История одной (не)любви

Но этого Дея вслух не сказала.

— Как я могу быть уверена, что вы не измените свое решение? — прошептала она.

— Я не нарушаю данное слово. Прочитайте, что написано на сопроводительном документе.

«Без права отчуждения…»

Наследство навсегда закрепляется за тем, чье имя впишут в пустую строку. И будет передано его потомкам без права отчуждения. Даже если один из них совершит проступок, достойный смертной казни, титул, земли и деньги останутся его детям…

Это дорогого стоило.

Дея почувствовала внезапную легкость. И приняла решение. Возможно, когда-нибудь она пожалеет о нем. Все возможно. Но сейчас оно было единственно правильным.

На секунду она прикрыла глаза и мысленно попросила прощения у Бертрана.

«Это ради Ноэля, — повторила несколько раз, убеждая себя, — ради нашего сына. Я знаю, ты не осудил бы меня…»

Нет, Бертран бы не осудил. Он был для этого слишком добр и воспитан.

Но почему же тогда ей кажется, что она чувствует его тягостный взгляд?

«Мама, папа, простите, — шепнула безмолвно и открыла глаза. — Я должна это сделать…»

Несколько резких движений пером — и на плотном листе бумаги появилась новая строчка.

Дея уставилась на нее, не веря, что сделала это.

Из ослабевших пальцев самописец упал на стол.

— Я был уверен, что вы сделаете правильный выбор, герцогиня, — произнес Венарий отеческим тоном и сгреб бумаги к себе. — Что ж, вы свободны. Йеванн, отправляйся с супругой в бальную залу. Отдохните как следует. А мне нужно решить еще пару вопросов.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

* * *

Придворный лакей распахнул двери бального зала, и на Дею лавиной обрушились звуки. Плач скрипки, стон гобоя, переливы лютни, вздохи литавр…

По залу чинно кружили разодетые пары. Медленная, торжественная мелодия неторопливо поднималась к потолку, рассыпалась по залу и смешивалась с гулом голосов.

Слишком громкая музыка. Слишком много незнакомых людей.

— Мы можем где-нибудь сесть? — прошептала девушка, оглядывая зал.

Здесь было душно от смешавшихся духов и благовоний. По стенам сверкали гирлянды голубых огоньков. С высокого куполообразного потолка на толстых цепях спускалось несколько многоярусных люстр. Это были самые огромные люстры, которые она когда-либо видела.

Там же, под потолком, виднелась балюстрада, огораживающая открытую галерею. Вдоль нее прогуливались придворные дамы и господа. Поглядывали вниз, на толпу, прижимали к носу надушенные платочки, небрежно обмахивались веерами…

— Конечно. Я знаю одно тихое место.

Йеванн сжал пальчики Деи, показывая, что понимает ее состояние.

Венарий умел подавлять любую, даже самую сильную волю. Умел добиваться желаемого любыми путями. Проведя всего полчаса в его обществе, Дея чувствовала себя полностью опустошенной. Из нее словно выжали все жизненные силы. Хотелось лишь одного: забиться в самый дальний, самый темный угол и хотя бы на время забыть обо всем.

От шума и тяжелых запахов у нее кружилась голова. Опершись на руку Йеванна, она безропотно позволила отвести себя к дальней стене, где между колонн располагались небольшие альковы. Там стояли диванчики и кофейные столики, между ними сновали лакеи с подносами. Большинство альковов были заняты, но самый крайний, в углу, оставался свободным.

— Прошу.

Дея опустилась на диван. Подоспевший лакей тут же предложил господам бутылку игристого вина и серебряную вазу с фруктами.

— Когда мы сможем уйти? — девушка глянула на супруга.

Йеванн коротко усмехнулся:

— Придется немного потерпеть. Официально бал еще не начался, все ждут императора.

— А если он не придет?

— В любом случае, нам не придется оставаться здесь до утра, если ты беспокоишься об этом.

Нет, она беспокоилась не об этом. Дею занимали совсем другие мысли. Встреча с императором всколыхнула далекое прошлое. Заставила вспомнить то, о чем Дея старалась забыть все эти годы.

О родителях, о брате…

Особенно о брате.

Дея знала, что он пропал. Сбежал по дороге в гандервилльскую военную школу.

В Кардинг отправляли малышей, не старше пяти лет. Тех, чьи разумы были как глина, из которой умелый мастер может вылепить что угодно. В Гандервилль попадали ребята постарше. Дерзкие, непокорные волчата в человеческой шкуре. Там их сначала учили покорности. Потом преданности своему императору. Делали из волчат цепных псов.

Рейвен туда не доехал. Что с ним стало — Дее никто не сказал. Да и сама Дея узнала о его пропаже только спустя годы. Когда попросила Бертрана разузнать хоть что-то о брате.

Прошло почти двадцать лет…

Если Рейвен и жив, сейчас ему уже тридцать два.

Она невольно перевела взгляд на Йеванна. Он выглядел не старше тридцати пяти. Выходит, они с Рейвеном ровесники? — осенила внезапная мысль.

Забыв о вине, что шипело в бокале, Дея подалась вперед.

— Расскажите мне о себе. Сколько вам лет?

Вопрос прозвучал неожиданно даже для нее самой.

Она увидела, как Йеванн сильнее сжал свой бокал. Как побледнело его лицо, а на скулах обозначились желваки.

— С чего такой интерес к моей скромной персоне? — глянул на нее с подозрением. — Раньше тебя не интересовала моя личная жизнь.

— Ну… завтра мы станем супругами перед лицом Праматери, — она выдавила улыбку. — Разве это плохо, что я пытаюсь узнать хоть что-то о мужчине, с которым придется жить?

Вопреки ожиданию, маг не улыбнулся в ответ. Отставил бокал и, глядя в зал, произнес:

— Мне нечего о себе рассказать. Родителей я не помню, воспитывался в Кардинге до пятнадцати лет, потом был направлен в Высшую школу дознавателей. Попутно закончил факультет некромантии и демонологии. С двадцати лет служу императору. В двадцать пять получил чин офицера, в двадцать девять — седьмую степень.

Его голос звучал сухо и безразлично. Будто Йеванн рассказывал не о себе, а зачитывал список продуктов.

Дея скользнула внимательным взглядом по его профилю.

Йеванн сидел к ней вполоборота, откинувшись на спинку дивана. Его лицо ничего не выражало, тело было предельно расслаблено — ни дать ни взять сытый тигр. Но под видимой расслабленностью и безразличием чувствовалась неуемная энергия, что билась под кожей мага и время от времени заливала его глаза алыми искрами.

— А герцогство? Оно ведь не принадлежит вам по праву крови?