История одной истерии
Шрифт:
– Не начинай снова, умоляю, – томно закатила глаза Лариса, – У нашей Аллочки проблемы с личной жизнью. Точнее, у её личной жизни проблемы с головой и совестью. Уж я-то знаю.
Я вспомнила историю про Артура и почувствовала себя в самом центре дурацкой интриги. Только личных жизней нам сейчас еще не хватало!
– Во-первых, у бывшей личной жизни, – забухтела обиженная Алла, – Во-вторых, Артур такая же моя личная жизнь, как и твоя…
– И вот так с момента первого визита в эту скромную келью, – Лариса, как бы жалуясь, обернулась ко мне, – Первый день она со мной вообще не разговаривала. Я чуть с ума не сошла! Вокруг неё прыгаешь, требуешь ответов о том, как она сюда попала, и кто нас сюда засадил, а она молчит, будто нет её здесь вовсе. Я сначала
– Все точно, – тоже начала смеяться Алла, – А потом эта истеричка как заплачет навзрыд. И так мне её жалко стало. И предложила я поговорить начистоту.
– И выяснилось, что вся многострадальная ненависть ко мне – из-за Артура! Откуда я знала, что мой несносный ухажер и таинственный Аллочкин любовник – одно и то же лицо! Я даже, что он женат, понятия не имела… Он мне вообще-то на фиг был не нужен. Я его честно отшивала всю дорогу. И вот какую благодарность от подруги получила!
Еще минут пятнадцать девочки, полусмеясь, выясняли отношения. Явно не в первый раз приходя к выводам, что Артур их – козел редкий, и что обе они с ним отныне всякое общение прекратят. Нет, хорошо, конечно, что девочки здесь помирились, хорошо, что наконец наградили Артура достойными эпитетами… Но зачем же так не вовремя? Сейчас-то зачем?! Я подумала, что, видно, сглазила. Только, понимаете ли, решила, что совсем Алла с Ларой не дуры, как вдруг…
– Барышни, может, лучше вернемся к обсуждению собственного положения? – робко предложила я.
Последующие пятнадцать минут я выслушивала, как милые мудрые девочки, то ругаясь, то придерживаясь редкого единодушия, обсуждали своего сценариста и предателя. Придя в результате к противоречивому мнению, что Кир, конечно, редкостный козел, редчее еще даже, чем Артур, но Ксению любит искренне, и оттого заслуживает снисхождения, спорщицы уставились на меня.
– Он действовал в состоянии аффекта, – строго заговорила Алла, – Поэтому заменим ему смертную казнь пожизненным лишением свободы!
– Нет, – вступилась Лариса, – Не пожизненным. Ровно таким же по длительности, как будет наше заточение.
– Оптимистка, – хмыкнула Алла, – Ладно. Договорились.
Девочки скрепили свой приговор рукопожатием, с очень серьезными лицами хором проговорив «по рукам!».
Нет, все-таки сидение взаперти плохо сказывается на способности здраво мыслить.
– Я не мнения вашего спрашивала, ненормальные! Я вам путь к свободе указать пытаюсь! – закричала я, чтобы стряхнуть с себя уже переползшие от актрис ко мне пылинки абсурда, – Свобода придет к нам через смиренное ожидание. Все необходимые для этого процессы я уже запустила.
– В смысле?
– Я заронила в душу Кирилла сомнение. А сомнение – огромная сила. Денек он помучается, а потом решит, все же, проверить. А вдруг я была права? А вдруг он, Кир, сам того не желая, заточил свою возлюбленную в темницу? Вдруг Ксения тоже узнала про Очаг Искусства и отправилась на разведку?
– С чего бы это? Ведь он ей рукопись не подсовывал.
– Да хотя бы от тебя, Лариса. Вы ведь дружили. Ты могла поделиться с Ксенией своими намерениями отыскать Очаг.
– Не могла, – сухо ответила Лара, – Я этому негодяю слово дала, что никому не расскажу о наличии у меня рукописи. Кир сказал, что, мол, даже от Зинаиды скрывает её существование. Что, мол, Хомутов согласие на прочтение рукописи не давал и он, Кир, нарушает все возможные заповеди, передавая мне этот текст, но ради дружбы и в интересах общего дела по-другому поступить он не может.
– И с меня слово брал, – простодушно улыбнулась Алла, – Только
что я, дура, что ли, такую чушь выполнять. Пообещала для пущего сценаристского спокойствия его величества, и Зинаиде тут же копию сняла.– Стыдилась бы! – снова заучительствовала Лариса.
– А чего? Я тоже ради дружбы и в интересах общего дела. Режиссеру, наверное, важно иметь при себе экземпляр такой рукописи, а?
– Девочки, вы же договаривались не ссориться! – вмешалась я, – Так вот. Я считаю, что Кирилл еще немного помучается отсутствием Ксении, и явится к нам сюда её вызволять. Отключит замок и выпустит нас с миром.
– Ну, уж нет! – хором заявили пленницы, – С миром мы отсюда не уйдем! Кир еще пожалеет…
– Думаю, он уже жалеет, – поделилась я, – Одно дело – придумать красивый сценарий исчезновения двух человек. Совсем другое – воплотить его. Наверняка ваш сценарист страдает из-за содеянного… Я бы даже сказала, что воочию видела, как он нервничает…
– Фигня! – не слишком-то вежливо прокомментировала мою сентиментальность Алла, – Я Кирилла хорошо знаю. Он из породы тех людей, которые настолько боятся остаться в проигрыше, что даже очевидные минуса объявляют выигрышем. Он убедит себя в собственной правоте и станет свято верить в неё. А нервничает он только из-за Ксении. Только являться за ней, думаю, не станет… Прийти сюда, значит признать своё участие в организации нашей ловушки. А он нас знает. Мы и придушить ненароком можем. Ради Ксении рисковать жизнью?
– Он её любит больше чем жизнь, – сдавленно возразила Лариса, завистливо вздыхая, – Он сам мне говорил… Эх, кто б меня так полюбил бы!
– Чур, не я! – закричала Алла и снова захохотала, – Остаетесь только вы, детектив. Все остальные жители планеты навек отделены от Ларки толстенными подвальными стенами. Ах, наша королева красоты осталась без свиты воздыхателей и увядает…
– Вот дура-то! – беззлобно махнула на хохотушку рукой Лариса и кокетливо повела плечами, звание королевы красоты ей явно польстило, – А за Ксенией Кир придет. Если поверит, что она и впрямь здесь могла оказаться. А что? Станет разбираться, узнает, что у Зинаиды есть копия его подсадной рукописи, решит, что Ксюша её читала… Приползет сюда, как миленький. Еще и спасителем прикинется. Мол, разгадал тайну и пришел нас вызволять. Нужно только дождаться, пока он окончательно сварится.
– Такие жилистые варятся долго, – со знанием дела проговорила Алла, – И жрать их потом противно. Тем более, что пока он будет вариться, мы тут успеем состариться и сойти с ума.
Да, ожидание милости со стороны тюремщика – не лучшая стратегия побега. Нужно было думать дальше. Мы все втроем посерьезнели, задумались, и породили на свет массу несусветных глупостей.
– Есть идея! – снова горячо провозглашала я, – В щель между железным листом и окошком может пролезть бумага. Записка с просьбой о помощи.
– Делали, – уныло рапортовала Алла, – Голяк. Это ж единственное место в городе, где трамвайные рельсы так близко от дома проходят. Поэтому, люди там не ходят. А трамваи читать не умеют.
– Ну, может, какой-то прохожий забредет случайно… А! Знаю! К записке нужно прицепить деньги. На купюры у наших прохожих взгляд наметан. Под любым трамваем обнаружат.
– Попробовать можно, – выдавала резюме Лариса.
Но и эта затея обрекала нас на ожидание. Может быть, кто-нибудь, когда-нибудь… Нет, нужны были еще варианты.
– А давайте стучать по трубам! – изрекала гениальная я, – Когда-нибудь ведь жильцам это надоест, и они придут оторвать нам головы… После того, как все возможные места обыщут. Догадаются же в подвал спуститься… Должны!
– Делали, – поражала разнообразием ответов Алла, – Тут какие-то неправильные трубы. Они издают неправильный звук. Его и нам-то не слишком слышно…
– Ну, мало ли, вдруг там наверху у кого-нибудь слух обостренный.
– Вот что! – Алла заразилась моим «недержанием идей», и тоже начала нести полный маразм, – Нужно поджечь что-нибудь возле окна… Если долго и старательно поддерживать огонь, то живущие наверху заметят дым и перепугаются.