романтику и добавили торжественности, которая совсем никак не располагала к свободной страсти.

— Расслабься… Я тебе помогу, — покусывая мою мочку уха, шепнул Генрих. Движения его внизу замедлились, он переключился на ласки моей шеи и груди, куда можно было достать, не смещаясь. — Призови магию к чреслам…

Никогда этого прежде не делала, от прозвучавшей молитвы там уже что-то происходило, но лишние мысли сбили настрой. Призыв магии помог разгореться тлеющим углям страсти, мышцы на бёдрах и внутри чресел сами собой сжались, плотнее обхватывая орудие любви, и Генрих выдохнул одобрительно:

— Так, Анушка, так… Не останавливайся!

Мы сосредоточились на этих горячих ощущениях, но мне не хватало признаний. Шёпот Райана, никогда не скупящегося на подбадривания и признания, порой делал больше, чем его «брат», активно вбивавшийся и дразнящий стенки внутренней пещерки.

— Генрих… пожалуйста… ещё, ещё… — заныла я, выталкивая слова пересохшими губами. — Я люблю тебя… мой король… мой Генрих… ещё, ещё!

Магия слов, определённо, распространялась не на одни клятвы, дыхание Генриха показалось мне громче, понял он или нет мои намерения — поддержал, и на сей раз его слова зазвучали в комнате отчётливо, не таясь, вперемешку со стонами и выдохами, и моими репликами: