История тишины от эпохи Возрождения до наших дней

Этот фрагмент Джона Мьюра подводит нас к размышлению о тишине снега в горах и его «нежной колыбельной», по выражению Роденбаха, который называет снег «задумчивым спутником тишины». Снег заставляет человека внимательнее вглядеться в свой внутренний мир.

Снег пышен и молчалив. Доверь ему, что хочешь. Он тайну бережно хранит.

В «Странице любви», романе из цикла «Ругон-Маккары», есть один из самых красивых отрывков Эмиля Золя, где говорится о тишине падающего снега. Речь идет об эпизоде, когда госпожа Рамбо приходит на могилу дочери. «Бесконечное скольжение этих белых мух сгущалось, — в воздухе словно реяли газовые ткани, развертываемые нитка по нитке. Ни единый вздох не веял от этого дождя. [...] Чудилось, что хлопья [...] замедляют свой лёт; они оседали без перерыва, миллионами, в таком безмолвии, что лепесток, роняемый облетающим цветком, падал бы слышнее; забвением земли и жизни, нерушимым миром веяло от этих движущихся сонмов, беззвучно рассекавших пространство» [76] .

76

Эмиль Золя. Страница любви. Пер. с фр. М. Столярова.

В диалоге Платона «Эвтидем» софист и его собеседники обсуждают проблему молчания и слова. Вывод таков, что неодушевленные объекты, в частности камни, молчат, но молча — говорят. Следовательно, молчание может быть материализовано и способно говорить [77] .

Историк и публицист Жюль Мишле, путешествуя по горам, был поражен их тягостной тишиной. В Швейцарии на берегу Рейна — там, где встречаются карстовые породы, — совсем нет цветов. «Одни только камни. Тишина повсюду [...], впечатление гнетущее». В тех местах «эрозия молча совершает свою работу, обнажает склоны, и их безобразная нагота никогда уже не родит ничего живого» [78] . Разрушение породы и выветривание происходят в безмолвии, эрозия «не способна созидать и творить благо», между тем как в южных морях «молчаливый труд бесчисленных полипов» направлен на созидание, и вполне возможно, на выстроенных ими берегах когда-нибудь будут жить люди.

77

Платон. Эвтидем. Пер. с др.-греч. Н. Карпова.

78

Жюль Мишле. Гора.

Море тоже относится к владениям тишины, это особое пространство. «Морская гладь покоряет взоры, — пишет Шатобриан, — ибо морю ведомы бури: безмолвная стихия вызывает восхищение, ибо мощь ее вод огромна» [79] . В повести «Теневая черта» Джозеф Конрад стремился передать трагизм опустошающей тишины тропических морей и их пугающее безмолвие. «Задумчивая тишина мира казалась чувствительной к малейшему звуку» [80] . В произведении Конрада тишина несет в себе отчаяние, безысходность. Находясь на корабле, персонажи часами не слышат ни единого звука, и капитану кажется, это конец всего, смерть посреди безмолвия неподвижного моря: «Придет время — и мрак молча одолеет ту капельку звездного света, какая падает на судно, и конец всему наступит без вздоха [...] или ропота [...]» [81] .

79

Франсуа Рене де Шатобриан. Гений христианства. Пер. с фр. О. Гринберг.

80

Джозеф Конрад. Теневая черта. Пер. с англ. А. Полоцкой.

81

Там же.

Корабль захвачен тишиной, жизнь там протекает совершенно беззвучно, матросы словно превратились в призраков, оцепеневших и немых. Эта полная тишина помножена на полную неподвижность. В какой-то момент на судне наступает «молчание такое глубокое, что было бы слышно, если бы булавка упала на палубу». Вокруг судна расстилается «вялое молчание моря». В тексте присутствует неявная отсылка к образу ада; по сути, мотив ада задает тон всей повести, в которой обыгрывается тема корабля-призрака.

Вечером стая морских свиней «гарцует» вокруг корабля, а потом они уплывают, пишет Альбер Камю в заметках под названием «Море как можно ближе. Бортовой журнал». «С их уходом мы вновь окружены тишиной и тоской первозданных вод» [82] . Впрочем, в Типаса, на заре, писатель ощущает тишину совсем иначе: «В этом сиянии и в тишине я прислушивался к почти забытым звукам внутри себя. [...] Очнувшись от сна, я впитывал один за одним едва уловимые ноты, из которых состояла тишина: гортанный щебет птиц, легкие и частые вздохи моря у подножья скал, дрожание листвы на деревьях, слепую песнь колонн, шорох полыни, шуршание ящериц. Я слышал все это, и слышал счастье, волной поднимавшееся во мне» [83] .

82

Альбер Камю. Море как можно ближе. Бортовой журнал. Пер. с фр. М. Калужской.

83

Альбер Камю. Возвращение в Типаса.

Сила впечатления от природы морского побережья, прочувствованная Камю, кроется в очаровании леса. По словам Макса Пикара, лес «напоминает огромный резервуар тишины, из которого она медленно поднимается, пропитывая воздух; лесной воздух чист благодаря тишине» [84] . Шатобриан, оказавшись посреди леса на североамериканском континенте в час сумерек, ощущал, как «тишина сменялась тишиной». «Напрасно силюсь я услышать посреди безмолвия этого склепа какой-либо звук, выдающий присутствие жизни» [85] . Упало сухое дерево, раздался треск, а потом все стихло, всякий шум «растворился в дали, казавшейся почти призрачной». В час ночи ветер зашевелил листву и травы, пробудив звуки, и «по воздуху разлилась музыка». Воображение Шатобриана навевает ему образ, который передает глубину молчания леса в тех краях. Затем слышится шипение змеи — самца, призывающего самку. Писатель отмечает, что «этот любовный призыв стал единственным звуком, воспринятым ухом путешественника» [86] .

84

Макс Пикар. Мир тишины.

85

Франсуа Рене де Шатобриан. Путешествия.

86

Там же.

Вернемся к Генри Дэвиду Торо и его восприятию леса. Одно из самых пронзительных ощущений, подаренных ему тишиной природы, связано с моментом, когда Торо почувствовал, как растут растения. В зимнюю пору, когда промерзшая земля становится гулкой, как сухое дерево, «слышно тихое и хрустящее потрескивание льда у подножия деревьев», а «их дыхание течет по воздуху». С леса смыты все грехи, и природа «в молчании наводит там порядок» [87] . Виктор Гюго воспевает лето, когда в лесу «дремлет тишина на мягком ложе мхов» [88] .

87

Генри Дэвид Торо. Зимняя прогулка.

88

Виктор Гюго. К богачу (из сборника «Внутренние голоса»).

Художник Эмиль Мулен, пристально наблюдавший за тишиной, цитирует стихотворение Сюлли-Прюдома из сборника «Одиночество»:

Молчание лесов особый нрав имеет, Их чащи темные — как чаши наших грез. И звука сердце в тишине их бьется. [89]

Безмолвие высоких калифорнийских секвой потрясло Джона Мьюра, и он подробно рассказывает о них. Секвойи, произрастающие из глубины времен, не подпускают человека слишком близко. Они разговаривают лишь с ветром. Все их мысли — о небе. Кажется, они ничего не знают и «держатся замкнуто, храня молчание и спокойствие» [90] .

89

Сюлли-Прюдом. Молчание и ночь леса (из сборника «Одиночество»).

90

Джон Мьюр. Торжество природы.

В 1920 году Роберт Вальзер так описывает свою прогулку по еловому лесу: «...стояла тишина, как в душе счастливого человека, как в храме, как во дворце, как в заколдованном сказочном замке, зачарованном замке Спящей красавицы, в котором все уснуло и замерло много столетий назад. [...] В лесу было так торжественно, что причудливые и торжественные фантазии охватывали воображение впечатлительного путника. Какое счастье я испытал в дивной лесной тишине!» [91] Звуки «только усиливали царящее кругом безмолвие, и я вдыхал его полной грудью, буквально впивал его, захлебываясь» [92] .

91

Роберт Вальзер. Прогулка. Пер. с нем. М. Шишкина.

92

Там же.

Однако обратимся к месту, знакомому каждому из нас и в котором мы часто бывали, — к деревне и ее окрестностям, где тишина кажется само собой разумеющейся и описана многими. Прогулка по сельским просторам — общее место в дневниках, романах, лирической поэзии. В конце XVIII столетия, когда прогулка по сельским тропам становится явлением традиционным в английской литературе, Джейн Остен, а затем сестры Бронте и Джордж Элиот передают на страницах своих произведений связанные с ней эмоции. Сент-Обер из книги Анны Радклиф «Удольфские тайны» [93] каждый вечер совершает вместе с семьей живописную прогулку к рыбачьей хижине, чтобы «в час покоя [...] прикоснуться к тишине и сумраку».

93

Анна Радклиф. Удольфские тайны. Пер. с англ. Л. Гей.

«Мы шли молча, прислушиваясь к глухому завыванию осени или к шелесту сухих листьев, печально попадавшихся ним под ноги», — рассказывает Рене, герой одноименной книги Шатобриана, о проулках со своей сестрой Амсли. В воскресные дни, продолжает он, «я часто слыхал и лесу доносившиеся сквозь деревья звуки отдаленного колокола, призывавшего в храм людей, трудившихся на нивах. Прислонившись к стволу ивы, я слушал и молчании благочестивый шепот» [94] , Месье Доминик из романа Эжена Фромантена предпочитает среди всех других месяцев октябрь, когда вокруг наступает особенно проникновенная тишина. Историк Ги Гюильер обращал внимание на покров безмолвия, наброшенный в XIX веке на деревни провинции Ниверне — в их молчание вкраплялись лишь умиротворяющие звуки сельской жизни, которые указывали на то, что все идет своим чередом [95] . В эту эпоху повседневный труд был необходимым оттенком и деревенской звуковой палитре; вливаясь в окружающую тишину, он рассказывал о течении людских будней. Ночью, когда в права вступала темнота и на улицах не было видно ни души, звук который вторгался и тишину, также рассеивал страхи.

94

Фриасуа Рене де Шатобриан. Рене. Пер. с фр. Н. Чуйко.

95

Ги Тюильер. Исторический очерк повседневной жизни провинции Ниверне в XIX веке.

Виктор Гюго и поэтическом сборнике «Внутренние голоса» помещает своего лирического персонажа Олимпии в окружение молчаливых полей с их нетоптаными травами [96] . А в стихотворении из «Созерцаний», воспевающем красоту деревьев, герой беседует с ними, напоенными тишиной [97] .

Разумеется, и контексте нашей темы с просторы относятся к категории архетипов. Барбе д'Оревильи стремится передать глубину и неповторимость тишины Лессе. По ночам тишина накрывает нее вокруг, и если вдруг нападет бандит, безмолвие «поглотит любой крик, любой возглас, выпущенный в его просторы». Повествователь из романа «Заколдованная», проезжая в поздний час через поля вместе со своим спутником, размышляет: «В этих толщах тумана, в этом мраке меня больше всего поразило угрюмое безмолвие окрестностей. Необъятность и ширь пространства, которых мы в тот момент не могли разглядеть, ощущались именно благодаря тишине. Тяжеловесную, давящую на сердце и угнетавшую мысли тишину на всем протяжении нашего пути не нарушил ни единый звук. По выражению господина Тенбуа [его спутника], все это напоминало бы конец света, если бы изредка до нас не доносилось хлопанье крыльев цапли, разбуженной от сна нашим приближением» [98] . В «Женатом священнике» после похорон Каликсты «безмолвие разлилось в воздухе и окутало сельские просторы» [99] .

96

Виктор Гюго. К Олимпио (из сборники «Внутренние голоса»). Пер. с фр. В. Левика.

97

Виктор Гюго. К деревьям (из сборника «Созерцания»).

98

Жюль Барбе Д'Оревильи. Заколдованная.

99

Жюль Барбе д'Оревильи. Женатый священник.