История одного крестьянина. Том 2
Шрифт:
— До свидания, Мишель! До свидания, Маргарита! Все до свидания!
Отец все еще держал ее за руку. Лизбета нагнулась, поцеловала его, потом протянула ему ребенка, и карета покатила в направлении плаца. Увиделись мы с ней через много, много лет, а иные до той поры и не дожили.
Глава двенадцатая
Дело приближалось к апрелю месяцу, и все со дня на день ожидали увидеть в газетах известие о том, что наши войска отплыли в Англию. Теперь мы уже ни в чем не терпели недостатка — один только Берн принес Директории свыше двадцати пяти миллионов в виде золотых и серебряных слитков, а также пушек, снарядов и всяких припасов.
Доктор Шван из Страсбурга, бывший председатель Клуба друзей и братьев и большой приятель Шовеля, проезжал как раз в это время через Пфальцбург и заехал к нам. Мы пригласили его отобедать с нами. Человек он был ученый и разбирался не только в политике, но и в медицине и знал о всяких новых открытиях во Франции и в Германии. Он рассказал нам про то, какие войска готовят к отправке в Англию, и нас это немало удивило. В экспедиции должны были участвовать лучшие части Рейнской и Итальянской армий, самые опытные моряки из Бретани и с юга, а также лучшие генералы: Клебер, Дезэ, Рейнье [188] , Ланн [189] , Мюрат [190] ,
188
Рейнье Жан-Луи, граф (1771–1814) — французский генерал, участник наполеоновских войн, военный министр Неаполитанского королевства.
189
Ланн Жан (1769–1809) — французский военный деятель, в 1792 году вступил добровольцем в революционную армию, в 1796 году стал генералом. Участник египетской экспедиции. Содействовал перевороту 18 брюмера. Одержал ряд блестящих побед. После провозглашения империи получил титул герцога Монтебелло и звание маршала. В войне 1809 года был смертельно ранен.
190
Мюрат Иоахим (1767–1815) — французский генерал, позже маршал Франции, участник наполеоновских войн, шурин Наполеона (муж его сестры Каролины). С 1808 до 1814 года был королем Неаполитанского королевства. В октябре 1815 года пытался во главе небольшого отряда свергнуть династию Бурбонов, восстановленную в Неаполе по решению Венского конгресса, но был схвачен, приговорен к смертной казни и расстрелян.
191
Даву Луи Никола (1770–1823) — французский военный деятель, маршал Наполеона. Участник революционных войн 1792–1795 годов, египетского похода. В 1804 году получил звание маршала, в 1806 году, разбив прусские войска при Ауэрштадте, — титул герцога Ауэрштадтского. Участвовал в войне 1812 года. Был уволен из армии правительством Бурбонов. В 1819 году — член палаты пэров.
192
Жюно Андош, герцог д’Абрантес (1774–1813) — французский генерал, адъютант Наполеона, посол в Португалии. В 1807 году вторгся с французскими войсками в эту страну, но уже в 1808 году был разбит и вытеснен из Португалии. В 1809 году был правителем Иллирийских провинций Французской империи. В 1813 году сошел с ума и вскоре умер.
193
Андреосси Антуан-Франсуа (1761–1828) — французский генерал и дипломат, участник переворота 18 брюмера. Получил от Наполеона графский титул. Был французским послом в Лондоне, Вене, Константинополе.
194
Кафарелли ди Фальга Франсуа (1766–1849) — французский генерал, адъютант Наполеона, участник многих наполеоновских походов.
195
Бертолле Клод (1748–1822) — знаменитый французский химик, академик, принимал деятельное участие в обороне революционной Франции (в качестве председателя особой научной комиссии, созданной Комитетом общественного спасения). Вместе с Монжем участвовал в создании Политехнической школы. Сенатор и граф империи.
196
Монж Гаспар (1746–1818) — знаменитый французский ученый (математик), член Академии наук. Во время революции был морским министром, руководил производством пороха и литьем пушек, основал Политехническую школу, участвовал в египетской экспедиции, получил от Наполеона звание сенатора и графский титул. После реставрации Бурбонов был лишен этого титула и исключен из состава Академии.
197
Жоффруа де Сент-Илер Этьен (1772–1844) — французский ученый (зоолог), член Академии наук.
198
Денон Доминик-Виван, барон (1747–1825) — гравер, главный администратор французских музеев, один из организаторов Лувра, член Академии изящных искусств.
199
Ларрей Доминик-Жан, барон (1766–1842) — французский военный хирург, участник всех наполеоновских походов (главный хирург армии), ранен и взят в плен в сражении при Ватерлоо.
200
Деженетт Ренэ-Никола-Дюфриш (1762–1837) — французский военный врач, автор многочисленных трудов по медицине и истории медицины. Во время египетского похода был главным врачом французской армии, в 1807 году стал главным военно-медицинским инспектором. В 1812 году был взят в плен в России, вернулся во Францию в 1814 году.
— К чему такое множество ученых? — спросил его Шовель. — Или у англичан своих не хватает? Мы что, к дикарям едем, что ли?
— Ей-богу, не знаю, — отвечал Шван. — Просто ума не приложу, в чем тут дело. Должно быть, есть какой-то тайный резон, который нам неизвестен.
— Но если наших лучших солдат, наших лучших генералов, первых наших ученых, — вскричал Шовель, — увозят из страны, с чем же мы останемся, случись несчастье? Раштадтский конгресс растянулся до бесконечности — все это не предвещает добра. А потом ведь может подняться ветер, как в девяносто шестом году, и разметать наш флот, или англичане нападут на него и, подавив численностью, уничтожат, да и немцы, обнаружив, что мы остались без генералов, без опытных войск, без денег, могут пожаловать к нам в гости, — все это надо иметь в виду. А особенно, если учесть, что наше вторжение в Швейцарию и занятие нашими войсками Рима возмущают всю Европу, что на нас смотрят как на воров, что жители Вены, насколько можно судить по вчерашнему «Монитору», подняли против нас настоящий бунт: забросали камнями французское посольство, выбили стекла, сорвали наш флаг. И в такую-то минуту нас решают оставить без всякой защиты! А ведь речь тут идет уже не о роялистах и республиканцах, речь идет о существовании нашей родины, о нашей независимости. Или наша Директория состоит не из французов. Любое правительство, даже правительство Калонна,
не стало бы подвергать нас такой опасности. И ради кого, ради чего? Ради того, чтобы Бонапарт мог покрасоваться во главе такой великолепной армии! Да что эти люди, с ума сошли?— Нет, — сказал Шван. — Просто место члена Директории очень завидное, а если Бонапарт останется, никому там не усидеть, кроме него.
Шовель больше ни слова не сказал: он давно уже подозревал это. Поскольку Шван скоро уехал, намереваясь отбыть в Англию вместе с экспедицией, мы несколько дней не без тревоги ждали вестей об ее отплытии.
Основная масса солдат стягивалась в Тулон. И потому внутри страны и вдоль побережья происходило непрерывное передвижение войск. Выводили части из Генуи, из Чивита-Веккии. Возможно, и пятьдесят первой полубригаде предстояло участвовать в этом деле.
Газеты наперебой кричали о том, что придется дать бой в Гибралтаре, ибо англичане стоят на страже пролива. Брюна назначили командующим Итальянской армией. В наших краях было тихо. Все взоры были устремлены туда, на юг, и вдруг 26 или 27 мая 1708 года мы узнали, что наш флот поднял якоря и двинулся в Египет. Вслед за тем появились воззвания.
— Ну, еще бы, — сказал Шовель. — Конечно, гражданин Бонапарт предпочитает сражаться с кучкой дикарей в Египте, чем с англичанами. Эх, бедный ты мой Мишель, предвижу я, что настоящие бои развернутся здесь, на Рейне, как это было в девяносто втором и девяносто третьем годах. Ну, что нам делать в Египте? Правда, пять или шесть знаменитых разбойников — Камбиз [201] , Александр Великий [202] , Цезарь [203] и Магомет [204] — устраивали прогулки в эту страну. Она в некотором роде даже была их родиной, как родиной тигров считается Бенгалия. Все они устремляли туда взор и только там чувствовали себя хорошо. Но чтобы мы, чтобы наша республика была заинтересована в Египте, — это мне как-то непонятно. Хватит с нас и Европы, где нам надо держаться против всех монархов, зачем же нам еще турецкого султана себе на шею сажать!
201
Камбиз — царь древней Персии (529–522 до н. э.), сын Кира, завоеватель Египта и некоторых других государств Африки, отличался большой жестокостью, покончил жизнь самоубийством (в 522 г. до н. э.).
202
Александр Великий — Александр Македонский (356–323 до н. э.), выдающийся полководец древнего мира, стремившийся к созданию всемирной монархии.
203
Цезарь Кай Юлий — выдающийся римский полководец и государственный деятель, установивший диктаторскую власть, убит сенаторами-республиканцами (в 44 г. до н. э.).
204
Магомет (Мухаммед) (571–632) — основатель ислама.
Он брал какую-нибудь карту, из тех, что продавались у нас в лавке, и часами сидел над ней. Патриоты заходили к нему потолковать об экспедиции. Теперь поползли слухи, что мы нападем на англичан в Индии, — так думал Рафаэль Манк и старик Тубак, бывший школьный учитель в Димерингене. В газетах тоже писали, что мы двинемся в Индию, страну, откуда привозят перец и корицу. Шовель слушал эти немыслимые глупости, поджав губы, даже не улыбаясь. Лишь время от времени он в отчаянье восклицал:
— Боже мой, боже мой, почему это люди не видят дальше своего носа! Вот беда-то!
Однажды к нам явился Тубак, держа под мышкой какую-то толстую немецкую книгу, и объявил, что в той стране, откуда привозят перец и корицу, есть также бриллианты и золото, — он узнал об этом из книги. Он тыкал пальцем в страницу и восклицал:
— Теперь вы понимаете, гражданин Шовель, теперь-то вы понимаете, почему Бонапарт хочет попасть в Индию?
— Да, — сказал, вспылив, Шовель, — я понимаю, что вы и, к сожалению, многие другие — просто ослы, на которых пока надели узду, а потом еще и навьючат. Да знаете ли вы, какое расстояние отделяет Египет от Индии? Несколько сот лье. И на этом пространстве есть и реки, и горы, и пустыни, и болота, и племена там живут более дикие, чем наши волки. Скажем, чтобы из Египта добраться до Мекки, а это меньше половины пути, арабы едут на своих верблюдах недели и месяцы, и столько их погибает от голода, жажды и зноя, что путь их через пустыню можно проследить по костям. И вы думаете, что Бонапарт всего этого не знает, что он не смотрел на карту, а если и смотрел, то все равно хочет идти в Индию за золотым песком и алмазами? Нет, Тубак, он знает это лучше нас с вами, но он глядит на народ как на своего рода удобрение, необходимое для произрастания генералов, и я начинаю думать, что он не так уж не прав. С тех пор как конституция Третьего года отделила народ от буржуа, и интересы у них стали разные, народ лишился головы, а буржуа — сердца и рук. И те и другие взращивают военную силу, от которой они и погибнут. Бонапарту не было бы нужды забираться в такую даль, если бы он хотел напасть на англичан. Прошел бы через Гибралтар — и все. Англичане ведь есть не только в Индии — они ждут его и на своих берегах, в каких-нибудь пятнадцати или двадцати лье от нас. К тому же они сильнее почувствовали бы войну у себя дома, чем где-то на другом конце света.
— Но в таком случае, — воскликнул Тубак, — зачем же он отправился в Египет?
— А затем, что теперь все заговорят о Бонапарте!.. Он забрал наши лучшие войска и наших лучших генералов и спокойненько двинулся войной на людей, у которых нет ни ружей, ни снарядов, ни армии. Само собой, он их раздавит, как мух, и будет слать нам отчеты о блистательных победах, все будут говорить о нем, а ему пока ничего больше и не нужно. Против нас же тем временем враг двинет тысяч сто или двести отборных солдат, и, чтобы спасти отечество, нам придется объявить всеобщее народное ополчение. И даже если мы одержим победу, все равно найдутся завистники, которые, чтобы принизить Журдана, Бернадотта или Моро, станут кричать: «Мы победили в Египте! Победили! Да здравствует непобедимый Бонапарт!»
Если же мы потерпим поражение, что вполне возможно без старых опытных солдат, Бонапарт со своим флотом примчится спасать республику, и льстецы опять-таки станут кричать: «Победа! Победа! Да здравствует непобедимый Бонапарт!» Завистники будут молчать, ибо они трусы, а если и вздумают что-то сказать, так Бонапарт-победитель быстро заткнет им рот, ибо он станет хозяином положения. И будет у нас вдоволь и перца, и корицы, и бриллиантов, и золота, и можете мне поверить: никто не вспомнит про Индию!
Тубак слушал его, широко раскрыв глаза, и только лепетал:
— А-а, понимаю!
Не думайте, что один Шовель ясно понимал, что происходит. Тысячи людей понимали это не хуже него. Все старые якобинцы говорили:
— Бонапарт честолюбив!.. Он думает только о себе… Нас надули!
Но одно дело видеть то, что происходит, и совсем другое — пойти против течения. У каждого есть свои причины: один хочет жениться, у другого — на руках семья, а третий, припоминая низости и предательства во всех партиях, говорит себе:
«Э-э, ну какое мне дело до всего этого? Раз он такой сильный и такой хитрый, раз народ, Директория, оба Совета, все генералы пресмыкаются перед ним, чего же я — то буду стоять? Меня собьют с ног, раздавят — и дело с концом. И ради кого? Ради себялюбцев и трусов, которые только скажут: «Вот сумасшедший!» — и без зазрения совести используют себе на благо мою погибель. А коль скоро меня не станет, дети мои пойдут по миру. Нет, надо покориться. Только дураки жертвуют собой во имя справедливости и прав человека. И никто им за это спасибо не скажет».