История Нового Каллена — Недосягаемая

В конце коридора приветливо распахнулась дверь и из-за дубовой пластины высунулась голова в пшеничных вихрах.

— Конечно, Лиззи.

Я коротко кивнула в знак благодарности и поспешила завершить операцию на лэптопе, отправляясь за готовыми нотами в его кабинет.

Я полуосознанно и как-то чересчур остервенело разминала пальцы. От предвкушения рот кривился в неестественной улыбке, которая иногда предшествует срыву и слезам. Я все еще прекрасно помнила, как повторяла партию за несколько часов до вылета. Неудивительно, что вкус к игре был отбит надолго и прочно, но… В груди нарастало дежавю, преобразовываясь в приятное послевкусие ностальгии по давно забытым ощущениям. Мягкая кожаная банкетка, лакированные клавиши и бессмертные трели, что распространяются по моей уютной комнате или же по огромному залу с сотнями затаивших дыхание людей.

Почему-то именно сейчас я вдруг осознала, как же сильно мне не хватало музыки. Было бы гораздо проще, если бы она не вызывала настолько живые воспоминания о днях, которые уже никогда не вернуть.

— Ты решила себе книгу напечатать? — поинтересовался Джаспер, расположившийся с пожелтевшей политической картой и красным маркером прямо на дубовом полу.

— Не совсем, — покачала я головой и показала ему первый лист. Губы вампира чуть поднялись вверх, он одобрительно кивнул и продолжил свое занятие.

От плотных белых листов бумаги с сочинениями моих любимых композиторов все еще исходило тепло; в кабинете пахло краской. Я не сразу поняла, что стою посреди комнаты и глупо улыбаюсь своим мыслям в компании эмпата, который от прилива моей эйфории позабыл, какую точку хотел нанести на карту.

— Еще раз спасибо за принтер, — сконфуженно пробормотала я и поспешила покинуть обитель Джаспера.

— Можешь просто заходить и использовать его в следующий раз, — довольно дружелюбно отозвался вампир, и я кивнула, закрывая за собой дверь в подавляемой спешке.

Я заколебалась на подступах к белоснежному роялю: слишком величественно и неприступно он выглядел. В конце концов нечто пересилило; я опустилась на колени у банкетки и принялась неторопливо отделять одни опусы от других. Живот скрутило в тугой узел от неуверенности, перерастающей в панику. Словно преследуемая, я вглядывалась в дальние углы простирающейся гостиной, пока ходила к кухонному островку, по какой-то необъяснимой причине опасаясь начинать свою игру в присутствии вампирской семьи. Но на первом этаже не было ни души…

Я долго смотрела на рояль сверху вниз, и по поверхности воды в стакане шла едва заметная человеческому глазу рябь. Под монотонный стук тяжелых капель за окном я думала над тем, стоит ли наконец поднять крышку. В этом доме превосходная акустика и не воспользоваться всеми возможностями настоящего произведения искусства — рояля Fazioli — было бы непростительной расточительностью.

А что, если я больше не смогу играть ни для кого, кроме призраков?..

Johann Sebastian Bach — Das Wohltemperierte Klavier, Book 1: Prelude in C Major, BWV 846

…Мои пальцы легко и неторопливо стали наполнять спокойной мелодией пустой зал. Я разминалась на прелюдии. Плечи расслабились, взбаламученный пульс сделался плавным и ритмичным. Чуткий рояль пел вместе с ненавязчивой, прекрасной мелодией, что напоминала мне о первых выступлениях, о том, как я училась быть нежной и извлекать каждый звук с должным трепетом и осторожностью. «Представь, что ты касаешься воды, Бет. Тебе ведь нравится ее шелковистая поверхность, а если по ней бить, она станет грязной и мутной. Так и с клавишами: нужно быть бережной, находить баланс между спокойствием и экспрессией. Уметь создать тайфун из легкого бриза и так же быстро его успокоить. Вот, что значит баланс». Мать научила меня понимать музыку и слышать, когда той требуется нажим или мягкость вне зависимости от того, сказано ли об этом в нотах или нет.

Claude Debussy — Pr'eludes — Book 1: I. Danseuses de Delphes

Руки сами отыскали ноты со следующей композицией — глубокой и переменчивой, яркой и чистой. Она нравилась мне за свою непредсказуемость. В определенный момент может показаться, что произведение подошло к логическому концу, как внезапно, своевременно и своенравно назревает продолжение. Вкрадчивое и стремительное, многообразное и неустойчивое. «Запомни одну очень важную вещь, Бет. Не дай залу сбить твой настрой. Выдержи ровно такую паузу, которая требуется композитором и одновременно дай им понять, что ты не закончила. Я знаю, это сложно. Но я верю, что ты можешь справиться».

Дальше я играла исключительно по памяти, заглядывая в ноты только для того, чтобы свериться с тем, какая композиция наполнит пространство гостиной в следующий раз. Я старательно не обращала внимания на возникшую словно из ниоткуда заинтересованную и, слава богу, безмолвную публику. Розали и Эсме неслышно подтянули по стулу на паркетном полу перед роялем. Джаспер опустился неподалеку, подперев спину вышитой диванной подушкой. Я по-настоящему заметила слушателей только тогда, когда помутненным от долгой сосредоточенности взглядом пыталась определить, сколько же прошло времени. Смеркалось.

Я медлила, будто затаившись внутри напряженной музыкальной памяти. Настала очередь самого последнего произведения, которое предназначалось для ключевого в том году концерта. Я так на него и не попала… Вокруг меня белоснежным веером рассыпались листы с нотами. Я оставила лишь необходимые для решающего выступления дня.

Sergei Rachmaninoff — 5 morceaux de fantaisie, Op. 3: No. 2, Pr'elude

«Сосредоточься и немедленно прекрати витать в облаках! Еще раз, Элизабет! На кону стоит твоя будущая стипендия в университете, а ты отвлекаешься на глупости вроде ненужных привязанностей!»

Я чувствовала бурлящую кровь, что разливалась от самых кончиков пальцев по всему телу, когда зазвучали первые решительные аккорды. Фациоли предвосхищал каждое мое нажатие, откликался на самое легкое касание педалей. Я не видела перед собой ничего, кроме клавиш и нот, что неумолимо вели меня вперед. Композиция начиналась осторожно, крадучись, приближаясь к завораживающему, бурному, стремительному апогею. В моих висках стучал пульс, а по взмокшему лбу градом катился пот, пока пальцы неумолимо приближались к кульминации, разрывая тишину дерзкими, яркими нотами, заставляя грудь ныть от самых дорогих, самых светлых воспоминаний в этой жизни. Которая оборвалась, прямо как эта самая мелодия.

Я подхватила с пюпитра ноты и как можно тише закрыла клавиши, прерывисто дыша от переизбытка эмоций. На кончиках ресниц зависли две соленые капли, через секунду разбиваясь о гладкую молочно-белую крышку. Казалось, отголоски мелодии все еще танцевали под высокими потолками, огибали величественные статуи, и возвращались в мою растерзанную душу. Сколько бы я не выпускала гниль из себя, она находит щель, чтобы угнездиться заново. Я обессиленно закрыла глаза.

Я чуть не свалилась с банкетки от грохота — Эмметт аплодировал с энтузиазмом мальчишки. К нему присоединились и воодушевленный Джаспер, и Элис, изо рта которой буднично торчал маркер для ткани. На лицах вампиров отражался неприкрытый восторг, словно случившиеся имело для них личное и сокровенное значение. Эсме была единственной, кто приблизилась ко мне. Она осторожно меня обняла, пока я с чувством полной истощенности неподвижно сидела на банкетке. В горле встал удушающий ком, и я благодарно спряталась в ее объятиях, закрывая глаза и кое-как сдерживая подступающие слезы. Ее прохладные ладони медленно перебирали мои волосы, ласковым шепотом она пыталась утешить и приободрить, заполнить своей нежностью пустоту в моей душе.