История варварских государств

Таким был общественный строй лангобардов, когда они начали завоевывать Италию. Это было именно завоевание. Лангобарды даже не прикрывались императорским авторитетом, тем более что и противниками их были именно римляне, т. е. имперские власти и итало-римское население, находившееся под властью императора. Этот факт в значительной степени определял особенно разрушительный характер лангобардского вторжения. Лангобарды разрушали города, сжигали деревни, грабили и иногда даже уничтожали церкви и монастыри, и при этом от рук варваров гибли священники и монахи. Ни о каком сосуществовании с местным населением речи не было. Значительная часть его убивалась, порабощалась или просто сгонялась с земли, которую заселяли лангобарды и их союзники. Естественно, главной, хотя и не единственной, целью лангобардов были крупные владения италийских аристократов, дававшие возможность наибольшей выгоды. Только в правление Аутари намечается некоторый поворот в этой политике.

В период вторжения и оседания на территории бывшей Западной Римской империи у германцев обычно шел процесс усиления королевской власти. Но и в этом отношении проявилась оригинальность лангобардов. Она в огромной степени определялась тем обстоятельством, что ко времени вторжения в Италию они находились еще на стадии родового строя, хотя и на высшей его ступени. Король возглавил вторжение, но само вторжение и последующее оседание на землю осуществляли отдельные родовые группы, возглавляемые своими герцогами. Поэтому роль лангобардских герцогов после подчинения значительной части Италии, пожалуй, еще больше возросла. Формирование лангобардского государства происходило в ходе завоевания и в последующее время. Как уже говорилось выше, Альбоин ставил герцогов полновластными правителями завоеванных городов и, естественно, окружающих территорий. Эго могли быть и прежние герцоги, и новые, возвысившиеся в период завоевания. В первое время сам король являлся лишь носителем верховной власти и главнокомандующим лангобардским войском. Только при воцарении Аутари король получил свою материальную базу в виде половины владений и доходов герцогов [448] . Как строились материальные отношения между королем и герцогами в дальнейшем, неизвестно, но существование независимой королевской казны несомненно. Только король имел право чеканки монеты. Он обладал высшей военной, юридической и административной властью.

448

Герцоги, со своей стороны, стремились компенсировать эти потери за счет итало-римского населения.

Любое покушение на личность короля каралось смертью и конфискацией всего имущества виновника. Об особом положении короля говорит и то, что даже убийство, совершенное по королевскому приказу, не подлежало никакому наказанию. Но наряду с королем существовали совет и собрание, в котором, в принципе, могли участвовать все свободные лангобарды. При издании важнейших законов король советовался с первейшими судьями.

Принцип наследования королевской власти оставался прежним. Как правило, умершему королю наследовал его сын. Но официально короля все же избирали. Между реальным восхождением на трон и официальным избранием могло даже пройти некоторое время. Так произошло после смерти Аутари. Уже вскоре после его отравления, как об этом уже говорилось, королева Теуделинда избрала себе мужем и, соответственно, королем Агилульфа, но всеобщее собрание было созвано лишь в мае следующего года, и лишь после этого Агилульф официально был признан королем. И это не было только простой формальностью. В случае каких-либо чрезвычайных обстоятельств собрание играло уже реальную роль. За сравнительно недолгое время существования лангобардской монархии на королевском троне сменилось не менее шести знатных родов. Первым королевским родом были Гунгинги, которых сменили Летинги еще до вторжения в Италию и даже в Паннонию. При Летингах лангобарды вторглись в Италию, но уже первого короля на италийской почве Альбоина сменил Клеф, к Летингам не относившийся. Сама по себе частая смена королевских родов говорит о сохранении относительной слабости королевской власти, как и о том, что династический принцип окончательно у лангобардов не утвердился. Порой, чтобы закрепить трон за своим преемником, король назначал его соправителем. Так в 679 г, поступил Перктарит, сделав своим соправителем сына Кунигперта, а в 736 г. Лиутпранд, соправителем которого стал его племянник Гильдебранд.

В полном распоряжении короля находились королевские города Павия, Милан, Верона и, может быть, некоторые другие с их окрестностями. Павия (Тицин), которая ранее была одним из королевских городов остготов, стала столицей королевства. Здесь находились королевский двор и королевская казна, пышные церкви, одна из которых стала фактически главным собором королевства, дворцы придворной знати. Здесь король творил суд по наиболее важным делам. В столице собирались лангобардские войсковые собрания. В ряде мест находились крепости, которым также подчинялась округа, и там правили королевские гастальды. По-видимому, по всей подчиненной Италии были разбросаны владения, составлявшие королевский домен, во главе которых стояли королевские управляющие [449] . А вне этих королевских владений располагались герцогства, которых было довольно много (более тридцати). Они различались размерами, силой, богатством. Наиболее значительными были Фриуль в Северной Италии, Беневент в Южной и Сполето в Центральной. В пределах своих владений герцоги были столь же полновластны, как король в королевстве вообще и в своих владениях особенно. Особа герцога защищалась угрозой смерти покушавшегося, как и особа короля. Официально король мог вмешиваться в дела герцогов и даже смещать их и назначать других. Например, Агилульф после смерти беневентского герцога Зоттона назначил на его место выходца из Фриуля Арихиса. Реально взаимоотношения короля и герцогов определялись, однако, не правом короля, а конкретным соотношением сил, и часто сил для осуществления своего права у короля не было. Каждый герцог располагал собственной армией и часто воевал без всякого разрешения или хотя бы уведомления короля. Не редки были и мятежи герцогов против королевской власти. Так, несколько герцогов подняли мятеж против Агилульфа, но были им разбиты и казнены. Зато мятеж против сына Агилульфа Адалоальда и его матери Теуделинды был успешным. Адалоальд под предлогом его безумия был свергнут, и на лангобардский трон возведен Арноальд из рода Каупус Судя по тому, что даже лангобардский историк Павел Диакон, обладавший довольно значительной информацией о своем народе, пишет, что ему почти ничего неизвестно о деяниях этого короля. Арноальд был довольно бесцветной фигурой, что, может быть, и определило избрание его герцогами, как бы официально это избрание не было оформлено. Таким образом, в отличие, например, от вестготских герцогов, которые, скорее, были высокопоставленными королевскими чиновниками, их лангобардские «коллеги» являлись фактически маленькими (и не очень маленькими) государями в своих владениях. При смене династий именно из числа герцогов, как правило, избирался новый государь.

449

Полагают, что они могли называться ауктариями или акционариями. Однако вопрос этот сложный и до конца еще не решенный.

Знатность, определяемая в первую очередь происхождением, высоко ценилась в лангобардском обществе. Когда король Ротари, бывший первым королем из своего рода Ародус, издал свой эдикт, явившийся первым письменным документом лангобардского права, он в качестве преамбулы поместил сначала список всех лангобардских королей, начиная с мифического Агильмунда, а затем привел полную генеалогию своего собственного рода. Себя он, таким образом, поместил в общий исторический контекст преемственности королевской власти, а затем, включив в этот контекст список своих предков, доказывал этим свое знатное происхождение и тем самым право на престол.

Вторжение в Италию и последующие лангобардские завоевания привели к довольно быстрой социально-экономической (явно и социально-политической) дифференциации. Сравнение археологического материала (особенно погребального инвентаря) середины VI в. (до итальянского похода) и рубежа VI–VII вв. показывает, что в первом случае мы имеем дело с относительно эгалитарным обществом, в котором люди различались больше по полу и возрасту, чем по их социальному положению [450] . Во втором же случае перед нами предстает общество, уже относительно глубоко стратифицированное, в котором положение человека определяется его рангом, его знатностью, его богатством. Могилы лангобардских аристократов отличаются теперь пышностью и обилием золотых украшений. И произошло такое радикальное изменение всего лишь в течение одного-двух поколений.

450

Это не исключает существования аристократии, но показывает, что аристократы по своим жизненным условиям и. по-видимому. по своему менталитету мало отличались от основной массы соплеменников.

Официально в лангобардском обществе выделялись четыре категории людей: свободные, полусвободные вольноотпущенники, альдии и рабы. Хотя в процессе социально-экономической и политической эволюции, проходившей уже на италийской почве, лангобардское общество реально изменилось, деление внутри его проходило по старой родоплеменной схеме, с какой лангобарды и пришли в Италию.

Как уже говорилось, у лангобардов знать выделилась еще до их вторжения в Италию. Знатность (nobilitas) и благородство (generositas) продолжали высоко цениться и после оседания на Апеннинском полуострове. В то же время за некоторыми исключениями (как убийство женщины или плода в ее чреве) никаким особым вергельдом знать среди остальных свободных не выделяется. В этом, по-видимому, надо видеть наследство старых родоплеменных представлений. Основную массу рядового свободного населения составляли ариманны. Само это слово означало «воины» и в латинских текстах переводилось как exercitales. Каждое село (vicus), в котором они жили, представляло общину, состоявшую из отдельных дворов, в которых обитали кровные родственники. Родство считалось до седьмого колена, и каждый сородич в зависимости от степени родства имел право на часть имущества сородичей (до одной трети), но зато и обязанность отвечать за сородича. Общинники собирались на свое собрание, на котором решали все свои дела. Постепенно в рамках общины начала утверждаться собственность конкретного двора на участки земли, сначала угодий, особенно виноградников, а затем и пашни. Собственники уже могли продавать свою землю. Результатом стало все увеличивающееся расслоение общины [451] . Многие разоряются и теряют землю, но при этом не теряют свободу. Получить снова землю можно было двумя путями. Одним из них был дар имущего неимущему. Взамен такого ценного дара получивший землю делал чисто символический ответный подарок — launegild. Это мог быть плащ, кольцо или перчатка. Этим подчеркивалось нерушимость самого дара и официальное равенство сторон. Едва ли, конечно, можно говорить о реальном равенстве, хотя само существование такого обычая говорит о сохранении воспоминаний о прежнем равном положении соплеменников. Более распространенным был, видимо, другой путь. Нуждавшиеся в земле могли арендовать ее, заключая письменный договор. Такие люди назывались либеллариями (от libellus — удостоверение, свидетельство, записка), и ими могли быть только свободные. Соответствующий контракт составлялся на определенных условиях, так что такие арендованные земли начали приобретать условный характер. Патронами могли быть и герцоги, и частные лица. Два вида патроната различались. Патронат герцога назывался германским словом gasidium (gasidium ducis), в то время как для патроната частных лиц использовался латинский термин obsequium (privatorum hominum obsequium). Это различие ясно показывает, что первый являлся наследством старых отношений, предшествовавших вторжению в Италии, а второй отвечал уже новым условиям, возникшим после поселения лангобардов на Апеннинском полуострове. Что же касается свободных людей, не попавших под покровительство ни герцогов, ни частных лиц, то они считались стоявшими под покровительством (патронатом) короля, который был обязан всячески о них заботиться. Этот патронат не делал их зависимыми.

451

Несмотря на сравнительную слабость археологического исследования Италии лангобардского времени, рост имущественной дифференциации хорошо заметен, начиная с VII в.

Зависимыми людьми были альдии, а собственностью своего господина — рабы. Лангобарды принципиально различали эти две категории. Над рабами стоял господин, над альдиями — патрон. Вергельд альдия составлял 60 солидов, а раба даже высшей категории — 50. За изнасилование альдии насильник должен был заплатить 40 солидов, а рабыни — 20. Как ариманны были воинами короля, так альдии могли являться воинами герцога. Альдии могли иметь землю и даже собственных рабов, но продавать и землю, и рабов, как и отпускать рабов на свободу альдии могли только с согласия своего патрона. И альдии, и рабы имелись у лангобардов еще до их появления в Италии [452] . Завоевание Италии привело к резкому увеличению числа таких людей. Очень многие итало-римляне стали рабами во время самого завоевания и последующих войн лангобардов с византийцами. После захвата владений местных магнатов лангобардами сидевшие на этой земле колоны, как правило, превращались в альдиев. Рабы же так и оставались рабами. Альдиями могли становиться и бывшие собственники земли, лишенные ее лангобардскими завоевателями. Альдии вели свое хозяйство, но отдавали патрону часть плодов своего труда, получая за это всяческое покровительство; в частности, они практически освобождались от ответственности за тот или иной проступок, ибо отвечал за все их действия патрон. Они могли иметь семью, но вступать в брак могли только с разрешения патрона. Второй стороной в браке мог быть даже свободный человек, и брак с альдием или альдийкой не лишал такого человека свободы, но опека над такой женой альдия осуществлял не он сам. а его патрон. Рабы тоже уже могли иметь семьи, но браки заключались только в самой рабской среде. Женитьба раба на свободной женщине каралась смертной казнью.

452

Впрочем, вопрос об альдиях спорен. Некоторые исследователи полагают, что альдиями являлись итало-римляне. оказавшиеся в таком полусвободном состоянии в результате лангобардского завоевания. Однако наличие альдиев у баваров. не имевших никакого отношения к завоеванию лангобардами Италии, говорит, скорее, что эта категория зависимого населения имелась у германцев, в том числе лангобардов, до их появления на Апеннинском полуострове.

И альдии, и рабы не были сплошной массой. Их положение в обществе во многом определялось положением их хозяина или патрона. Самое высокое положение занимали, естественно, альдии и рабы короля. По поручению короля они могли занимать те или иные посты в государстве, иногда даже весьма высокие. Королевский раб мог даже рассматриваться как exercitalis и иметь соответствующие привилегии. Альдии и рабы других лиц находились на более низкой социальной ступени. Среди рабов выделялись две группы: министериалы, обслуживавшие своего господина и живущие в его доме, чей вергельд поднимался до 50 солидов, и сельские рабы с вергельдом в 16 солидов. Среди сельских рабов выделяются массарии и пастухи, чей вергельд составлял 20 солидов. Массарии могли иметь свое имущество (peculium), и, по-видимому, в отличие от обычных сельских рабов они вели собственное хозяйство, отдавая господину только часть своего дохода.

Если альдии или рабы получали свободу, то чаще всего они становились полусвободными (fulfree), практически остававшимися под патронатом. Последнее выражалось, в частности, в том, что такой человек, имея в собственности дом, не имел права быть собственником земли, которую он лишь арендовал у своего патрона. Освобождение поднимало таких людей на более высокую социальную и юридическую ступень, но практически они оставались под властью патронов, что последним было очень выгодно, т. к. оставляло им возможность эксплуатировать труд таких полусвободных людей, не накладывая при этом обязанности их кормить, одевать, отвечать за их поступки и т. д. Но порой в результате особой процедуры освобождаемый становился haamund. т. е. полностью свободным. В эту категорию люди могли входить как через пребывание в разряде fulfree. так и непосредственно из числа альдиев и даже иногда рабов. Существовала и третья категория вольноотпущенников, занимавшая среднее положение между fulfree и haamund, чья правовая свобода была урезана.

В какой-то степени на положении полусвободных мужчин находились свободные лангобардские женщины. Официально женщина обязана была жить под властью (или опекой, mundium) отца или мужа, а вдова — возвращаться под опеку прежних родственников. В случае отсутствия у женщины родственников опеку над ней осуществлял король. Четко утверждалось, что без всякой опеки женщина жить не может. Она не может распоряжаться своим имуществом. Только позже, уже в VIII в., женщинам было предоставлена возможность завещать свое имущество Церкви, но бенефициариями этого шага были не женщины, а церкви и монастыри. Официально женщина до самого конца существования Лангобардского королевства рассматривалась как существо «второго сорта».