История одной кошки
Шрифт:
— У вас не сохранилось снимков платьев тех лет?
— А у нас вообще есть фотографии? — В голосе мистера Мандельбаума всегда звучала мощь. Иногда Лаура слышала, как он разговаривает, находясь в прихожей у себя в квартире этажом ниже. Но сейчас даже Хани распахнула глаза от его громогласного вопроса. — Ида, принеси наши альбомы с фотографиями.
Миссис Мандельбаум отправилась к шкафу с бельем в прихожей, достала оттуда несколько толстых альбомов. Разложила их на покрытом клеенкой кухонном столе, и мистер Мандельбаум присоединился к ним. Лаура восхищалась крошечными шляпками и длинными бусами, которые в то время носили женщины, а Мандельбаумы рассказывали истории о родственниках и знакомых. В какой-то момент Хани перебралась с коленей Лауры на стол и шлепнулась посреди открытого альбома, потерлась головой о щеку мистера Мандельбаума, ударила хвостом по руке Лауры.
— Хани в своей безграничной свободе находится здесь, чтобы напомнить нам, что все хорошее когда-нибудь
Поужинав, Лаура обычно засыпала в обнимку с довольно урчащей Хани в кровати, которая когда-то принадлежала сыну Мандельбаумов. Это у Хани Лаура научилась фокусу засыпать, несколько раз медленно прикрывая глаза, как засыпают кошки. Позже Сара закрывала магазин, возвращалась домой, переносила дочь на ее кровать — к тому времени Лаура так глубоко спала, что не чувствовала этого. Она всегда крепко спала, когда рядом тихонько урчала Хани.
Сейчас, если зажмуриться, сидя на диване с Пруденс, можно было представить, что рядом с ней опять спит Хани. Кошки в чем-то схожи, обе худые, коричневые (хотя Пруденс в последнее время, кажется, потолстела — или Лауре привиделось?) с черными, как у тигра, полосками. У Пруденс даже есть что-то похожее на черное пятнышко на белой шерстке на подбородке — мистер Мандельбаум называл его у Хани «мушкой».
Конечно, они очень разные. Пруденс раз в десять забавнее Хани: у нее такой смешно важный, даже высокомерный вид, когда она требует еду (Хани никогда себе такого не позволяла). Да, Пруденс намного надменнее. Хани была такой ласковой, поднимала на тебя свои огромные зеленые глаза, полные обожания, в ту же секунду, как ты наклонялась погладить ее по голове. «Сладкая, как кусок медового пирога», — говаривал про нее мистер Мандельбаум. Сейчас Лаура с неожиданным изумлением вспомнила — как она могла забыть! — что он еще всегда напевал Хани песню «Дейзи Белл» и, разумеется, он пел ей «Хани, Хани, ответь же мне, ответь».
И Хани, и мистер Мандельбаум, и все, что она любила, пали жертвой той же безжалостной силы, с которой сейчас пытается бороться Джош. Мистер Мандельбаум сам рассказывал о друзьях, которых выселили из их жилищ в 1959 году, когда здания сровняли с землей, чтобы возвести Линкольн-центр. Таков неминуемый жизненный цикл большого города. Несколько мягкосердечных людей заламывают руки и пишут жалобные статьи в местные газеты, и какой-нибудь недоумок позирует перед камерой, рассказывая историю своих бед для вечерних новостей. Но в конечном итоге дома сносят, арендная плата взлетает, и рано или поздно все предается забвению. У городов нет воспоминаний. Помнить могут только люди, но и люди в конце концов забывают.
И на ЭТОМ, выбрав из всех возможных событий, сейчас зациклился Джош. СЮДА Джош направил всю свою энергию и время, вместо того чтобы сосредоточиться на главном — на них с Лаурой, на их совместном будущем. Лаура хотела, чтобы ее жизнь текла в одном направлении — вперед. А Джош тянул ее назад в прошлое.
Все мысли спутались у нее в голове, когда утром она постучала в дверь кабинета Пэрри. Лаура уже не была уверена, пришла ли сюда из-за Джоша, под предлогом обсудить с Пэрри кое-какие детали, или для очистки собственной совести (она ведь скептически относилась к стараниям мужа). Она убеждала себя, что, вероятно, причин было несколько — всего понемногу.
Сидя на своем обычном месте напротив Пэрри, Лаура видела семейную фотографию: Пэрри с женой и двумя дочерьми. Снимок сделали два года назад в день совершеннолетия старшей дочери — на бат-мицве, как называют этот день евреи. Лаура пришла на праздник одна и сидела рядом с несколькими своими коллегами из конторы, которых пригласил Пэрри. Она тогда работала только третий год. В следующем году она будет присутствовать на совершеннолетии младшей уже с Джошем. «Если пригласят…»
— Что вы можете рассказать мне об уставах и законодательных актах по зданиям Митчелла—Лама? — спросила она после обмена любезностями.
Кустистые брови Пэрри поползли вверх.
— Ты работаешь над аудиторским отчетом клиента?
Лаура терпеть не могла врать, знала, что у нее плохо получается.
— Что-то вроде того, — уклонилась она от прямого ответа и почувствовала, как запылали щеки.
Пэрри кивнул и откинулся в кожаном кресле.
— Что ж… — Он сложил руки на животе с умным видом, который раздражал помощников помоложе, но Лаура втайне любила его именно таким. — Проект Митчелла—Лама — это государственная программа жилищного строительства, предложенная сенатором Макнейлом Митчеллом и членом местного законодательного собрания Альфредом Лама. Утверждена в 1955 году, получила название «Закон о предоставлении налоговых льгот компаниям-застройщикам». В Нью-Йорке в то время проживало большое количество рабочих, которым
необходимо было жилье. Тогда на Манхэттене было многолюдно, — в улыбке Пэрри скользнула ирония, — было мало доступного жилья, например, для учителей или сезонных рабочих, продавцов. Чиновники всех уровней хотели найти способ предоставить этим людям доступное жилье. Руководствовались идеей, что наличие только очень богатых и очень бедных жителей — не в интересах Сити. Хотели, чтобы здесь поселился стабильный средний класс, который стал бы инвестировать в близлежащие районы, чтобы увеличились доходы в казну, снизился уровень преступности и так далее.— Звучит логично, — согласилась Лаура.
— Так и было, — ответил Пэрри. — Проблема в том, что застройщики заявили: «Мы не хотим построить дом, а потом получить от комитета по регулированию арендной платы запрет на поднятие аренды. Зачем вкладывать деньги в убыточное предприятие?» Проект Митчелла—Лама решил вопрос. Город инвестирует девяносто пять процентов средств в постройку зданий. Оставшиеся пять привлекаются из частного сектора под смешной процент в рассрочку на тридцать пять или пятьдесят лет, сюда же входит стоимость земли, возведение на ней прочного дома и так далее. В ответ на такое щедрое предложение города застройщики рассчитывали арендную плату, исходя из того, сколько денег понадобится на содержание дома, сколько на погашение кредита, и начиналось строительство с минимальным ежегодным возвратом инвесторам. Я забыл точные цифры — что-то около семи процентов. Застройщики получали какую-то прибыль, но ограниченную, чтобы арендная плата для жильцов оставалась доступной. Застройщики понимали, что этим закончится, — именно поэтому им изначально предложили такие выгодные условия. В то время все оказались в выигрыше.
— В то время? — мимоходом заметила Лаура, когда Пэрри замолчал, чтобы глотнуть кофе из чашки. — А сейчас нет?
— Ты же знаешь, времена меняются. — (Как понимать его взгляд? Он посмотрел на нее многозначительно? Или просто посмотрел? Лаура не могла решить, как ни старалась). — Последние лет пятнадцать муниципальное жилье строят редко. Многие жильцы уже возведенных домов, особенно тех, которые строили еще в самом начале программы, давно выплатили заем. Цены на недвижимость и рыночная арендная плата взлетели до заоблачных высот. Поэтому сейчас многие владельцы и подрядные организации хотят выйти из программы и придать зданиям другой статус или по крайней мере существенно повысить арендную плату. Разумеется, все не так просто. Следует перед началом приватизации получить разрешение в ОШЖОР. — Видя недоуменный взгляд Лауры, Пэрри пояснил: — Отдел штата по жилищному и общественному ремонту. Однако обычно это всего лишь формальность. Существует обязательная процедура, по которой все жильцы дома должны быть уведомлены о возможной приватизации, им предоставляется возможность опротестовать передачу недвижимости в собственность или изложить все вопросы, связанные с содержанием или ремонтом здания, которые необходимо решить до продажи дома. Вопросы, связанные с муниципальным жильем по программе Митчелла—Лама, регулируют несколько агентств. Некоторые дома находятся в ведении нескольких агентств, уставы которых не совпадают. На то, чтобы разобраться в бюрократических лабиринтах, понадобятся сотни рабочих часов и десятки тысяч долларов, которые застройщик отдаст юридической конторе. Сейчас в суде слушается несколько дел, предлагаются поправки к основному действующему ныне уставу. Любая поправка и любое решение суда могут значительно изменить правила игры. Мы следим за развитием событий от имени некоторых наших клиентов.
— Однако обычно владельцам удается продать здания. — Слова Лауры прозвучали скорее утвердительно, нежели вопросительно.
— Почти всегда, — ответил Пэрри, кивая. — Была одна ситуация в 2007 году в Бронксе, когда взбунтовались все жители дома, и им удалось добиться большого политического резонанса, а закончилось тем, что ОШЖОР стал отрицать, что к ним вообще поступала заявка на отчуждение. Хотя подобное, на моей памяти, случилось лишь однажды за четверть века с тех пор, как эти дома начали приватизировать.
— Спасибо, Пэрри. — Лаура встала, чтобы уйти.
— Как я понимаю, клиент, для которого ты готовишь отчет, заинтересован в приватизации недвижимости? — Лаура кивнула, чувствуя, как краска стыда второй раз заливает ее лицо. Пэрри жестом предложил ей снова занять кресло напротив. — Ты должна знать: иногда, если жильцы должным образом организованы, если они способны представить владельца здания в негативном свете и если им удается найти адвоката — настоящего профессионала, который сможет «разнюхать» все о недостатках здания, найти противоречия в уставах и заставить владельцев и застройщиков погрязнуть в бумажной волоките, чем сделает весь процесс еще более болезненным и дорогостоящим, — так вот, при условии, что сообщество жильцов имеет интеллектуальные и финансовые ресурсы, чтобы организовать подобное широкомасштабное сопротивление — в интересах собственника найти с жильцами компромисс. Людям не нравится, когда окружающая местность меняется слишком быстро, и они изо всех сил этому сопротивляются. В Талмуде написано: «Привычки сильнее законов».