История Советского Союза. 1917-1991
Шрифт:
Как бы то ни было, но число лиц, которым разрешили уехать, выросло чрезвычайно сильно в 1971–72 гг. Позднее эмиграция дважды достигала максимального уровня: 33500 человек в 1973 г. и 50000 в 1979 г. Позже, из-за ухудшения отношений с США, стали выдавать значительно меньше разрешений на выезд. Но даже в период максимальной эмиграции выездную визу получить было далеко не просто. Власти рассматривали эмигрантов как людей нелояльных, чуть ли не изменников. Человек, подавший прошение на выезд, мог не получить вообще никакого ответа. При этом его могли уволить с работы, допрашивать, завести на него уголовное дело или арестовать за “тунеядство”, а то и за что-нибудь похуже. В международных средствах массовой информации появилось даже новое слово: отказник. Самым серьезным было дело Анатолия Щаранского, участника московской группы Хельсинкских наблюдателей и одновременно энергичного организатора, который помогал отказникам войти в контакт
Одной из многочисленных странностей “десталинизации” был отказ Хрущева смягчить политику по отношению к религии и его возврат к активным репрессиям. Здесь, как и во многом другом, Хрущев пытался возродить ленинский дух партийной активности и воинствующего атеизма. В этом он мог опираться на некоторые антиклерикальные настроения, а также ублажить идеологических пуристов, которые были разъярены послаблениями в других областях.
Перемены в религиозной политике начались приблизительно в 1960 г. Прежде всего власти решили изменить положение приходского священника. В соответствии с правилами, разработанными в 1943–45 гг., священник опять был управляющим приходом, ответственным не только за духовную жизнь паствы, но также и за “сохранение церковных зданий и собственности”. Но в 1961 г. поспешно собранный Синод, состоявший из епископов, своим новым постановлением отменил эти функции: отныне на священнике лежали исключительно обязанности духовного пастыря, в то время как административные целиком возлагались на приходской совет, членом которого священник не мог быть. Даже правила 1929 г. не заходили так далеко.
В течение последующих трех-четырех лет была распущена почти половина приходов Православной церкви и закрыто около 10000 церквей. Поскольку решение о закрытии, как правило, принималось приходским советом, возникло подозрение, что, поскольку священников там не было, их место стали занимать местные партийные активисты. Именно это обвинение фигурировало в письме, направленном в Верховный Совет в декабре 1965 г. двумя священнослужителями, о. Н. И. Эшлиманом и о. Г. П. Якуниным. Они обвинили Совет по делам Русской Православной церкви в незаконных переводах духовенства с места на место или увольнениях (что нередко сопровождалось унизительными докладами о поведении священнослужителей), манипулировании персональным составом приходских советов и разрешении местным советам контролировать финансовые дела конгрегации. Патриарх Алексий лишил обоих священников сана, и никакой иной реакции ни их обращение не последовало.
Подробный рассказ религиозного диссидента из Кировской области (на северо-востоке европейской части России) дает возможность в деталях проследить историю закрытия церкви в деревне Рой. В сентябре 1960 г. священника вызвали в сельсовет, где секретарь парторганизации, председатель сельсовета и председатель местного колхоза приказали ему покинуть деревню, угрожая в противном случае насильственными мерами. Потом священник начал получать анонимные письма с угрозами и был вынужден уехать. После этого председатель, как говорили, отправил “агитаторов” на заседание приходского совета, в результате чего тот мгновенно и единогласно принял решение о закрытии церкви и передаче ее колхозу в качестве клуба. В декабре в деревню явился секретарь райисполкома с несколькими рабочими и потребовал у восьмидесятилетней женщины, которая была церковным старостой, ключи от церкви, угрожая ей конфискацией ее дома в случае, если она ключи не отдаст. Заполучив их, они вошли в церковь, заперлись там и для начала выпили десять бутылок церковного вина, закусывая его предназначенными для причастия просфорами.
Церковь разрушили пьяные колхозные трактористы. Председатель колхоза Суслов выдал им пироги с яблоками и спирт, а также платил пять рублей в час из колхозных средств.
Пока с церкви сбрасывали кресты, Суслов как мог оскорблял собравшихся в отдалении плачущих прихожан. Все иконы, священные сосуды и другие ценности забрали без всяких описей — со временем они бесследно исчезли.
Это сообщение предположительно оставил участник событий, но на основании многих источников можно сделать вывод, что антиклерикальные предрассудки разжигались по всей стране.
Большая часть сохранившихся к тому времени монастырей была закрыта, в том числе и знаменитая Печерская лавра в Киеве, старейшая святыня Русской Православной церкви. Свидетельство из Почаевского монастыря в Западной Украине показывает, какими средствами власти добивались его закрытия. Служебные постройки постепенно
отбирались местным советом, милиция и КГБ постоянно тревожили паломников, таскали на допросы монахов, угрожая им карами за нарушение паспортного режима и закрытием монастыря. Некоторых избивали, других отправляли в психиатрические больницы. В конце концов монастырь все же оставили в покое, может быть, потому, что записи обо всех насилиях удалось переправить на Запад.После падения Хрущева репрессивная политика по отношению к церкви кое в чем смягчилась, хоть и не прекратилась совершенно. Был создан жесткий механизм контроля над церковью. Представление о методах, применявшихся Советом по делам религий, может дать один из представленных им докладов, тайно вывезенный на Запад в 1979 г. Как явствует из него, никакое рукоположение в сан или перевод священнослужителя на иное место не совершался без строжайшего контроля со стороны высших должностных лиц Совета. Духовенство классифицировалось по степени его “лояльности социалистическому обществу” или, напротив, настойчивости попыток активизировать религиозную жизнь и усилить влияние церкви среди народа. Особенно Совет по делам религий ценил такие черты священнослужителей, как пассивность, формальное исполнение богослужения, готовность проповедовать советский патриотизм и участие во всемирном движении за мир. Другими славами, советское государство более не собиралось уничтожить церковь, но использовало ее как послушный инструмент.
Под влиянием движения борьбы за гражданские права некоторые православные священники и миряне стали диссидентами и создали в 1976 г. Христианский комитет по защите прав верующих. Комитет занимался сбором и оглашением фактов (через самиздат и западные издательства) нарушения прав верующих, одновременно стараясь консультировать жертвы этих нарушений и помогать им. В ноябре 1979 г. один из членов комитета отец, Г.Якунин был арестован и позднее приговорен к пяти годам лагеря и пяти годам ссылки за “антисоветскую агитацию и пропаганду”. Другие члены комитета также были осуждены за уголовные преступления.
Около 1960 г. изменилась политика государства по отношению к баптистам и евангелистам. По-видимому, были составлены (но не опубликованы) новые правила, регламентирующие их деятельность. В результате, как и в случае с Православной церковью, ужесточился государственный контроль над регистрацией общин и их религиозной жизнью. Баптисты отреагировали на это более бурно, чем Православная церковь. Для того чтобы выразить протест официальным лидерам баптистов, была создана инициативная группа, поскольку евангельская проповедь, которую баптисты считают священной обязанностью, запрещалась, и дети не могли приобщаться к вере. Инициативная группа, которая более известна под названием “инициативники”, обвиняла официальное руководство в раболепии перед атеистическим государством и потворствовании репрессиям против людей, которые всего лишь исполняют свой религиозный долг. Они рассказывали, что молитвенные собрания разгоняются силой, верующих увольняют с работы или исключают из институтов, в домах устраивают обыски, а детей отнимают у родителей.
Инициативники не удовлетворились полученным ответом и откололись от церкви. Под руководством проповедника Георгия Винса они создали несколько незарегистрированных общин в разных частях СССР. Они смогли даже наладить в подпольных типографиях печатание молитвенников и Библии, которых катастрофически не хватало. Когда часть инициативников была арестована “за нарушение закона об отделении церкви от государства”, оставшиеся на свободе создали Совет взаимопомощи, который собирал пожертвования для заключенных и их семей. В советских условиях это было новой формой солидарности (вскоре она будет заимствована Движением борьбы за права человека, которое создаст Солженицынский фонд помощи политическим заключенным). Другую акцию они предприняли в 1966 г., устроив демонстрацию во дворе Верховного Совета. Они требовали вернуть им конституционное право на богослужение. Когда прибыла милиция, они отказались двинуться с места, и их, распевающих гимны, волоком тащили к специально подогнанным автобусам.
Похоже, наибольшим успехом проповедь баптистов пользовалась в тех частях СССР, где было много лишенных корней, переехавших на новые места рабочих и служащих, которым баптисты давали чувство общности. Больше всего таких общин было в новых индустриальных центрах и в новостройках старых городов. Они давали утешение, религиозную ясность и поддержку единоверцев в обстановке постоянных обещаний Коммунистической партии — обещаний, которые она никогда не выполняла. Многие из тех, кто присоединился к баптистам, объясняли это полным разочарованием в сослуживцах и начальстве — в их взяточничестве, мелком воровстве, спекуляции, лести и пьянстве. Особенно привержены баптистской проповеди жены алкоголиков — однажды врач-баптист заявил советскому журналисту, что единственным эффективным способом борьбы с пьянством было бы распространение баптистского вероучения!