История любви одного парня

– Ты собираешься отдать мне печенье?

Я мгновение удерживаю его взгляд, прежде чем передать одно с тарелки. Оно еще теплое.

– Она просила меня захватить его с собой в твою комнату, – говорю я, с намеком

приподнимая бровь. – И именно там она, кстати, считает, что ты находишься.

Он так хорошо выглядит сегодня – счастливо – травма после церковного мероприятия

видимо уже позади. Его эмоциональная и духовная стойкость, как какая– то суперсила.

Когда он ухмыляется, мое сердце пропускает удар.

– Если она думает, что я в доме, то голосую за то, чтобы спрятаться здесь.

– Она собирается отвезти Фейт на танцы.

– И все же, на улице замечательно, – Себастиан собирает вещи, и я следую за ним в тень

огромного дерева. Для любого в доме мы были невидимы, полностью скрыты под навесом новой

ярко– зеленой листвы над головами.

Я беру одно печенье и разламываю его пополам.

– Что ты делал?

– Психологию, – он захлопывает книгу и растягивается на траве. Я усиленно стараюсь

сосредотачиваться на его лице, но когда он поворачивается ко мне, могу сказать, что он знает, что

я пялился на его блядскую дорожку. – Как поработал в группе МакАшер сегодня? – спрашивает

он.

Мне нравится, что он кажется выше всех этих слухов, что полностью противоположно.

Себастиан замечает все.

– Она чуть со стула не свалилась, красуясь вырезом.

– Я заметил, – смеется он, откусывая печенье.

– Как прошел остаток твоего дня?

– Тест по экономике, – он откусывает еще, жует и проглатывает. Наблюдение за работой

его горла просто завораживающе. – И тест по латыни. Репетиция хора.

– Жалко, что я не видел этого.

– Может, в следующий раз ты прогуляешь школу и придешь посмотреть, – он открывает

один глаз, чтобы посмотреть на меня. – Я знаю, как сильно ты хочешь показать средний палец

администрации.

– Я такой, четыре очка ученику и малолетнему преступнику, – я слизываю шоколад со

своего большого пальца и улавливаю, как его глаза отлеживают это движение. По позвоночнику

пробегает дрожь. – Отэм почти дописала свою книгу.

Он обдумывает это. Возможно, он видит напряжение в моих глазах.

– Это хорошо, но не обязательно. В смысле, у тебя еще месяц в запасе. Некоторым

требуется больше времени для правки. Некоторым меньше. Тебе просто нужно завершить проект

до конца семестра. Не безупречную рукопись.

Я избегаю его взгляда, и он ныряет головой ниже, перехватывая мой.

– Ты отправишь мне главы?

Мне ужасно не нравится сама мысль, что он будет править мою книгу.

Мне так же ужасно не нравится сама мысль, что он увидит все мои страхи и переживания,

так прямолинейно изложенные.

Поэтому я отвлекаюсь:

– Когда ты закончил писать свою?

– Эм, – он щурится, глядя на ветки над нашими головами. – Я закончил в мае – прямо

перед конечными сроками, если я точно помню – и сдал проект неделю спустя. Я все равно не

уверен, что она такая хорошая.

– Но, видимо, так и есть.

– Все любят разное. Ты можешь прочесть мою книгу и возненавидеть ее.

– Сильно сомневаюсь в этом.

– Можешь. Мама, наверно, уже пообещала большую часть моих авторских копий, но я

припасу тебе одну. Так мы будем в расчете, потому что ты тоже дашь мне свою книгу, – он

посылает мне свою самую обворожительную улыбку.

Я постукиваю по его подошве носком своей обуви.

– Какой– то непростой редактор из Нью– Йорка уже прочитал и выкупил твою книгу. Ты

знаешь, что она точно не дерьмовая.

– Твоя книга не дерьмовая, Таннер. Это невозможно. Конечно, детали нужно изменить,

чтобы защитить ни в чем не повинных людей, но она не дерьмовая. Ты очень вдумчивый, очень

восприимчивый, – он ухмыляется. – Да, я сказал «восприимчивый»…несмотря на все твое

внешнее легкомыслие.

– Мое «внешнее»… – начинаю с улыбкой, но захлопываю рот ладонь от звука голосов над

нашими головами.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает мама Себастиана, и мы ныряем ниже, как будто нас

застукали за чем– то неправильным. – Я не ждала тебя дома до ужина.

Когда я наклоняюсь вперед, вытягиваясь, чтобы подсмотреть, то замечаю открытое окно

ванной прямо над нашим деревом. Она разговаривает не с нами.

Себастиан начинает складывать книги в стопку.

– Пойдем в дом, – шепчет он. – Я не хочу…

– Бретт Эйвери вышел за своего парня на прошлой неделе в Калифорнии, – мы оба

замираем от звука низкого голоса его отца с интонацией ожесточенного неодобрения.

Себастиан смотрит на меня, огромными глазами.

Я могу себе только представить какое потрясенное выражение должно быть на ее лице,

потому что его отец вздыхает, грустно подтверждая:

– Да.

– О, нет, – произносит она. – О, нет, нет. Я знала, что он переехал, но понятия не имела,

что он…– она резко останавливается, не произнеся страшное слово на букву «Г», и понижет

голос. – Как его родители?

На очень краткий момент, с лица Себастиана спадает вся краска, и я хочу потянуться к

нему и закрыть его уши, затащить в свою машину и увезти.

– Как– то справляются, я полагаю, – говорит он ей. – Похоже, Джесс восприняла новость

намного спокойнее, чем Дейв. Брат Бринерхоф молится с ними и добавил их в храмовой свиток. Я

сказал, что заеду к ним, так что я забежал домой просто переодеться.

Голоса становятся тише, когда они уходят в другую комнату. Себастиан молча сморит

вдаль, и грохот моего молчания прокатывается по мне, пока я пытаюсь придумать, что сказать.

Как его родители?

И от Себастиана не укрылось, что его мама ничего не спросила о том, как Бретт и был ли