История России в занимательных рассказах, притчах и анекдотах IX - XIX вв

В письмах царю, Аракчееву, ко всем сановникам и военачальникам Багратион требовал поставить над армиями другого полководца, который пользовался бы всеобщим доверием и, наконец, прекратил бы отступление.

Глас Багратиона был гласом подавляющего большинства солдат, офицеров и генералов всех русских армий.

5 августа Александр поручил решить вопрос о главнокомандующем специально созданному для этого чрезвычайному комитету. В него вошли шесть самых близких к царю человек: председатель Государственного совета и Комитета министров фельдмаршал Н. И. Салтыков, всесильный фаворит А. А. Аракчеев, министр полиции генерал-адъютант А. Д. Балашов, генерал от инфантерии С. К. Вязьмитинов, князь П. В. Лопухин и граф В. П. Кочубей. (Трое первых из них были главными и наиболее авторитетными деятелями Государственного совета.) Тем не менее состав комитета определялся не столько должностями его членов, сколько личной близостью к Александру. От старика Салтыкова, в прошлом главного воспитателя Александра и его брата Константина, до сравнительно молодых, Лопухина и Кочубея, все члены комитета были друзьями царя. Они обсудили пять кандидатур — Беннигсена, Багратиона, Тормасова и 67-летнего графа Палена — организатора убийства императора Павла, вот уже 11 лет находившегося в отставке и проживавшего в своем курляндском имении. Пятым был назван Кутузов, и его кандидатура была признана единственно достойной столь высокого назначения.

Чрезвычайный комитет немедленно представил свою рекомендацию императору.

8 августа 1812 года М. И. Кутузов был принят императором и получил рескрипт о назначении главнокомандующим.

Позднее Александр писал своей сестре Екатерине:

«В Петербурге я увидел, что решительно все были за назначение главнокомандующим старика Кутузова: это было общее желание. Зная этого человека, я вначале противился его назначению, но когда Ростопчин письмом от 5 августа сообщил мне, что вся Москва желает, чтоб Кутузов командовал армией, находя, что Барклай и Багратион оба неспособны на это... мне оставалось только уступить единодушному желанию, и я назначил Кутузова. Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указал общий глас».

К командующим армиями Тормасову, Багратиону, Барклаю и Чичагову тотчас же были направлены рескрипты одинакового содержания:

«Разные важные неудобства, происшедшие после соединения двух армий, возлагают на меня необходимую обязанность назначить одного над всеми оными главного начальника. Я избрал для сего генерала от инфантерии князя Кутузова, которому и подчиняю все четыре армии. Вследствие чего предписываю вам с армиею состоять в точной его команде. Я уверен, что любовь ваша к Отечеству и усердие к службе откроют вам и при сем случае путь к новым заслугам, которые мне весьма приятно будет отличать подлежащими наградами».

Получив назначение, Кутузов написал письмо Барклаю и от себя лично. В этом письме он уведомлял Михаила Богдановича о своем скором приезде в армию и выражал надежду на успех их совместной службы.

Барклай получил письмо 15 августа и ответил Кутузову следующим образом: «В такой жестокой и необыкновенной войне, от которой зависит сама участь нашего Отечества, все должно содействовать одной только цели и все должно получить направление свое от одного источника соединенных сил. Ныне под руководством Вашей Светлости будем мы стремиться с соединенным усердием к достижению общей цели, — и да будет спасено Отечество!»

сй^едор Петрович Толстой, родственник М. И. Кутузова, оставил любопытные записки, в которых сообщает, что после приезда в Петербург Михаил Илларионович часто бывал в доме своего троюродного брата Логина Ивановича Голенищева-Кутузова (Федор Петрович был родней и мужу старшей дочери М. И. Кутузова, Прасковье, сенатору Матвею Федоровичу Толстому). Для жены Л. И. Голенищева-Кутузова, Надежды Никитичны, Толстой вылепил портрет полководца из воска.

«По назначении его главнокомандующим, в последние два дня пред отправлением к армии, он провел оба вечера у

Логина Ивановича и Надежды Никитичны, по его желанию, без свидетелей, — сообщает Ф. П. Толстой. — Но мне, ходившему в то время каждый вечер читать Надежде Никитичне и Логину Ивановичу сочинения Пушкина и Жуковского, не было воспрещено оставаться, когда приезжал к ним Михаил Илларионович, и оба эти вечера я провел вместе с ними. Михаил Илларионович в эти достопамятные для меня вечера был очень весел, говорил много о Наполеоне и шутил. Говоря о своем отъезде на другой день в армию, он сказал, что если застанет наши войска еще в Смоленске, то не впустит Наполеона в пределы России. В последний вечер он сидел у Логина Ивановича недолго, но был очень весел, и, когда пошли провожать его в переднюю, последние слова, сказанные им смеючись Надежде Никитичне, были: «Я бы ничего так не желал, как обмануть Наполеона».

Наполеон, узнав, что главнокомандующим русскими армиями назначен Кутузов, воскликул: «Старый лис Севера!»

Михаил Илларионович, услышав об этом, заметил лукаво:

— Постараюсь доказать великому полководцу, что он прав.

11 августа, в воскресенье, Кутузов выехал из Петербурга к армии. Толпы народа стояли на пути его следования, провожая полководца цветами и сердечными пожеланиями успеха».

//^августа 1812 года, в три часа

дня, новый главнокомандующий всеми русскими армиями генерал от инфантерии князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов прибыл в деревню Царево-Займище, где располагалась штаб-квартира Барклая-де-Толли.

Барклай сдал командование внешне спокойно. Однако самолюбие его конечно же было уязвлено. Впоследствии Барклай писал царю: «Избегая решительного сражения, я увлекал неприятеля за собой и удалял его от его источников, приближаясь к своим; я ослабил его в частных делах, в которых я всегда имел перевес.

Когда я почти до конца довел этот план и был готов дать решительное сражение, князь Кутузов принял командование армией».

Кутузов застал войска готовящимися к сражению — вовсю шло строительство укреплений, подходили резервы, полки занимали боевые позиции.

Главнокомандующий осмотрел позиции, объехал войска, повсюду встречаемый бурным ликованием, и... отдал приказ отступать. Он не хотел рисковать и не мог допустить, чтобы его разбили в первый же день приезда к армии. К тому же Кутузов знал, что на подходе резервы Милорадо-вича, а еще дальше в тылу собирается в поход многочисленное московское ополчение.

Кутузов, приняв от Барклая командование, принял вместе с тем и его доктрину ведения войны.

(2/lbакануне Бородинского сражения, вспоминал начальник канцелярии Барклая А. А. За-кревский, он сам, Барклай и молодой артиллерийский генерал А. И. Кутайсов, начальник артиллерии 1-й армии, провели ночь в крестьянской избе.

Барклай был очень грустен, всю ночь писал и задремал только перед рассветом, запечатав написанное в конверт и спрятав его в карман сюртука.

Кутайсов, перед тем как уснуть, напротив, шутил, болтал и веселился. Он написал все, что считал нужным. Его последним письмом, его завещанием, был приказ по артиллерии 1-й армии: «Подтвердите во всех ротах, чтобы они с позиции не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки.

Сказать командирам и всем господам офицерам, что, только отважно держась на самом близком картечном выстреле, можно достигнуть того, чтобы неприятелю не уступить ни шагу нашей позиции. Артиллерия должна жертвовать собой. Пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор».

Он сам исполнил свой долг до конца, не уступил неприятелю ни шагу позиции, пожертвовав собой и выпустив последний картечный выстрел в упор...

Барклай же, возможно, писал этой ночью прощальные письма, а быть может, и завещание. Все видевшие его в Бородинском бою утверждали, что он хотел умереть.

«С ледяным спокойствием оказывался он в самых опасных местах сражения. Его белый конь издали виден был даже в клубах густого дыма. Офицеры и даже солдаты, — писал офицер Федор Глинка, — указывая на Барклая, говорили: «Он ищет смерти».