История Мариан
Шрифт:
– Хорошо, мне очень жаль, - сказала я и посмотрела на свои ноги. Стрелы исчезли.
Всё пошло бы иначе, если бы один из этих забавных мужчин (или женщин, трудно сказать, они все потрясающе красивы) не подобрал что-то с земли и не передал Робин Гуду, говоря с ним тихо, но настойчиво на непонятном языке. Я охнула и тут же прикрыла рот рукой. Это было кольцо Джейсона. Цепочка упала, когда я прыгала с дерева. На меня снова наставили стрелы.
Взгляд Робин Гуда стал тяжёлым. Он подошёл, держа кольцо перед моим лицом. Я потянулась, чтобы забрать его, но кольцо мне не отдали. Где я нашла эту безделушку, мрачно спросил он, и была ли она моей? Его манеры подсказали, что с моей стороны будет благоразумно не обманывать. Это не безделушка, а фамильная драгоценность, принадлежит моему другу и много значит
Он посмотрел на остальных, и стрелы снова опустились. Затем он отвернулся и, к моему великому недовольству, положил кольцо с цепочкой куда-то внутрь своего плаща. Глядя поверх водоёма, он поинтересовался, всегда ли я так храню вещи, которые находятся в моём распоряжении. Я покраснела, но прежде чем смогла потребовать кольцо обратно, он снова повернулся ко мне и заговорил. Его имя Линдир, и он страж Метентауронда, так они называют это место. Его товарищей звали Ородрен и Гладрель. Мариан, представилась я. Могу ли я забрать кольцо обратно?
Линдир смотрел на меня несколько мгновений, но кольцо не отдал. Они ожидали меня, наконец произнёс он с лёгким поклоном, и заговорил с Ородреном, который приложил руку к сердцу, словно в приветствии, и ушёл. Он быстро растворился в лесах, двигаясь плавно и элегантно. Я развернулась к Линдиру. Стрелы или нет, я начинаю уставать от того, что мной манипулируют.
Линдир продолжал удаляться от меня, его товарищ стоял позади. Очевидно, я должна была следовать за ним. Я не делала ему одолжение. Я стояла на своём и требовала ответов, например, что случилось со стрелами и где мы находились. Он повернулся и прохладно посмотрел на меня. Снова не ответив прямо, он сказал, что мы отойдём немного дальше от Линлуина и там переночуем. Я не осознавала, насколько поздно уже было, почувствовав внезапно сильную усталость и голод; и кольцо Джейсона всё ещё у него. Вот крыса! Наверно, ничего страшного не случится, если я одну ночь побалую их своим присутствием, к тому же мне стало любопытно.
Я отправилась к водоёму за своими вещами вместе с Гладрель. Бруно остался с Линдиром, к которому начал сильно привязываться. Гладрель достала откуда-то из-под плаща небольшую сеть (я решила, что Гладрель всё-таки женщина) и начала быстро и со знанием дела ловить нам обед. Её движения были настолько экономными и утончёнными, что я едва успевала за ними следить. Здесь нельзя плавать, а вот ловить рыбу можно. Ну и ладно. К тому же Гладрель почти не разговаривала со мной.
Я принесла вещи туда, где Линдир разводил костёр и выкладывал лепёшки, которые называл «лембас». Бруно лежал рядом с ним и виновато смотрел на меня, как будто извинялся за то, что Линдир ему нравился больше. Мне придал уверенности тот факт, что Бруно принял этих людей. Я попробовала задать несколько простых вопросов, на которые можно ответить «да» или «нет». Безрезультатно. Интересно, были ли они такими жёсткими и скрытными, какими хотели казаться? Я решила, что ужин – подходящее время достать вино.
Пока готовилась рыба (я не решилась предложить всем сухие завтраки), вернулся Ородрен. Я прошла за ним к дереву, на котором располагался «флет». Там он прицелился и пустил стрелу с маленьким крюком в верхушку дерева, затем стал тянуть прикреплённую к нему верёвку, пока верёвочная лестница вместе с противовесом не вернулась на своё место у основания дерева. Как он смог разглядеть верёвку на высоте 50 метров в темноте и, более того, попасть в неё с первой попытки? Когда я выразила своё изумление, он только ухмыльнулся и ушёл. Я подумала, что его не было самое большее пару часов, поэтому то место, где он раздобыл стрелу с крюком, где-то в часе ходьбы отсюда. Надо запомнить.
Вернувшись с Ородреном к костру, я объявила, что у меня есть вино. И не просто вино, а зинфандель лучшего урожая за последние десять лет. Похоже, я попала в точку: моё заявление было воспринято с неподдельным интересом. Я открыла рюкзак и достала увесистый свёрток – бутылка
была обёрнута в несколько слоёв ткани – и развернула её. Когда я увидела этикетку, потеряла дар речи. Эта сволочь Джейсон поменял бутылки, оставив мне красное столовое вино. Вероятно, он хорошо провёл время, потягивая мой драгоценный Зин и смеясь надо мной. Я пылко объяснила моё затруднительное положение захватчикам (в общем-то, они похитили кольцо Джейсона), а они от души рассмеялись. Хорошо, что у них есть чувство юмора. Когда я улизну от этих людей, обязательно припомню Джейсону.Мы поужинали. Стало совсем темно. Вино никому не развязало язык, возможно, его просто было мало. Казалось бы, никто не собирался охранять меня ночью, но я даже умыться не могла без сопровождения Гладрель. Она даже смотрит, как я пишу, хотя я занята этим уже достаточно долго. Сегодня я положу дневник с собой в спальный мешок.
***
1 сентября.
Этот день был ещё более необычным, чем вчерашний.
Прошлой ночью, когда костёр уже потух, Ородрен извинился и не-слышно поднялся на флет. Совершенно не нужно уточнять, что сделал он это более умело, нежели я. Когда я поинтересовалась у Линдира, зачем, он просто ответил – Ородрен будет первым стоять на часах, пока мы спим. Обычно они спят на деревьях, но сегодня ради моего удобства будут спать на земле. Зачем нужно дежурство, взмолилась я. Он ответил, что «некоторые из моей расы» иногда проникают в Метентауронд, и их надо заставить уйти. Кроме того, были и другие, более древние создания, приходившие ночью. От них тоже нужно защищаться. Было ли то, что подходило ко мне однажды в лесу, одним из таких созданий? Я обрадовалась компании, пусть и такой чудной.
Когда совсем стемнело и показались звёзды, Гладрель начала петь на безумно красивом языке, которого я не понимала. У неё было самое высокое сопрано, когда-либо слышанное мной. Казалось, даже деревья перестали шелестеть и слушали её. Хотя слова были непонятны, что-то во мне произошло: передо мной проносились видения. Другие страны и грусть по былому, зов моря, незнакомые птицы, парящие в брызгах морской воды, волны, бьющиеся о белые скалы, экзотические деревья и растения, благословенные земли, которые – я уверена - никогда не существовали.
Гладя Бруно (он всё-таки вернулся ко мне) и наблюдая за Гладрель сонными глазами, я стала осознавать: свечение, которое я сначала заметила у Линдира, теперь исходило и от Гладрель. С наступлением темноты оно становилось более интенсивным. Я снова повернулась к Линдиру. Неземная, божественная аура мерцала вокруг каждого из них. Я знала людей, заявлявших, будто могут видеть ауры других; они объясняли, что аура каждого человека была уникальной, определённого цвета, который может меняться в зависимости от настроения человека. Светлые цвета говорили о позитиве, а тёмные предупреждали о злобе или депрессии. Я им верила. Фотографам удалось снять ауру листьев и цветов; восточные архитекторы писали о губительных или благоприятных потоках энергии в разных направлениях пространства, от которых зависела удача и счастье людей. Но сама я никогда прежде не видела ауру людей. Тогда что это? Ауры этих людей были одинакового цвета, чистого сияющего белого, как слабый свет свечи.
В утреннем свете, пробивавшемся сквозь деревья, всё это казалось сном.
Весь следующий день мы провели у озера. Линдир говорит, мы ждём, но я уже понимаю: он не скажет, чего именно мы ждём.
Зато началось, фигурально выражаясь, промывание мозгов. Почти всё утро он читал мне лекции об экологических злодеяниях современного общества. Их трудно было оспорить, за исключением того, что «злодеяния» - не совсем верное определение. Было бы справедливее назвать это ошибками, и я сказала ему об этом.
Я слышала много подобных тирад. Обычно они начинались с напыщенных, неправильных «фактов», сопровождавшихся утверждениями о том, что человечество было болячкой на Земле, что все мы должны умереть и перестать быть обузой для планеты. Не уверена, что эти люди включали себя в свою теорию. Если так, то они были слишком унылыми, чтобы их слушать. Других предложений было мало, обычно они принимали вид нелепых планов уничтожить технику и вернуться в тёмные времена или в коммунизм (конечно, в древности никто не загрязнял реки, а при коммунизме фабрики не делали выбросов).