История тишины от эпохи Возрождения до наших дней
Шрифт:
Помимо этого стратегического молчания в деревне есть и другое, сопровождающее каждодневный обиход, и оно несет в себе умиротворение. Крестьянин ценит и поддерживает в своей жизни покой и тишину. Каждый из обитателей деревни мог бы восторгаться этим, отмечает Ивонна Кребу, однако же все они воздерживаются от лишних слов [228] . Сельские жители предпочитают молчать не только из недоверия к посторонним. Их молчание объясняется также тем, что они не считают себя подлинным объектом любопытства и вдобавок неуклюже изъясняются по-французски. Если допытывающийся незнакомец — дворянин или буржуа, крестьянина пугает сословная пропасть. Страх разболтать лишнее, унаследованный от предков, иногда забывается и рассеивается при умелом ведении разговора со стороны собеседника и искусных расспросах — особенно это касается полицейских, агентов налоговых служб, судейских. Вдобавок деревенские обычаи предполагают, что договор можно заключить молча, не прибегая к письменным документам и даже к устному слову. Именно на молчании основывается сплоченность таких социальных групп, внутри которых бытуют взаимные неизреченные соглашения, идет ли речь о наемном труде, принятии в дом прислуги или долевой аренде. Всякое соглашение между людьми регулируется неизменными, неписаными законами. Оно длится положенный ему срок или обрывается — все так
228
Ивонна Кребу. В деревне: Тишина повседневности и тишина обычаев / 1848. Революции и перемены в XIX веке: Тишина в XIX веке. Статья является ключевой для раскрытия данной темы.
Однако при исследовании этой темы историку важно избежать недопонимания и ошибки, а именно не преувеличить степень молчаливости крестьян, полагая, что слово было в деревне большой редкостью и местные жители-молчуны вели замкнутое существование, ограниченное средой, в которой они привыкли находиться и выражать себя. Молчание крестьянина — великая ценность. Он не бросает слов на ветер как раз потому, что слова — богатство, а говорит размеренно, тщательно обдумывая и взвешивая каждое слово, и произносит его внятно и четко — потому что слову должны поверить. В деревенской среде долгое молчание предваряет любую фразу и служит подготовкой к ней. И кстати, когда источники свидетельствуют нам о молчании крестьян в ответ на судебные расспросы, важно учитывать, что зачастую тут присутствует непонимание смысла их молчания. Речь идет о глубоком различии кодексов поведения, укоренившихся в каждой из социальных групп. Вдобавок обычай не придавать огласке вещи существенные входит в крестьянский кодекс молчания и является особым его пунктом. В этой смысле в деревне большую роль играет намек, то, что не проговорено, но ясно собеседникам и подразумевается ими. При таком способе общения слов не требуется. Нужно выучить иной язык взаимодействия с окружающими, который отличается от вербального и основан совсем на других принципах, нежели те, каким подчиняется устная речь. В данной связи уместна поговорка «Молчание — знак согласия»: ведь оно указывает на скрепление договоренности между людьми. В сельской среде, особенно на протяжении XIX века, балансирование между молчанием и словом происходило на особенно тонкой грани. Этот феномен ставит перед историком непростую задачу уметь различать виды молчания, которое бывает вынужденным, добровольным и преднамеренным, а может проявляться в виде замалчивания чего-либо; оно бывает тщательно продуманным или же следствием неумения выразить необходимый смысл. Мы должны учесть и то, что представители вышестоящих сословий часто отказывались записывать, фиксировать каким бы то ни было образом слова крестьян и судили об этих людях свысока, недооценивали их, относились к ним предвзято и в целом плохо понимали.
Именно по этим причинам Жорис-Карл Гюйсманс с крайним предубеждением смотрел на деревенскую среду. Яркое тому свидетельство — его роман «В пути», к которому мы теперь обратимся. Крестьянская супружеская пара, в чьем доме останавливаются племянники из города, — молчуны, и за их неразговорчивостью — или, по крайней мере, скупостью на слово — скрывается острая жажда наживы. Главное их намерение — обобрать племянников. Супруги ловко используют молчание, притворяясь, будто оно проистекает из вежливости и традиционных законов гостеприимства, которые предписывают крестьянину воздержаться от слов, если с ним разговаривает парижанин. И муж, и жена искусно играют роли молчальников и людей почтительных, прикрывая свое лицемерие. Племянникам приходится иметь дело с негласным уговором супругов, чье молчание отшлифовано долгой совместной жизнью. Гюисманс сумел очень глубоко раскрыть тему этого стратегического молчания в деревенской среде.
Мы могли бы исследовать связанные с молчанием обычаи и в других социальных группах, однако эта проблема чересчур обширна и выходит за пределы нашей книги. Отметим все же, что в армии обучают системе жестов, заменяющих собой слово; особая система жестов существует и среди охотников. Так, Генри Торо, рассказывая о своих путешествиях по лесам штата Мэн, описывает поведение охотника-индейца. С топориком в руках тот бесшумно пробирается сквозь чащу. Его поступь — «плавная, неслышная, он идет крадучись» и, продвигаясь вперед, «то и дело отпечатывает пальцем пятно крови на листьях деревьев» [229] . Историк Сильвен Венейр очень живо сумел передать волнение и напряженность, возникающие в моменты тишины, которые то и дело наступают во время большой охоты, разворачивающейся на фоне экзотического пейзажа (причем часто речь идет о колониальных странах) во второй половине XIX века. Стремительная, молниеносная атака следует за выжиданием; оно нередко длится бесконечные полчаса, в течение которых у охотника колотится сердце и когда крайне важно, затаившись, не произвести ни малейшего шума [230] .
229
Генри Дэвид Торо. Леса штата Мэн.
230
Сильвен Венейр. Крупная охота.
8
От молчания любви до молчания ненависти
Молчание — непременная составляющая подлинно глубоких любовных отношений. Никто, пожалуй, не выразил этого лучше Мориса Метерлинка. Вот что он пишет: «И если вам дано погрузиться на мгновенье в вашу душу до глубин, где обитают ангелы, вы прежде всего вспомните человека, глубоко вами любимого, и вспомните не слова его и не движения, но молчания, пережитые вами вместе, потому что только качество этих молчаний определяет качество вашей любви и ваших душ» [231] . Метерлинк называет это «деятельным молчанием», подчеркивая, что существует и другое, «пассивное», которое есть «не что иное, как отражение сна, смерти или небытия».
231
Морис Метерлинк. Сокровище смиренных.
Молчание — это «посланник неведомого, особого для каждой любви». В близких отношениях между людьми молчание имеет множество оттенков, и развитие любовного чувства напрямую зависит от «качества того первого молчания, которое возникает между двумя душами». Если между влюбленными не устанавливается взаимопонимания во время этого первого опыта молчания, «их души никогда не сольются, ибо молчание не перерождается [...], природа его никогда не изменится, и оно сохраняет
до смерти любящих то же положение, форму и силу, как и в первый раз, входя в их комнату» [232] . А вот слова не способны в полной мере отразить значение тех особых отношений, какие существуют между любящими. Да и в целом проникновение в суть любви, смерти, человеческой судьбы «возможно лишь в безмолвии», в сокровенном пространстве молчания, существующем внутри каждого из нас. «Если я говорю кому-нибудь, что люблю его, он не поймет, что я, быть может, говорил тысяче других; но молчание, которое наступит затем, [...] — если я действительно люблю, — зародит, в свою очередь, молчаливую уверенность». Интонация Метерлинка становится вопросительной, когда он завершает свои размышления на эту тему: «Разве не молчание вызывает и определяет аромат любви? Лишенная молчания любовь не имела бы ни вкуса, ни своего вечного благоухания? Кому из нас неизвестны эти немые минуты, разъединявшие уста, чтобы соединить души? Надо постоянно стремиться к ним. Нет молчания более послушного, чем молчание любви: одно оно принадлежит только нам» [233] .232
Там же.
233
Там же.
Встретив наконец свою любовь и пережив всю глубину этого чувства, которого мы ждали годами, мы «начинаем говорить о том, что часы пробили, или о заходящем солнце, чтобы дать время нашим душам восхититься друг другом и постичь друг друга в некотором ином молчании, которое не может нарушить шепот губ и мысли» [234] . Метерлинк приводит слова Жана Поля, который писал: «Когда я хочу нежно любить дорогое мне существо и все ему прощать, мне стоит только несколько времени молча поглядеть на него» [235] .
234
Морис Метерлинк. Эмерсон.
235
Морис Метерлинк. Глубокая жизнь.
Как и Метерлинку, Жоржу Роденбаху близка символистская идея молчаливого слияния душ. В одном из своих стихотворений он пишет:
В твою любовь я вхожу, как в храм, Где трепещет дымчатый шлейф молчанья и ладана. [236]У Роденбаха также есть строки о влюбленном, который в темноте лежит на кровати и прислушивается, как рядом спит его любимая:
Блаженство! Ничем мы не разделены! Единое и целое! О тишина! Слияние в одном двух ароматов, Мысль об одном и том же, но сомкнуты уста. [237]236
Жорж Роденбах. Стихотворения.
237
Там же.
В 1955 году Макс Пикар в свою очередь отмечает, что в любви больше молчания, нежели слов. Любящие, — пишет он, — пара заговорщиков. Между ними заговор молчания, к которому они прислушиваются больше, чем к речи. «Прошу, помолчи, — будто бы говорит она, — помолчи, чтобы я лучше расслышала тебя». Так что в любви гораздо естественнее обходиться без слов, «ведь в молчании любовь способна простираться до самых дальних далей». Кроме того, молчание всегда сопровождает крепкую, искреннюю дружбу. Макс Пикар, цитируя Шарля Пеги, пишет о друзьях, которые «испытывают радость, когда молчат вместе, друг подле друга, и они шагают рядом долго-долго, молча идут по молчаливым улицам. Двое счастливых друзей, чья связь сильна настолько, что они умеют вместе молчать. В местах, которые умеют молчать» [238] .
238
Макс Пикар. Мир тишины.
Необходимость подлинного молчания в любви, по сути, извечная тема для рассуждений — вспомним, например, средневековую куртуазную любовь, — так что давайте отмотаем время назад и обратимся к идеям, казалось бы, банальным. В 1580 году Бальдассаре Кастильоне в трактате «Придворный» утверждает, хотя речь и не идет о молчаливой встрече двух влюбленных сердец, что человек, чья любовь по-настоящему сильна, говорит мало. Кастильоне ссылается на Лоренцо Великолепного, разделявшего мнение, что любящие «столь же неохотно ведут разговоры, сколь пылко чувствуют, и речь их часто прерывается, уступая место молчанию». Бальдассаре Кастильоне дает наставление: если придворный влюблен и хочет проявить свое чувство, он должен быть скорее сдержан на слова, нежели болтлив. Влюбленность гораздо лучше выражать вздохами, учтивыми или робкими жестами, чем «тысячью слов». Причем важно, чтобы взгляд «следовал в двух направлениях, пробегая по дороге, ведущей от глаз к сердцу», — вспомним, что в те времена взгляд был вопросом такта. Влюбленный смотрит «выразительно и ласково», и его глаза пускают безмолвные стрелы. Именно взгляд соединяет влюбленных в тишине. «Глаза устремляют свои лучи в глаза, взгляды влюбленных встречаются, потому что встречаются их души». Когда эти двое смотрят друг на друга, между ними происходит «нежное столкновение». В их глазах читается то, что «наполняет сердца». На языке взглядов они «долго и жадно беседуют о любви», и поблизости не должно оказаться посторонних, следует сохранить все в тайне и быть осмотрительными. Пока любящие молчат, их глаза выражают то, что по-настоящему важно.
Значимость молчания в любовных отношениях подчеркивается и в романе классической эпохи. В «Астрее» Оноре д'Юрфе совместное ложе — это пространство «нежной близости, разделяемой тайно и в молчании» [239] . Знаменателен образ молчания, которое в поэме Джона Мильтона сопровождает любовь Адама и Евы в раю: Мильтон пишет, что «радости полно было молчанье» в момент их ласки. Блез Паскаль полагает, что «в любви молчание ценится выше слов |...| и обладает гораздо большим красноречием, чем речь» [240] .
239
Цит. по: Мишель Перро. История комнат.
240
Блез Паскаль. Рассуждение о любовной страсти.