История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I

Историческая справка

Терентий Иванович Вяземский родился в семье священника в деревне Путятино Ранненбургского уезда Рязанской губернии. После окончания в 1878 г. Рязанской духовной семинарии поступил на медицинский факультет МГУ. Работал в области невропатологии. Имел большую врачебную практику в Москве. Кроме непосредственно врачебной деятельности, активно участвовал в борьбе с алкоголизмом и как теоретик, написавший ряд работ о влиянии алкоголя на процессы психической и физической деградации, и как практик, создавший общество по противодействию школьному алкоголизму (1910). Был редактором журнала «В борьбе за трезвость». По воспоминаниям современников, знания Вяземского в области алкоголизма были энциклопедическими. Он разработал систему законодательных мер по борьбе с алкоголизмом, которые должны были искоренить этот порок в российском обществе в течение 20 лет. По мнению коллег – эти меры были единственно разумными в российских условиях и могли действительно оздоровить общество. В 1901 г. Вяземский купил 50 десятин земли в районе Карадага в Крыму для создания бальнеологического курорта и научной станции. Научная станция была открыта в 1914 г. за несколько месяцев до скоропостижной смерти ее основателя. Терентий Вяземский умер от воспаления мозга 23 сентября 1914 г. и был похоронен на Пятницком кладбище в Москве. Руководство Карадагской станцией принял его ближайший сотрудник геолог Александр Федорович Слудский (1884–1954).

Свидетельство очевидца

В те годы приват-доцент кафедры философии Санкт-Петербургского университета, Н. О. Лосский, знавший дело среднего образования не понаслышке – он был зятем М. Н. Стоюниной – директора знаменитой частной петербургской гимназии, – позднее писал в своих воспоминаниях: «Дело народного образования вообще быстро подвигалось вперед благодаря усилиям земства, Государственной Думы и всего русского общества. Оно развивалось органически и планомерно не только со стороны количества, но и качества школ. Соответственно числу начальных школ увеличивалось также число средних школ, педагогических институтов и университетов, без чего нельзя обеспечить низшую школу кадром хорошо подготовленных учителей. Если бы не было революции, Россия имела бы в 1922 г. сеть школ, достаточную для обучения всеобщего, и при том поставленного на большую высоту, потому что школьные здания всё улучшались, снабжение школ учебными пособиями всё совершенствовалось, и образование учителей всё повышалось». – Н. О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М., 2008. – С. 145.

Музейное строительство, активно развивавшееся на протяжении конца XIX в., продолжается и в последнее предвоенное и предреволюционное десятилетие. В Москве завершается формирование Политехнического музея. Активно пополняются фонды музея Исторического. В 1912 г. открывается Музей изящных искусств имени императора Александра III. Этот «учебный музей», по мысли его создателей – первого директора археолога и филолога И. В. Цветаева (1847–1913) и автора проекта архитектора Р. И. Клейна (1858–1924) – должен был знакомить общество, прежде всего учащееся, с величайшими шедеврами Запада, для чего были предприняты грандиозные усилия по созданию высококлассных копий с лучших образцов мировой скульптуры и декоративного искусства.

Вслед за реставрацией «Троицы» Андрея Рублева, приоткрывшей величайшую красоту мира образов и цвета, заметно активизировалось собирание произведений древнерусского искусства в самых разнообразных проявлениях – от икон, иллюстрированных рукописей и других образцов «высокого» творчества до слюдяных оконниц, замков и печных изразцов. Каждый крупный коллекционер считал не только желательным, но необходимым иметь в собрании «собственного» Рублева. В дальнейшем, при изучении наследия великого мастера, выяснилось, что большинство таких икон датируются XVI и даже XVII в., некоторые являлись просто подделками.

Зимой 1911/12 г. в Петербурге при I Всероссийском съезде художников была открыта серия выставок, включая древнерусское искусство из частных и государственных собраний. Она имела большой резонанс и вслед за религиозными художниками «новой волны» – модерна (М. В. Нестеров и др.) привлекла активное внимание представителей авангардной эстетики (Н. С. Гончарова, А. В. Лентулов и т. д.). Известно также заинтересованное отношение к русской иконе А. Матисса и других французских художников начала XX в. Еще более масштабная выставка состоялась в 1913 г. по случаю 300-летия Дома Романовых. Впечатления от нее были не менее яркими и принципиальными для современной художественной жизни.

Осознание отечественного религиозного наследия в качестве величайшего художественного феномена предопределило создание новых, посвященных ему разделов во многих музеях. В 1912 г. большая экспозиция древнерусского искусства открылась в главном музее Империи – Русском. В 1914 г. сюда по особой просьбе Николая II поступило около 200 древних икон из Покровского монастыря в Суздале.

Новый подход к древнерусскому искусству обусловил активизацию реставрационных работ в области иконописи и монументальной церковной живописи. Появляется множество каталожных изданий церковных коллекций, иллюстрированные журналы и сборники: «Светильник», «София», «Русская икона». Их век был недолог и оборвался в 1914 г., с началом войны, но их значение не утратилось и поныне. Параллельно издается 6-томная «История русского искусства» Игоря Грабаря. Ее последний том содержал обширный очерк П. П. Муратова «Русская живопись до середины XVII века» – лучшее творение дореволюционной эпохи на эту тему.

Явление в общественном сознании древнерусской иконописи во всей первозданной красоте, освобожденной от позднейших наслоений, именно к начальному периоду военных действий Мировой войны получило высокую и пророческую оценку философа князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863–1920): «Среди этих мук открытие иконы явилось вовремя. Нам нужен этот благовест и этот пурпур зари, предвещающий светлый праздник восходящего солнца. Чтобы не унывать и до конца бороться, нам нужно носить перед собою эту хоругвь, где с краскою небес сочетается солнечный лик прославленной святой России. Да будет это унаследованное от дальних наших предков благословение призывом к творчеству и предзнаменованием нового великого периода нашей истории». Написано это было в 1916 г.

К началу Мировой войны Россия располагала серьезной законодательной базой в сфере охраны памятников церковной старины. Характерно, что и после 1914 г. в обстановке трагических событий военных лет законотворческая деятельность не прерывается, что свидетельствует о чувстве ответственности Синода и научных кругов перед будущей, послевоенной Россией.

Литература:

В. В. Зеньковский. История русской философии (Любое издание).

А. В. Иконников. Тысяча лет русской архитектуры. Развитие традиций. М., 1990.

Б. В. Емельянов, А. А. Ермичев. Журнал «Логос» и его редакторы. Екатеринбург, 2002.

Е. Н. Трубецкой. Два мира древнерусской иконописи. М., 1916.

Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина: История создания музея в переписке профессора И. В. Цветаева с архитектором Р. И. Клейном и других документах (1896–1912). Т. 1–2. М.,1977.

Сохранение памятников церковной старины в России XVII – начала XX в.: Сб. документов. М., 1997.

1.3.17 Духовно-религиозное состояние общества

Эпоха рубежа XIX – начала XX столетия была тем временем, когда, по словам поэтессы Зинаиды Гиппиус, «что-то в России ломалось, что-то оставалось позади, что-то, народившись или воскреснув, стремилось вперед… Куда? Это никому не было известно, но уже тогда, на рубеже веков, в воздухе чувствовалась трагедия. О, не всеми. Но очень многими, в очень многих». В дальнейшем подобные настроения (и страхи) не только не утихли, но даже усилились (и не только в среде интеллигенции), став своего рода «психологической подготовкой» к надвигавшейся социальной катастрофе. Священник и профессор экономики Сергей Николаевич Булгаков сказал об этом последнем десятилетии старой жизни: «Россия экономически росла стихийно и стремительно, духовно разлагаясь».

Необыкновенно быстрое общественное, культурное и хозяйственное развитие России было вызовом не только традиционной политической системе, но и традиционным религиям. Освобождающееся от вековой спячки, разбуженное революционными потрясениями, овладевающее грамотой, начинающее открывать книги и газеты большинство русского простонародья стало задавать на новом, более глубоком уровне вопросы о смысле жизни, о сущности христианской веры, о своем месте в обществе. Тем более, что растущее благосостояние предлагало привыкшим жить в бедности людям и новые соблазны – жить для себя, пренебрегая нуждами неимущих (ведь и мне никто не помогал, когда я был беден), наслаждаться «яствами и питиями», которые раньше были совершенно недоступны, и всеми иными телесными удовольствиями, ни в чём не ставя себе преграды.