История, рассказанная в полночь
Шрифт:
Пичес взглянул на него с упреком.
— И ты никогда не рассказывал мне об этом? Друг, называется…
— Пичес, говорю же: провалы памяти! Вот доживу до весны, начну лечиться жуками, тогда и приходи: я еще и не такое вспомню.
Гоблин Куксон решительно хлопнул ладонью по столу:
— Ну, довольно болтовни, пора и делами заняться. Я, как вернусь в Ведомство, письмо Бриссу напишу, а вы…
Но Пичес и ухом не повел:
— А когда амши догадались, что огонь ненастоящий, тогда что?
— Устроили охоту, — вздохнул Мейса. — И через пару дней я был уже единственным мастером видений…
Он
— Ладно, Пичес, хватит сказок на сегодня. Я иду с Куксоном.
— А… другой мастер? — шепотом спросил Пичес, слушавший рассказ с горящими глазами. — Что с ним случилось?
Мейса замялся.
— Он… он погиб. Амшам удалось проникнуть в его сознание и подчинить себе, так что пришлось его… в общем, он погиб.
Куксон бросил на Мейсу недовольный взгляд, тот пожал плечами.
Надеялся гоблин, что на этом разговор и закончится, да только Пичес не унимался.
— А ты как же уцелел?
— Случайно, — процедил Мейса. — Повезло, можно сказать.
— А тот человек, что выслеживал беглых призраков, он как там оказался?
— В Гильдии, разумеется, известно было, что амши приведут с собой целую армию злобных призраков и натравят их на врагов: амши ведь умеют повелевать призраками тех, кого они убили, — сухо сообщил гоблин. — Медиумы Гильдии в этом деле помочь не могли: не обучены они вести разговоры с разъяренными духами. Поэтому и вызвали того, кто умел это делать.
Он надел теплую куртку и застегнул на все пуговицы.
— Идем, Мейса!
Но Мейса, погруженный в воспоминания, не услышал гоблина.
— До сих пор не понимаю, как ему удалось усмирить сотню разъяренных духов, которые только и ждали приказа разорвать всех в клочья? — пробормотал он себе под нос. — Мы даже дышать боялись, пока он с ними говорил…
— И что? — затаив дыхание, шепотом спросил Пичес.
— Ничего. Они той же ночью ушли.
— Вот так взяли и ушли?! А ты видел это? Видел, как они уходили?
Мейса кивнул.
— Мы дремали у костра, и неожиданно словно ветром повеяло в лицо. И мы увидели их. Мимо костра брела вереница призраков: люди, оборотни, маги, наши знакомые, погибшие в последние дни. Жуткое было зрелище! — признался он. — Они все шли и шли, и пока не исчез последний из них, мы и пошевелиться не смели, хотя все были не робкого десятка!
— Вот это да! — восхищенно прошептал Пичес. — А что было дальше? Битва с ашами, конечно же?
Мейса развел руками:
— Вот этого я и, правда, не помню, потому что в самом начале мне э-э… слегка досталось. Когда я очнулся, все уже закончилось.
Пичес помолчал, переваривая услышанное, потом взглянул на Бонамура и вздохнул:
— А вот со мной ничего подобного никогда не приключится… магов по общеполезным заклинаниям не посылают в битвы.
— Вот и радуйся, — назидательно проговорил гоблин Куксон, завязывая шарф.
— Чему же радоваться? Ни приключений, ни опасностей…
Он вздохнул.
— Эх, если бы этот человек оказался сейчас здесь, он бы нам помог, — повторил Пичес.
Терпение Куксона лопнуло.
— Ну, с меня хватит, — решительно произнес он. — Мне пора в Ведомство возвращаться, а перед тем я заклинание на дверь трактира наложу. А вы можете тут хоть до утра
языками молоть!… Над городом сгущались сумерки. Куксон стоял у окна, глядя вслед улетевшему нетопырю до тех пор, пока тот не пропал из виду. На улицах Лангедака зажигались фонари, вспыхивали огни гирлянд, светились большие окна модных лавок. Возле дорогих трактиров толпился народ, пролетали по мостовой легкие санки, запряженные породистыми лошадьми. Город готовился к самому главному празднику года. И никому не было дело до бродяг в ночлежке, сгрудившихся возле очага, в страхе перед беглым призраком или тульпой, гадающими, кого из них призрачный убийца уничтожит следующим. Фирр Даррик и Граганьяра в «Стеклянной собаке», а старые знакомые из трактира «Трилистник», где по традиции собирались неумирающие жители города…
Кто из них будет убит сегодняшней ночью?
Куксон бросил мрачный взгляд в сторону башни главы Гильдии.
Сжечь ночлежку Грогера, лишить путников «тихой гавани»! Неужели так и произойдет?
В раздумье гоблин прошелся по кабинету, уселся за стол. Пересчитал для чего-то перья для письма, проверил чернильницы, постучал по столу костяным ножичком для конвертов. Потом тяжело вздохнул, отложил ножик и вынул из стола тонкую папку с надписью: «Беглые призраки. Ликвидация».
Долго смотрел на эту папку гоблин Куксон, смотрел так, словно видел ее впервые, потом покачал головой и сунул обратно в стол.
Поднялся, снова походил туда-сюда. Написал записочку знакомому кобольду из архива с просьбой прислать несколько папок со старыми делами, которые когда-то опытнейшие боевые маги вели. Нарочно выбрал похожие случаи: может, удастся выяснить, что за существо в Лангедаке объявилось.
Вскоре помощник Граббс принес ворох папок, Куксон погрузился в изучение. Перебирал пожелтевшие пергаментные листы, закапанные воском, заляпанные засохшими бурыми пятнами, подозрительно похожими на кровь, читал торопливо нацарапанные строки да иной раз печально качал головой: никого из тех, кто охотился когда-то за призрачными убийцами, уже не было в живых.
Выписал себе на листочек кое-что.
Закончив работу, вызвал Граббса, велел отнести папки в архив, сам же принялся ходить из угла в угол, размышляя.
За окнами темнота сгустилась, ни звезд, ни месяца не видно.
Куксон остановился возле сейфа, отпер и взял с полки потертый кожаный ремешок с серебряными накладками. Повертел в руках, бормоча что-то себе под нос, подумал, бросил обратно, с лязгом захлопнув стальную дверцу, и снова принялся мерить шагами кабинет.
На ходу гоблин то морщил лоб, то сдвигал брови, то сдергивал колпак с головы, словно решался на что-то.
Наконец, взял стола колокольчик и звякнул.
На пороге возник помощник Граббс.
Куксон кашлянул.
— Гм… гм… вот что. Сходи-ка прямо сейчас в подземелье, в отдел бумаг и…
Гоблин Куксон покусал губы.
— И распорядись, чтобы мне выписали пропуск…
Граббс подождал немного, не дождался и почтительным тоном уточнил:
— Куда изволите приказать выписать пропуск?
Куксон заложил руки за спину и вздохнул глубоко, словно перед прыжком в ледяную воду.
— В городскую тюрьму.