История Одного Андрогина

Квартира была маленькой и бедной в плане интерьера. Она казалась пустой. Но она была довольно стильной. Было видно, как Малколм приложил к дизайну свою руку, пытаясь скрыть свою бедность гениальностью идей и нонконформизмом. Белые пустые стены покрывались оригинальными фотополотнами различных фемининных образов, что создавало видимость творческого процесса, либо беспорядка, который был везде – в комнатах, на стенах, на кровати. Главная комната сливалась с кухней, между ними была лишь стойка, которая зрительно разделяла комнаты. Благо туалет находился в отдельной комнате за дверью.

Первое, о чем подумала Ева, увидев все это, так это: «Как можно жить в подобных квартирах? С такой планировкой?». Затем ее внимание привлекли фотополотна, огромные, порой во весь человеческий рост. Они впечатлили ее. Сидя на пуфике, пока Малколм кипятил чайник, она молча рассматривала их и пыталась понять их творческий замысел. Они перекрывали весь ужас бедности Маринелли, которой Ева не ожидала увидеть в такой мере. Фригидные, холодные лица, непонятные композиции в жанре сюрреализма, постмодерна, пограничное состояние абсурда и гениальности будто бы были дополнением минималистической квартиры. Эти тусклые тона, преобладание то светлых, то зеленых, то багровых тонов. Выдержанная стилистика. Это все была концепция Маринелли. И Ева не могла оторвать своих глаз от его творений. Она получала эстетическое наслаждение вперемешку с изумлением и некой странностью в восприятии. И ее внимание мог отобрать лишь сам творец, сев напротив Евы на другой такой же пуфик, с кружкой кофе в руке.

Так и не надев штаны, он абсолютно без комплексов сидел в самих трусах и начинал пригублять кофе. Еву не смущал данный факт, но она обратила внимание, что этот заспанный соня налил кофе только себе, и даже не предложил его Еве. Хоть она того и не хотела. Видимо, он был не столь дружелюбен. Или не внимателен?

Отпив достаточно, чтобы насладиться, Малколм стал поглядывать то на Еву, то куда-то в пол и говорить:

– Значит, ты от Генриха? У меня сейчас нет денег.

– Каких денег? – не поняла Ева.

– За которыми ты пришла. Или ты не за этим? Хотя, стой! Погоди! – говорил он как-то странно, сосредоточив свой взгляд на Еве, - Ты не за этим! Ты модель! Так?

– Можно и так сказать. – улыбчиво сказала Ева, чувствуя себя как-то странно.

– Тогда о каком долге может идти речь? – попивая кофе, продолжал Малколм.

– Понимаешь, я начинающая фотомодель…

– Прекрасно.

– Генрих направил меня к тебе, сказав, что ты его должник.

– Ага. – с большей интригой в голосе произнес Малколм и задумался.

Он сделал пару больших глотков кофе, видимо что-то обдумывая, после чего сказал:

– Знаешь, почему я не предложил тебе кофе? – со все тем же непонятным задуманным взглядом.

У Евы что-то зашевелилось в области сердца, будто от волнения. Откуда он знает?

– Нет. – удивленно сказала она.

– Я знаю, что ты его не хочешь. А даже если бы и хотела, то сделала бы вид, что не хочешь, и отказывалась бы в знаке приличия. – сказал Малколм.

Ева лишь похлопала глазами в ответ. Она не знала, что сказать. Увидев, что Малколм будто бы завис после данных слов, она решила расшевелить его сознательный запор:

– Откуда ты это знаешь?

– Мир слишком предсказуем. Понимаешь? – начал говорить Малколм со все большим оживлением, будто он стал приходить в себя, - То, чем занимаюсь я, способно изменить его мышление, каноны. Посредством искусства. Понимаешь? Жизнь тоже в некотором плане – искусство, которое также должно быть не предсказуемым. И Генрих непредсказуемый чертяка. Послал ко мне фотомодель, делая меня должником вдвойне.

На его лице, наконец-то, проявилась улыбка в иронии. Он поставил свою кружку на стойку, чтобы ему ничего не мешало, и сел обратно на пуфик, напротив Евы. Его глаза нечто загорелись. И Ева это заметила. Он уже не хотел отрывать глаз от Евы, рассматривая ее уже совершенно иным взглядом.

– Не сочти за грубость, - сказал он, - но тебе никогда не говорили, что ты похожа на парня?

– Говорили. – спокойно ответила Ева.

– Я не просто так спрашиваю. Кстати, как тебя зовут? – со все большим вдохновением говорил Малколм.

– Ева Адамс.

– Отлично, Ева! Генрих тебе рассказывал что-нибудь обо мне?

– Немного.

– Кто я?

– Фотограф!

– Фотохудожник! – исправил Малколм.

Казалось, он становился более разговорчивым и в его глазах что-то загорелось. Он решил пролить свет на свою персону, дабы Ева узнала его хоть как-то, ибо он уже не хотел ее отпускать.

– В общем, я сейчас расскажу тебе кое-что о себе. Мы с Генрихом учились в одной группе. К сожалению, судьба нас с ним разделила. Его она закинула в Париж, а я так и остался прогнивать в трущобах Лондона. Я знаю, что у тебя напрашивается вопрос, и я сразу скажу тебе: нет, я не итальянец. Мой дед был из смешанной семьи британцев и итальянцев с данной фамилией. Я же чувствую себя британцем. Я всю жизнь прожил здесь и проработал. Я всегда хотел быть именно фотохудожником, а не фотографом. Все эти газеты, глянцы – я ненавижу это. Это слишком шаблонно и не для меня. Мир слишком предсказуем. И целью своего творчества я выбрал именно лишить его этой предсказуемости. Удивить его. Полотна, которые ты видишь на этих голых стенах, всего лишь часть моего глобального замысла, который я хотел представить всему миру.

– Хотел? Почему же не представил?

– Только окончив университет, я сразу же ринулся на покорение Олимпа. Я был неопытным, амбициозным глупцом. Я ничего не понимал в своем деле. Два года назад мне даже удалось (худо-бедно) открыть свою первую фотовыставку (если ее так можно назвать). Но налоги накрыли затраты. Мои работы так никто и не купил. Я оказался банкротом без фотопленки в руке. Дабы избежать долгов и хоть как-то оплачивать жилье, мне пришлось пожертвовать всеми работами практически задаром, в один из фондов современного искусства. То, что ты видишь перед собой, это все что осталось от выставки в 40 экземпляров. Я был плохим математиком. Теперь я не попадусь.

Ева насчитала 7 работ, висевших на стенах этой комнаты. Ей было жалко Малколма. Она спросила:

– Во сколько эта выставка должна была оцениваться?

– Это уже не имеет никакого значения! Ты такая же предсказуемая! Главное то, что я хотел сказать этой выставкой. Я лишь просчитался в цифрах. Печально то, что моя идея так и не дошла до масс. Ее почти никто не увидел. А сейчас у меня нет средств.

– Каковы же твои планы на ближайшее будущее?

– Я тебе уже все сказал. Если ты согласна поработать со мной, хотя бы за 200 фунтов стерлингов, я буду тебе весьма благодарен! Это будет мегаконцепция!

– Но ведь у тебя же нет денег!

– Будут! Я планирую открыть последнее десятилетие нашего века своей фотовыставкой в январе. Именно 90-е станут тем эстетическим прорывом. Когда взгляды людей на мир и их в этом мире перевернуться. Я не зря спрашивал тебя о твоей внешности. Генрих знал, кого послать ко мне. И видимо он знал, кто нужен тебе.

– Собственно, и я так думаю. Генрих так же говорил, что во мне есть что-то от парня.

– Интерсексуальное. Нечто андрогинное.

– А ты откуда знаешь?