История народа Рос. От ариев до варягов

М. Фасмер, считавший варягов однозначно выходцами из Скандинавии, рассматривал это слово как заимствованное из древнескандинавского языка, производя его из «*varingr, vaeringr», то есть «союзники, члены корпорации» (от «v'ar» – верность, порука) [678] . В.Я. Петрухин в упомянутом выше исследовании пишет, что первоначальное значение слова «варяг» – «наемник, принесший клятву верности», и производит его вслед за Фасмером так же от скандинавского «v'ar»; это название, по его мнению, отличало наемников от руси (княжеской дружины) и распространялось в русской традиции с XI в. на всех заморских скандинавов [679] .

678

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4-х тт. Т. 1. М., 1964. С. 276.

679

Петрухин В.Я. Указ. соч. С. 78.

Однако далеко не все исследователи признают скандинавско-германскую этимологию этого слова. Еще Е.И. Классен отмечал, что «хотя варяги и могли принадлежать к разным народам, согласно летописи», но «слово «варяг» есть славянское» [680] . Ссылаясь на Дитмара, он пишет, что у бодричей были особенные вооруженные стражи, наблюдавшие за сохранностью товара, которых называли «варагайче» (от двух бодричских слов: «вара» – товар и «гаичь» – охранять) [681] .

680

Классен Е.И. Указ. соч. С. 264.

681

Там же. С. 116.

Опровергает скандинавское происхождение этого слова и известный советский лингвист П.Я. Черных. Он убедительно, строго научно доказал, что этимология «варяги < vaeringiar» не выдерживает критики ни с семантической, ни с хронологической точки зрения. Поскольку, по норманнской теории, родиной варягов считается Швеция (точнее – восточное побережье этой страны), важно отметить, что в письменных памятниках древнешведского языка не обнаруживается именительного падежа ни единственного, ни множественного числа или какой-либо иной эквивалентной собственно шведской формы с той же основой. Это означает, что в этом языке интересующее нас слово не может быть исконным. В древнеисландском же языке слово «vaeringiar» впервые отмечено в саге, возникновение которой относится ко времени после 1040 г., и является переделкой среднегреческого ««(наемная лейб-гвардия византийских императоров, набиравшаяся, главным образом, из скандинавов), которое никакого отношения к русскому «варяги» не имело. К тому же, корневое ae (е открытое) могло в древнерусском языке дать только h, но никак не а. ВВизантии указанное слово впервые упоминается лишь в 1034 г., на Руси же – значительно раньше, да и смысловое значение имело иное. Черных принимает точку зрения А.А. Шахматова, согласно которой слово «варяг» попало в русский язык от аваров, которые так передавали искаженное в тюркском произношении имя франков, сыгравших заметную роль в судьбе аваров, и в древней Руси означало нечто вроде «чужестранный воин (с севера или с запада), которому доверяют защиту князя, его семьи и его власти» [682] .

682

Черных П.Я. Этимологические заметки. Варяг // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1958. № 1. С. 29–36.

Есть и другие версии. Однако позволим себе предложить иную этимологию слова «варяг». Сравнительно-исторический метод языкознания приводит нас к мысли о том, что это слово уходит своими корнями в общеиндоевропейскую эпоху и имеет гораздо более древнюю историю. В санскрите, который, напомним, является одним из важнейших «опорных» языков компаративистики, «vari» означает «вода». Поскольку это слово среднего рода, то в родительном и отложительном падежах оно дает форму «varia» («varias»), то есть со звуком [n] происходит неполная прогрессивная ассимиляция, и он превращается в носовой церебрального ряда []. В языке древних росов – ia перешло в носовое – гъ ( – юс малый, обозначал славянский носовой е^н, впоследствии в русском языке перешедший в я) – по аналогии с «колбгъ», «ятвгъ», отсюда: варгъ. Родительный падеж в санскрите приименной, обозначает отношение, принадлежность, а отложительный обозначает исходное место действия, отвечая на вопрос «откуда?» (от, из чего-то). Следовательно, русское «варяги» (от «варгъ») является аналогичным санскритскому «varia» и изначально означало «люди от воды», «живущие около воды», «имеющие отношение к воде» и т. д. То, что это слово в русском языке не имело этнической окраски, подтверждается также и тем, что новгородцы и полочане – ближайшие к Балтийскому морю восточные славяне – для определения скандинавских народов и земель употребляли иные названия: жители Швеции назывались «свеи», Норвегии – «урмане (нурмане, мурмане)», Готланда – «готи (гъти, гтяне)», Дания называлась «Донь (Донскою землею)». Это видно из «Повести временных лет» (см. этнографическое введение и статью под 862 г.), 1-й Новгородской летописи (статьи под 1130, 1134, 1240, 1302, 1339, 1419 гг.), новгородских и смоленских договорных грамот XIIXIII вв. и других памятников. Неудивительно, что термин «варяги» закрепился за жителями побережья и островов Балтийского, Северного и Белого морей, которые издревле совершали далекие плавания по морям и рекам, занимались торговлей. Поскольку эти путешествия, тем более с ценными товарами, были далеко не безопасными, варяги должны были вооружаться, создавать дружины. Преимущественный характер и род занятий варягов породил и такие слова, как: «варяжничать» (заниматься торговлей), «товар», шведское «var|a – an, – or» (товар), древнерусское «варовати», (защищать, сохранять), чешское и словацкое «warowati» (беречь), англосаксонское «varnian» (защищать) и т. д. Но нередко варяги сами допускали грабежи и насилия, поэтому, используя игру слов, их на Западе называли «варгами» (волками; ср. шведское «varg – en, – ar» – волк). Так что славяно-русам не было нужды заимствовать слово «варяг» из скандинаво-германских или каких-либо других языков, оно исконное, славяно-русское и изначально имело смысл чисто территориальный.

Итак, варяги-русь, о которых упоминают русские летописи в связи с призванием на княжение Рюрика, Синеуса и Трувора, были этническими росами, расселившимися вдоль южного побережья Балтийского моря и частично на островах. Их история – это тоже часть истории русского народа. Причислять их к норманнам – значит совершать историческую ошибку.

Заключение

Итак, к проблеме происхождения и начальной истории русского народа обращались историки в разные времена и эпохи, начиная с русских летописцев, но до сих пор она весьма важна и актуальна. Проблема эта очень сложная, емкая, многогранная и включает в себя множество аспектов. Поэтому ее решение на современном уровне требует привлечения различных научных методов и подходов, включая междисциплинарный, использования самых разнообразных источников, в том числе и не вполне традиционных для исторической науки (например, мифы, русский орнамент, лексический запас и т. д.).

Как и всякая другая научная проблема, она предполагает различные подходы к ее решению и освещению, разные варианты, разные концепции. Для науки не может быть приемлем застой и длительная консервация гипотез, которые, так и не получив статуса теории, тем не менее, со временем приобретают тенденцию превратиться в истины последней инстанции (примерами тому могут служить трактовки вопросов о происхождении названия русского народа, об именах Рюрика, Синеуса и Трувора и даже о начале русской истории, попавшие на страницы школьных и вузовских учебников).

В настоящей монографии предложен новый подход к изучению Руси изначальной, а также новый взгляд на некоторые традиционные источники; с новых позиций, учитывающих достижения этнологии, лингвистики, фольклористики, антропологии, археологии, климатологии и ряда других смежных дисциплин, рассматривается процесс формирования древних росов.

Анализ новейшей этнологической и философско-антропологической литературы позволяет прийти к выводу о том, что понятия «этнос», «народ» применимы к различным стадиям исторически формирующихся общностей людей и что начальные моменты образования этносов относятся к начальным этапам истории человечества. Поэтому современное понимание этноса позволяет не только на теоретическом, но и на научно-практическом уровне начинать историю русского народа не с периода становления государственности, а с его историко-этнических корней, уходящих в глубины общеиндоевропейской эпохи.

Наиболее существенными внешними признаками этноса, в которых обнаруживается этническая ценностная специфика, являются этнический стиль культуры (в широком смысле этого слова) и образ жизни; они же служат и ориентирами для этнической идентификации. В свою очередь, этнический стиль культуры, как отмечал С.Е. Рыбаков, ярче всего проявляется в мифологии, религии и народном искусстве [683] . Но мифология и религия, наряду с самоназванием отражают и более глубинную сущность этноса – его самосознание. Методы компаративистики, а также сравнительной мифологии и ономастики позволяют прийти к заключению о том, что эти основополагающие признаки этноса начинают формироваться у росов еще задолго до распада индоевропейской семьи, в длительный период их близости к древним арьям. Именно в это время закладывались основы того «бессознательного наследства», которое «держит под своей властью все проявления ума и характера» [684] и которое определяет особенности русского стиля мышления, образа жизни, того, наконец, что принято называть «загадочной русской душой».

683

Рыбаков С.Е. Указ. соч. С. 12.

684

Лебон Г. Психология народов и масс. СПб., 1995. С. 20.

Один из важнейших моментов становления этноса – возникновение у него собственного имени, самоназвания, которое является внешним проявлением этнического самосознания и связано с необходимостью самоидентификации, выделения себя из других народов. И поскольку осознание своего

коллектива и его противопоставление другим коллективам началось в эпоху верхнего палеолита и нашло внешнее выражение в понятиях-символах «мы», «наше» в противоположность «не мы», «не наше», то слово-местоимение «мы» можно считать древнейшим самоназванием предков русского народа.

Данные компаративистики и палеолингвистики позволяют также утверждать, что и этноним росы не был заимствован из других языков, а является одним из древнейших русских слов, со временем претерпевшим семантическую эволюцию и получившим значение людей, живущих на своей, родной земле. Древность этого слова подтверждается тем, что оно сохранилось и в других языках индоевропейской языковой семьи и, в частности, в санскрите – одном из древнейших языков (rasa, rar'a, raci). Однако в санскрите это слово не имеет значения этнонима, поэтому можно считать, что оно закрепилось за нашими предками в качестве самоназвания уже после ухода арьев из Восточной Европы, то есть не ранее II тысячелетия до н. э. Росы – это «свои люди», живущие на своей древней земле, не покинувшие ее, это – все «мы» (в отличие от «не мы», «чужие», «не люди»). Древность этого этнонима также подтверждается и чередованием о-у в корне слова (росы – русы) – явлением, не несущим никакой семантически дифференцирующей нагрузки и объясняющимся историей языков, некогда составлявших единую общеиндоевропейскую семью.

На глубокую древность русского народа указывает и удивительное сходство русского языка с санскритом, особенно древнейших слоев его лексики, относящейся к эпохе формирования семьи и рода, а также местоимений, слов, обозначающих действие или состояние, явления природы и т. д. Поскольку санскрит – язык древних арьев, отмеченное явление свидетельствует о длительном соседстве этих двух народов, что могло иметь место в эпоху, предшествующую уходу последних из Восточной Европы, то есть до конца III – начала II тысячелетия до н. э. На длительные контакты древнейших росов с арьями указывает и сходство их религиозных воззрений, имен богов, обрядов и обычаев, религиозных и магических терминов. Анализ некоторых особенностей религии древних росов позволяет прийти к заключению, что формирование ее древнейшей основы происходило в природно-климатических условиях, аналогичных тем, которые нашли отражение в древнейших гимнах «Ригведы».