История религии. Том 1

его высказывания приводили в смущение многих теологов. Ввиду всего этого

Орден не дал ему благословения на преподавательскую работу и публикование

философских трудов, хотя Тейяр в то время получил уже мировую известность и

был избран членом французской Академии.

Конфликт длился до конца жизни Тейяра. Несколько раз он подавал

прошение о разрешении напечатать свой главный труд "Феномен человека" и

получал отказ.

Иные люди (которых Тейяр никогда бы не признал своими

единомышленниками) находили в этом конфликте повод злорадствовать или

проливать крокодиловы слезы (См., например: Наука и религия. 1966, N 7. С.

29). А между тем они забывали, что достаточно было Тейяру порвать с Орденом,

как он смог бы свободно преподавать и печататься. Вспомним хотя бы судьбу

аббата Люази, специалиста по Священному Писанию, который, порвав с Церковью

(1908 г.), стал профессором Коллеж де Франс. Но Тейяр на первое место ставил

послушание инока и сына Церкви. Он продолжал упорно работать над своими

трудами, уточняя и раскрывая свою мысль. "Когда я перечитываю теперь эти

страницы, - писал он о своей книге "Божественная среда", я нахожу в них

основные черты своего христокосмического видения. Но, с другой стороны, я с

удивлением отмечаю, до какой степени в то время мое представление об

универсуме было еще туманным и беспомощным" (Цит. по кн.: Grenet P. Teilhard

de Chardin P. 124). Таким образом, досадная, на первый взгляд, строгость

Ордена сыграла положительную роль в оттачивании формы тейярдизма.

Тейяр не мог уйти от Церкви потому, что в самом его миропонимании она

была г.уп-.рачы.ым о полом эволюции ноосферы. Побывав в Риме, он писал в

октябре 1946 года: "Христианство представляет собой совершенно особый

феномен ("феномен христианства") с его парадоксальной, неповторимой и

действенной убежденностью в том, что земные противоречия являются как бы

аркою, связывающей человека с тем, что выше его". "Я вижу, - писал он два

года спустя, - именно в этом Римском Древе, во всей его целостности,

поддержку биологии, достаточно широкую и многообразную для того, чтобы

осуществлять и поддерживать преображение человечества" (Grenet P. Ор. cit.

P. 49).

У руководителей Ордена было слишком большое чувство ответственности,

чтобы беспрепятственно дать распространяться учению Тейяра в двусмысленной и

соблазняющей форме. Для него это было мучительным испытанием. Но он вынес

его как настоящий праведник и истинный христианин. В своей обобщающей работе

"Феномен человека" он сделал очень много для того, чтобы преодолеть

неясность, присущую прежним его книгам и статьям. Сегодня отношение к

работам Тейяра в католических кругах меняется: он постепенно получает

признание.

Следует заметить, что и в самые критические годы Тейяр беспрепятственно

выступал с докладами и печатал на ротаторе свои работы. Так что тем, кто

упрекает Орден в подавлении свободы ученого, следовало бы обратиться к иным

примерам для сравнения. Кстати, их же можно было бы спросить, почему книга

Тейяра вышла в переводе на русский язык с пропуском главы о христианстве. И

могли ли генетики в те же годы (1948-1950) выступать с лекциями о

хромосомной теории? Однако многие католики и по сей день смотрят на

тейярдизм отрицательно. Такую же оценку получил Тейяр и со стороны

известного православного философа о. В. Зеньковского. Мы будем говорить об

их возражениях, рассматривая основные пункты системы Тейяра.

x x x

Сам ученый сознавал нечеткость формулировок, свойственную многим его

ранним работам. Поэтому именно "Феномен человека" - книга, которую он

дополнял и редактировал десять лет, может считаться наиболее адекватным

выражением его миросозерцания. В ней он дал целостную картину конвергирующей

Вселенной.

Работая над "Феноменом человека", Тейяр стремился договаривать все до

конца, при этом книга нисколько не проиграла в смысле поэтичности и силы

выражения. С изумительным мастерством пользуется он образами,

заимствованными из органической жизни, чтобы передать трепещущее и текучее

бытие универсума. Здесь и "пучки", и "соки", и "пульсации", и "черешки".

Когда он говорит о Древе Жизни, почти физически ощущаешь реальность этого

исполинского тела, поднимающегося из темных недр материи к свету Духа. Это

совершенство художественной формы ставит Тейяра в один ряд с наиболее

выдающимися мастерами слова среди мыслителей всех времен, - Платоном и

Августином, Шопенгауэром и Бергсоном, Вл. Соловьевым и Бердяевым.

Название главной книги Тейяра не случайно. В нем он как бы сразу

отстраняет от себя роль умозрительного философа или богослова. Он хочет

говорить только о явлениях, только о феноменах (ФЧ. С. 31). Этим он ставит

себя в положение ученого, строящего гипотезы на основании фактов. Поэтому

те, кто обвиняет его в пренебрежении к богословским проблемам, просто не

понимают границ, которые он себе поставил. Как мы увидим, в ходе раскрытия

идей эволюции он в конце концов смыкается с теологией, но это не делает его

богословом в строгом смысле слова. Он идет от внешнего, от "феномена".

Прот. В. Зеньковский замечает, однако, что Тейяр не удерживается на

"поверхности вещей" и обращается к таким понятиям, которые лежат глубоко,

глубже феноменального плана (Зеньковский В. Основы христианской философии.

Т. II. Париж, 1964, С. 179). Но здесь нужно иметь в виду, что многие

мыслители употребляли известные термины со своим особым значением (например,

Бергсон называл "интеллектом" нечто противоположное "интеллекту" схоластов).

Тейяр же вообще был склонен к словотворчеству и новому осмыслению старых