История одной истерии
Шрифт:
Оказалось, что отныне в состав жориковской опергруппы входят: Настасья, Тигра, Тим, моя мама и конечно же, он, Георгий Собаневский. Я так устала, что уже не в силах была удивляться.
– Мы спускались в подвал – там железная дверь, и она закрыта. Может, разбудим хозяев, потребуем ключи? – на пол-улицы заголосила появившаяся из подъезда Тигра, сопровождаемая Тимом, – Но Очаг точно там, за этой дверью. Как жаль, что она заперта.
– Это счастье, что она заперта, – поприветствовала я свою помощницу.
Восторгам, визгам, радостям не было границ.
Расходиться по домам, не получив от новоявленных оперативников связных объяснений, мы с аткрисами отказались. Пришлось Жорику продолжать.
Первым догадался, что со мной что-то не так, Хомутов. Он пришел
– Все, что я понял из их рассказа, это то, что ты отправила их следить за ни в чем не повинным автором сценария, для того, чтобы иметь возможность не подвергать их риску, – смеялся Жорик, – Отделавшись, таким образом, от своих помощников, ты решила совершить отчаянный поступок. Сама броситься в пасть кровавому преступнику. Отчего-то Настасья дом Хомутова иначе, как “дом ужасов” не именовала. Ну, не понравилось ей там…
В общем, Георгий тоже немного разволновался и решил подъехать в этот “дом ужасов”. Озадаченный хозяин встретил его у порога. Я так и не появлялась. Форд стоял под подъездом. Сумочка висела на спинке хомутовского стула. Небржено захлопнутый блокнот лежал в углу стола.. А меня не было. Прямо, будто испарилась я. Жорик начал волноваться. Осмотрел территорию. Заглянул в мой блокнот. Расширил глаза, тщательно почесал затылок и еще раз заглянул в блокнот.
– Катерина, в следующий раз за такое ведение записей я тебя просто уволю! – обнадежил меня Жорик, потом обнаружил блаженную гримасу на моем лице и быстро поправился, – Что? Радуешься? Тогда не дождешься! Не уволю, а… Второй раз возьму на работу. Нагружать двойной нормой буду! Вот.
Я, конечно же, испугалась. Георгий продолжил рассказ.
Понять, что я там назаписывала, было попросту невозможно. Если читать последовательно, то получалось нечто невообразимое: «Хомутов – не он – поговорить про уборку – он, гад! – вечно в наушниках ходит – все Ксению любят – в праздничный весенний карантин…»
– Малая, ты что-нибудь понимаешь? – строго спросил Георгий Настасью, – Ты же все-таки сестра. Должна ход её мыслей отслеживать.
– Обычно я отслеживаю, – по-деловому отреагировала Сестрица, забыв даже обидеться на «Малую», – Но здесь, – Настасья кивнула на блокнот, – Здесь, кажется, нет мыслей. Как-то все это больше на бред похоже, чем на мысли. А по Катюшиным бредам у нас в мире только один специалист.
И пришлось им, бедолагам, идти к моей мамочке с повинной. Так мол, и так, «упустили, проглядели, сбежала… Помощь ваша требуется.» Заслышав, что может поучаствовать в поимке одной из своих особо опасных дочерей, мама пришла в состояние неимоверной трудоспособности и каким-то таинственным, одной ей известным образом, умудрилась за один вечер расшифровать все мои записи. Впрочем, никакой мистики в этом не наблюдалось. Во-первых, начиная с моих старших классов, мама была единственным человеком, который хорошо и всегда понимал мой почерк. Во-вторых, накануне она видела мой блокнот и делала там пару записей, поэтому могла точно сказать, что там было записано раньше её записей, а что позже. В третьих, мама – она на то и мама, чтобы понимать, что, к примеру,
обозначает запись: «Кир: Хомутов + глава для ловушки = – (Лара и Алла)». В общем, на базе моих загадочных пометок, мама выдвинула некоторые гипотезы, которые чуть позже однозначно вывели нашу поисковую группу к истине. После того, как выяснилось, что я брала у Зинаиды Максимовы рукопись, разумеется. И после того, как эту рукопись нашли в моей сумочке. А также после подробного отчета Хомутова о разговоре со мной. В общем, мы появились в тот самый момент, когда Георгий уже окончательно определился с невиновностью Хомутова, а Тигра с Тимом, тем временем, разыскали месторасположение нашей тюрьмы. Если бы мы не нашлись сами, команда наших спасителей, возможно, разнесла бы весь дом. Так что нам уже пора было принимать от жильцов благодарности.– Вашу ж дивизию! – высунувшись по пояс из окна, громко заорал один из «благодарных» жильцов спасенного дома в этот момент, – Сколько можно орать? Идите к себе под окна, и орите! Людям спать мешаете! То по трубам какие-то гады стучат, то под окнами орут… Скоро пожары жечь начнут, я не удивлюсь…
Мы быстро переглянулись с бывшими пленницами и жадно уставились на третий этаж голосящего жильца. Значит, все-таки слышали… Значит, мы молодцы, все верно делали. И без унизительных кировских подсказок нашли бы выход…
«Кир!» – настороженно мелькнуло в голове. По вдруг потемневшим лицам Аллы и Ларисы, я поняла, что они думают о том же.
В двух словах я изложила Георгию проблему.
– Что-нибудь придумаем, – пообещал он нам, и я мысленно похвалила себя за желание ничего больше от Жорки не скрывать, – Только так. Домашних предупредите, чтобы до завтра о вашем появлении молчали. Завтра определимся, что и кому стоит говорить… Если что, заяву на него писать будете?
Все втроем мы отрицательно замотали головами. С Киром мы должны были поквитаться какими-то своими методами.
Перед тем как осчастливить возмущенных жителей нашим отъездом, Георгий решил еще на несколько минут вернуться к Хомутову. «Надо ж объяснить мужику, чем вся эта суматоха окончилась. Он же даже про наличие ловушки в собственном подвале ничего не знает…»
– Не говорите ему пока про ловушку! – вдруг закапризничала Тигра, – Почему-то мне кажется, что она нам еще пригодится.
Все мы согласно закивали. Кто знает, может и пригодится. Нечего такое место раньше времени на обозрение выдавать.
– Скажи просто, что мы нашлись… – посоветовала я.
– Он будет счастлив, – улыбнулся Георгий и через пять минут уже вернулся к Форду с готовностью уезжать.
Уже засыпая, я вдруг вспомнила о важном деле. Набрала перезвонившую мне еще утром Ксению, сообщила, что можно больше не прятаться.
– От подробностей пока воздержусь. Завтра. Все будет завтра.
17. Глава о том, что в отмщенном состоянии преступник напоминает жертву и вызывает жалость.
Из-за всех этих переживаний, день перепутался у меня с ночью. Утро настойчиво теребило меня телефонными звонками, пробивающимися сквозь жалюзи солнечными лучами, звонкими голосами каких-то спросонья не опознаваемых визитеров. Тщетно. Я попросту не могла открыть глаза. Георгий отнесся к такому повороту событий с пониманием и, как мог, охранял мой сон. В результате в качестве офиса полдня использовалась только кухня, телефон перекочевал к Жорику в карман и его настойчивые попытки звонить моментально душились железной рукой бывшего опера.
В общем, проснувшись, я обнаружила полное отсутствие в доме людей и кофе. На столе красовалась записка от Жорика:
«Не хотел будить. Есть новости. Ничего не предпринимай до моего прихода. Храни все в секрете. Так нужно для дела.»
Ну что же это такое! Мне что теперь, до конца жизни суждено чьи-то шифрованные тексты разбирать? Не мог как-то понятно все объяснить? Какие еще новости? Откуда? Что за мир такой: на миг глаз прикрыть нельзя, сразу что-то приключается…
Попутно я взглянула на часы и поняла, что про «миг» я погорячилась. На то, чтобы приключиться, у новостей было целых полдня.