История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
В университетской столовой, где в это время столовались профессора вместе со студентами, были ничтожные порции конины с какой-то подозрительной подливкой. Соответственно и внешний вид петроградской толпы представлял собой безотрадную смесь убожества и голода. Само собой разумеется, научные занятия не могли процветать при таком материальном нищенстве. Топлива, как и пищи, не хватало, университетские помещения отапливались едва-едва, да и то только в тех частях, где устраивались заседания, например лекторская. В аудиториях обычно почти не топили. Студентов совсем мало – единицы. Все же сила инерции и выдержка были таковы, что университет как-то существовал, и научная работа продолжалась, невзирая ни на что.
Больше всего меня поражало не то, что люди в таких условиях находили в себе силы продолжать работу, но то, что они не желали расставаться с Петроградом. Так, например, когда я рассказывал хотя бы о Екатеринославе,
Коммунистическая экономическая теория предполагала переход от свободного рынка товаров и услуг к их безденежному распределению государством. Большевики не отменили деньги, но бесконтрольной работой печатного станка до крайности обесценили их. Если в 1913 г. за доллар давали два рубля, то в 1920 г. – тысячу советских рублей, разумеется, на черном валютном рынке.
При нищенских денежных окладах – «дореволюционных», цены на продукты на черном рынке были запредельны, доступны спекулянтам, махинаторам, бандитам. Зимой 1919/20 г. в Петрограде фунт хлеба стоил – 400 рублей, масла – 2300 рублей, мяса – 640 рублей, соли – 380, коробок спичек – 80, одна свеча – 500, мука – 600. При этом хлеб и мука были черные, почти искусственные. В них обильно подмешивали для веса гвозди и даже… стекло. Люди чахли и умирали от голода, холода, безысходности. Голод сделал свое дело – общество смирилось под большевиками.
Свидетельство очевидца
«Живых людей, не связанных по рукам и ногам, – здесь нет. А связанных, с кляпом во рту, ждущих только первой помощи – о, этих довольно… Мы недвижны и безгласны, мы (вместе с народом нашим) вряд ли уже достойны называться людьми – но мы ещё живы, и – мы знаем, знаем… Опять вызываю добровольцев (белых)… но предупреждаю… весьма возможно, что тех, кто не успеет подохнуть… – того свяжут и законопатят как нас. Доведут быстро до троглодитства и абсурда… Мы лежим и бормочем, как мертвец у Достоевского, бессмысленный „бобок… бобок“…» – записывала почти в бреду Зинаида Гиппиус осенью 1919 г.
Постепенно деньги вытеснялись натуральным обменом вещей на продукты. Но и этой форме «спекуляции» большевики постарались положить конец. Солдаты, добыв в местном Совете ордер на обыск, врывались в квартиры вчерашних «буржуев» и отбирали у них «излишки» собственности, которую можно было бы обменять на пищу, у крестьян же пытались силой отобрать те «излишки» продуктов, которые они предлагали или могли предложить на обмен в городе.
Свидетельство очевидца
«Рассказывал в трамвае солдат – Хожу без работы, пошел в совет депутатов просить места – мест, говорят, нету, а вот тебе два ордера на право обыска, можешь отлично поживиться. Я их послал куда подале, я честный человек», – записал Иван Бунин в дневник 1 марта 1918 г. в Москве. – Окаянные дни. М., 1990. – С. 30.
2.2.4. Контроль над войсками. Захват Ставки
В сентябре 1917 г. начальником штаба Верховного Главнокомандующего был назначен генерал Николай Николаевич Духонин, происходивший из дворянской семьи и известный как помощник генерала Брусилова при подготовке знаменитого «Брусиловского прорыва». 25 октября генерал Духонин направил телеграмму в Петроград, в которой требовал от большевиков отказа от вооруженного захвата власти, подчинения Временному правительству и угрожал применить силу. Однако он не смог найти необходимые части для подавления государственного переворота.
1 ноября, из-за исчезновения Керенского, генерал Духонин принял на себя Верховное Главнокомандование Русской армией. 8 ноября Совнарком поручил Духонину немедленно начать с командованием противника переговоры о перемирии. Генерал не отвечал. Тогда в ночь с 8-го на 9-е число Ленин, Сталин и Крыленко по прямому проводу связались с Духониным и потребовали объяснений. В свою очередь, генерал попросил ответить: получено ли согласие союзников на такие переговоры, предполагаются ли отдельные переговоры с Турцией, и какова будет судьба Румынской армии, входившей в состав нашего фронта? Ленин отвечать отказался. А Духонин ответил так: «Я могу только понять, что непосредственные переговоры с державами для вас невозможны. Тем менее возможны они для меня от вашего имени». И тут Ленин поставил вопрос: «Отказываетесь ли вы категорически дать нам точный ответ и исполнить данное нами предписание?» На что Духонин заявил о невозможности исполнить это предписание и признать Совнарком как центральное правительство. Тогда от имени
Совнаркома Духонин был уволен с занимаемой должности с предписанием продолжить ведение дел до прибытия в Ставку нового Главковерха, которым тут же был назначен большевик прапорщик Н. В. Крыленко, привлекавшийся в 1916 г. к ответственности за уклонение от военной службы.Генерал Н. Н. Духонин отказался подчиниться таким постановлениям. Он позволил эсерам и меньшевикам создать в Могилеве под охраной войск Ставки правительство во главе с В. М. Черновым (попытка окончилась неудачей), а 19 ноября распорядился освободить из тюрьмы в Быхове Л. Г. Корнилова, А. И. Деникина и других арестованных за участие в «деле Корнилова» офицеров и генералов (см. 2.1.8).
20 ноября Ставку захватили солдаты и матросы под предводительством Крыленко. Он повез арестованного Духонина на своем автомобиле на вокзал, чтобы отправить в Петроград в распоряжение Совнаркома; арестованного предполагалось судить ревтрибуналом. Однако опьяненные вседозволенностью солдаты и матросы выволокли Духонина из вагона и буквально растерзали его на перроне. Убийцы изуверски надругалась над трупом русского генерала.
Для большевицкого контроля над Ставкой создали ВРК (председатель А. Ф. Боярский) и «Революционный полевой штаб» (начальник М. К. Тер-Арутюнянц). Представителей ВРК назначили во все управления Ставки, а начальником штаба Главковерха был назначен генерал М. Д. Бонч-Бруевич (брат соратника Ленина В. Д. Бонч-Бруевича).
10 (23) ноября Совнарком издал декрет о сокращении армии. Последовали расправы над «контрреволюционными» офицерами. Армия развалилась окончательно. С ноября, пока боеспособной армии не было, основную нагрузку на фронте и по охране правительства в Смольном, потом в Кремле несли латышские стрелки. Русским солдатам большевики не доверяли. Сегодня они поддерживают Совнарком, а что взбредет завтра в голову «мужикам в шинелях» – неизвестно. Латышам же за службу платили золотом. Они стали наёмниками нового режима и службу свою исполняли исправно.
Декретом 16 (29) декабря 1917 г. Совнарком попытался создать вместо Русской армии Красную армию на добровольных началах, с выборными командирами. Это не удалось. 15 (28) января 1918 г. вышел декрет о Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА).
26 февраля 1918 г. в связи с успешным наступлением немцев большевики Ставку перевели в Орел, 5 марта они упразднили должность Главковерха, а 16 марта в связи с заключением Брест-Литовского мира Ставку расформировали.
Всерьез формирование Красной армии началось в апреле под руководством Л. Д. Троцкого. В отличие от старой армии, в РККА не было ни офицерских чинов, ни погон. Командиры соединений разного уровня так и назывались: комбриг, комдив, комкор. Декабрьскую попытку строить демократическую армию Троцкий признал «недопустимой, чудовищной», и РККА он строил на основе единоначалия и строжайшей дисциплины. В качестве «военспецов» в нее мобилизовывались офицеры императорской армии. За переход офицера на сторону Белых должны были, в качестве заложников, отвечать родители, жена и дети (приказ Реввоенсовета от 30 сентября 1918 г.). Осуществлять контроль партии над военспецами были призваны комиссары. В армии была создана система политуправлений, подчиненных непосредственно ЦК РКП (б). Троцкий сочинил и торжественное обещание красноармейца: «Я, сын трудового народа, […] обязуюсь […] в борьбе за Российскую Советскую Республику, за дело социализма и братства народов не щадить ни своих сил, ни самой жизни».
Около 50 тысяч офицеров (прибл. 17 % всего офицерского корпуса на осень 1917 г.) большевики мобилизовали в РККА в 1918–1920 гг. в качестве военспецов. Добровольно в РККА вступило совершенно незначительное число бывших офицеров, по разным источникам, от 765 до нескольких тысяч. В 1920–1921 гг. к военспецам была добавлена часть бывших Белых, попавших в плен (более 14 тыс.) и взятых на службу в РККА.
На службу к большевикам шли по разным причинам. Несомненное меньшинство (например, М. Н. Тухачевский) – по карьерным соображениям. Кто-то надеялся спасти в водовороте красного террора семью (штабс-капитан М. А. Меандров), кто-то – перейти при первом же случае к Белым (генерал-лейтенанты А. П. Архангельский и А. К. Баиов) или бежать за границу (генерал-майоры Б. В. Геруа, М. Е. Фастыковский). Одни, размышляя традиционно аполитично, наивно полагали, что они служат родине независимо от режима (генерал-майоры Д. К. Лебедев, В. А. Ольдерогге, полковник Н. Е. Какурин), другие вступили в РККА с целью конспиративной антибольшевицкой работы (генерал-лейтенант А. В. Геруа, полковник В. Я. Люндеквист, подполковник В. Е. Медиокритский). Были те, кто испытывали разного рода иллюзии – по поводу «народнического» характера большевицкой революции (генерал-майор А. И. Верховский, войсковой старшина Ф. К. Миронов) или якобы неизбежной эволюции армии и режима (генерал от кавалерии А. А. Брусилов, генерал-майор А. А. Балтийский). Большинству военспецов из числа офицеров, оставшихся в столичных городах, просто некуда было деваться от мстительной и кровожадной советской власти.