История русского романа. Том 1

XIX века поэтическим, стихотворным жанрам. Белинский выяснил историческую закономерность этого перелома, доказал обусловленность его развитием реализма, становившегося в эти годы наиболее передовым и влиятельным направлением русской литературы. Уже на заре своей литературной деятельности Белинский неразрывно связал проблемы романа с вопросом о судьбах русской литературы в целом и с важнейшими проблемами общественной жизни. Это отличало постановку проблем романа в статьях молодого Белинского от освещения ее в работах его крупнейших предшественников, в частности Полевого и Надеждина.

Белинский выдвинул в статье «О русской повести» положение о том, что «в наше время преимущественно развилось… реальное направление поэзии», основанное на «тесном сочетании искусства с жизнию» (I, 267). «Реальную поэзию», «поэзию жизни» он охарактеризовал как «истинную и настоящую поэзию нашего времени» (267). Выдвижение повести и романа на центральное место в русской литературе 30–х годов критик связывал с относительным преобладанием «реальной» поэзии над «идеальной», которое он считал общей необходимой и закономерной чертой развития как русской, так и всей мировой литературы своего времени. Отличительный характер современной передовой литературы, писал критик, «состоит в верности действительности; она не пересоздает жизнь, но- воспроизводит, воссоздает ее и, как выпуклое стекло, отражает в себе, под одною точкою зрения, разнообразные ее явления, выбирая из них те, которые нужны для составления полной, оживленной и единой картины» (267). Этими чертами «реальной» поэзии, как основного, наиболее влиятельного направления литературы XIX века, обусловлено, по Белинскому, господствующее положение в ней романа и повести — жанров, наиболее удобных «для поэтического представления человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни…» (271).

В то время как буржуазные просветители XVlII века на Западе, вслед за Фильдингом, обычно определяли роман как эпопею «частной жизни», Белинский уже в первые годы своей деятельности выдвинул на первый план общественное содержание романа. Сформулированное Белинским в 1835 году положение о том, что роман должен рассматривать человека «в отношении к общественной жизни», получило дальнейшее развитие в созданной критиком впоследствии теории социального романа.

Говоря о различии исторического содержания современной литературы и поэзии древнего мира, Белинский указал в статье «О русской повести и повестях Гоголя» на два главных момента, принципиально отличавших, с его точки зрения, современную ему литературу от древней. Белинский писал, что в новое время, в противоположность античности, «родилась идея человека, существа индивидуального» (265). Образ «человека с его свободною волею», «картина частной жизни, с ее заботами и хлопотами, с ее высоким и смешным, с ее горем и радостью, любовью и ненавистью» были еще чужды древнегреческой литературе (263). С этим тесно связана другая особенность современной литературы, отмеченная Белинским. Греки выбирали из жизни для поэмы и драмы «одно высокое, благородное» и выбрасывали мир прозы — «всё обыкновенное, повседневное, домашнее» (264). Современная же литература, героем которой является человек, как «существо индивидуальное» и вместе с тем общественное, стремится не к идеализации, а к правде и типичности, в ней «жизнь является как бы на позор, во всей наготе, во всем ее ужасающем безобразии и во всей ее торжественной красоте». «Мы требуем, — писал критик, — не идеала жизни, но самой жизни, как она есть. Дурна ли, хороша ли, но мы не хотим ее украшать, ибо думаем, что в поэтическом представлении она равно прекрасна в том и другом случае, и потому именно, что истинна, и что где истина, там и поэзия» (267).

Характерные для современной передовой литературы черты — внимание к человеческой индивидуальности в ее многообразных и сложных связях с обществом, стремление не к отвлеченной идеализации, а к правде и типичности, смелое изображение не одного только «высокого, благородного», но и «обыкновенного, повседневного», прозаического в целях его обличения и борьбы с ним, — эти особенности «реальной поэзии», с точки зрения Белинского, могли получить наиболее полное выражение только в романе, повести и реалистической драме.

Таковы главнейшие положения, касающиеся природы и задач романа, содержащиеся в статье «О русской повести и повестях Гоголя». Основные мысли, высказанные в ней еще молодым Белинским, развивались им и в дальнейшем. Однако взгляды великого критика — демократа на роман (как и на другие литературные явления) не оставались неподвижными. Стремясь способствовать развитию русской литературы на путях «реальной поэзии», Белинский исходил не из субъективных желаний и абстрактных идеалов, но прежде всего из опыта исторического развития русского реализма. Тщательно приглядываясь к жизни, пристально изучая произведения современных ему русских и западноевропейских романистов, критик стремился постигнуть объективные законы и тенденции литературного развития своей эпохи, чтобы руководить передовым литературным движением, опираясь на трезвый учет реальных возможностей русского общества и русской литературы, на понимание наиболее глубоких народных потребностей и интересов.

Поэтому вместе с развитием русской литературы 30–40–х годов непрерывно развивались и обогащались взгляды Белинского на роман. Каждый крупный этап в истории русского романа 30–40–х годов давал Белинскому материал для новых обобщений и выводов; последние не отменяли уже сложившееся зерно его взглядов на природу романа, но обогащали их, вносили во взгляды критика уточнения и коррективы, способствовавшие дальнейшему теоретическому их развитию и более отчетливой формулировке.

Статья «О русской повести и повестях Гоголя» писалась Белинским в условиях, когда наиболее значительным, с художественной точки зрения, жанром русской прозы была повесть, а не роман.

«Роман и теперь еще в силе и, может быть, надолго или навсегда будет удерживать почетное место, полученное или, лучше сказать, завоеванное им, между родами искусства, — писал в связи с этим Белинский, — но повесть во всех литературах теперь есть исключительный предмет внимания и деятельности всего, что пишет и читает, наш дневной насущный хлеб, наша настольная книга, которую мы читаем, смыкая глаза ночью, читаем, открывая их поутру» (261–262).

В следующие годы после написания статьи «О русской повести» Белинский до некоторой степени пересматривает это суждение, уделяя, как критик и теоретик литературы, всё большее и большее внимание непосредственно вопросам романа.

Характерно, что в 1838 году, через три года после статьи «О русской повести и повестях Гоголя», Белинский уже иначе, более уверенно формулирует свои мысли о романе как центральном жанре современной литературы: жалуясь по — прежнему на «романическое затишье в русской литературе» и на преобладание в ней повести над романом, Белинский пишет, что это — явления, вызванные временными причинами, так как «изящное в современных формах никогда не проходит, а форма романа есть самая любимая форма нашего времени» (II, 356).

В 30–е годы, до появления «Героя нашего времени», перед Белинским при оценке современной ему романистики стояли две задачи. Вслед за Пушкиным Белинский ведет беспощадную борьбу против реакционноохранительных романов Булгарина, Греча и других романистов, служивших опорой «официальной народности». В то же время Белинский внимательно вглядывается в развитие русского и зарубежного романа этого десятилетия, стремясь отделить в нем прогрессивные явления от реакционных и таким образом наметить пути для развития русского реалистического романа с учетом как национальных литературных традиций, так и опыта лучших представителей зарубежного романа своей эпохи. Особенно много внимания Белинский должен был в этот период уделять вопросам исторического романа, как наиболее популярного, наиболее читаемого и распространенного жанра русского романа 30–х годов.

В своих статьях и рецензиях на исторические романы 30–х годов Белинский высоко оценил значение Вальтера Скотта, которого признал «литературным Колумбом», давшим искусству «новые средства» (I, 342). В противовес Сенковскому и Гречу (объявившим исторический роман «противоестественным» соединением истории и вымысла), Белинский в «сближении искусства с жизнью, вымысла — с действительностию» в историческом романе (X, 316) увидел огромное прогрессивное завоевание. Отвергая слепое подражание шотландскому романисту, порицая стремление превратить исторический роман в род занимательной сказки, втиснутой «в пошлую и обветшалую раму любви двух лиц», Белинский, разбирая исторические романы Загоскина, Масальского, Лажечникова и других романистов 30–х годов, требовал от них «исторической истины» (I, 135), умения проникнуть в дух русской истории, понять ее национальное своеобразие, способности изображать типичные характеры и обстоятельства жизни древней Руси в их исторической полноте и конкретности. [571]

571

Взгляды Белинского на проблемы исторического романа обстоятельно изучены в работах: В. С. Нечаева. Белинский и проблема русского исторического романа. В сб.: Белинский — историк и теоретик литературы. Изд. АН СССР, М. — Л, 1949, стр. 171–209; С. И. Маши некий. Белинский об историческом романе. В кн.: Семинарий по Белинскому. Учпедгиз, М., 1950, стр. 89–91; С. М. Петров. Проблема исторического романа в эстетике В. Г. Белинского. В сб.: Наследие Белинского. Изд. «Советский писатель», М., 1952, стр. 255–285; ср.: Л. А. Шейман. Белинский и проблемы исторического романа. Автореферат диссертации, Л., 1952.

Критериями «истины», глубокого «знания русского общества» Белинский пользовался и при анализе нравоописательных романов 30–х годов. Критикуя характерное для представителей нравоописательного романа. догоголевского периода сочетание «мелочного сатиризма» и отвлеченной дидактики, Белинский писал, что в этих романах «нет взгляда на вещи, нет идеи, нет знания русского общества», а потому нет «ни сатиры, ни нравов» (VIII, 376). В романах Булгарина и произведениях других романистов нравоописательного направления фигурировали «бумажные герои добродетели» и «герои злодейства» (376). Белинский же добивался того, чтобы роман о современном обществе был основан на глубоком анализе реальной русской общественной жизни, рассматриваемой конкретно — исторически, с учетом объективно присущих ей внутренних закономерностей.