История варварских государств
Шрифт:
Реальность порой расходилась с этой официальной нормой. Роль женщины в лангобардском обществе, по крайней мере в среде знати, была довольно велика, начиная с мифической Гамбары. Недаром Павел Диакон в своей истории, а фактически хронике лангобардов, наряду не только с королями, но и с герцогами почти всегда называет их супруг. Некоторые женщины играли в истории лангобардской Италии довольно значительную роль. Таковой была королева Теуделинда. Она была дочерью баварского короля Гарибальда и женой Аутари и приобрела довольно значительный авторитет среди лангобардов, и после смерти короля лангобарды оставили за ней королевское достоинство. Именно она. хотя и под определенным давлением лангобардской знати, предложила свою руку и трон герцогу Агилульфу, а не наоборот, как это обычно бывало, стала законной добычей нового короля. Трудно сказать, какова была роль Теуделинды в царствование Аутари, но при Агилульфе эта роль резко возросла. Она была католичкой (в отличие от обоих мужей), и к ней обращался с письмами и посылал ей свои сочинения папа Григорий, который надеялся с ее помощью примирить повелителей-ариан с подчиненными католиками. Под ее влиянием Аутари и, особенно, Агилульф изменили свое отношение к католической Церкви, и в том числе была восстановлена власть епископов. Не исключено, что принятие Аутари имени Флавий, что демонстрировало все же некоторый намек на принятие римских традиций, было сделано не без влияния его жены. Создается впечатление, что в то время как Агилульф занимался войной и дипломатией, Теуделинда вершила внутреннюю политику. А после смерти Агилульфа Теуделинда официально стала опекуншей и соправительницей своего еще малолетнего сына Адульвальда. Правда,
Долгое время взаимоотношения в лангобардском обществе определялись только обычаями. По мере развития лангобардского общества и усиления неминуемых контактов с местным населением наиболее архаичные обычаи изменялись. Например, стали использоваться письменные документы при решении вопроса о наследстве. Но сами условия устного бытования правовых норм способствовали и сохранению ряда уже отживших положений, и их нарушению со стороны знати. Поэтому кодификация стала необходимой. Собственное писаное лангобардское право появляется в VII в. во времена правления Ротари, пришедшего к власти в 636 г. Раньше никаких писаных законов у лангобардов не существовало. Действующие нормы обычного права были приведены в порядок судьями и обнародованы в виде эдикта 22 ноября 643 г. В эдикте не только нет никаких ссылок на римские законы, но и в самих статьях эдикта почти не прослеживается влияния римского права [453] . Эдикт Ротари явился кодификацией исключительно лангобардского права, ранее существовавшего в виде различных обычаев, и это специально подчеркивается в тексте эдикта [454] . Естественно, он отразил и те изменения, которые произошли в лангобардском обществе после завоевания Италии. Недаром эдикту предшествует исторический пролог, в котором перечисляются все предшествующие лангобардские короли и предки самого Ротари. Это фактически краткое изложение предшествующей истории лангобардов должно было обосновать право завоевателей обладать Италией и свое право на престол [455] . Если в составлении вестготских законов участвовали римские юристы, то творцами эдикта Ротари были сами лангобарды, хотя участие некоторых нотариев, происходивших из итало-римской среды, не исключено. Эти нотарии, вероятно, привнесли в тексты законов формулы из римского права, хотя содержание этих формул соответствовало больше лангобардским принципам, чем римским [456] . Но все же главой их являлся лангобард Ансоальд, который и записал эдикт Ротари. Это говорит, с одной стороны, уже о появлении у осевших в Италии германцев собственных юристов, а с другой, о принципиальном игнорировании правового состояния местного населения, которое продолжало жить по имперским правовым нормам, как и юридического опыта Рима вообще.
453
В тексте эдикт а лишь однажды упомянута римская рабыня (ancilla Romana), но ученые до сих пор спорят, идет ли речь о рабыне римского происхождения, принадлежавшей лангобарду, или о рабыне римлянина.
454
Эти обычаи в эдикте названы законами (leges Langobardorum), но тут же сказано, что ранее они не были записаны (scripta non erant) и собраны по памяти старых людей.
455
Некоторые историки права полагают, что этот пролог был предназначен не лангобардам, а итало-римлянам. чтобы они знали хотя бы кратко историю завоевателей, и это, по мнению сторонников этой точки зрения, доказывает, что действия эдикта Ротари распространялось на все население Италии. Учитывая общую историческую ситуацию, такую точку зрения трудно принять. Также упоминание в одной из статей эдикта waregang. т. е. чужеземцев, которые должны жить по лангобардским законам, относится не к романскому населению Италии, а к тем, кто прибыл в Италию уже после завоевания страны лангобардами.
456
Нормы, формально заимствованные из римского права, выделяются использованием таких глаголов, как iubimus (мы приказываем) или decernimus (мы постанавливаем) и т. п… в то время как нормы, никакого отношения к римскому праву не имевшие, начинаются с формулы si quis (если кто…).
Само появление эдикта Ротари было вызвано политической ситуацией. Сам Ротари принадлежал к герцогскому роду Ародус, правившему, вероятнее всего, Брешией, и не был связан никакими родственными узами со своим предшественником Ариовальдом. После смерти этого короля, не оставившего сыновей, его вдова Гундоберга предложила трон Ротари при условии его развода с прежней женой и женитьбы на ней. Ротари согласился, но после принятия власти отказался сохранять за Гундобергой ее положение королевы и фактически заключил ее под домашний арест внутри дворца. Эта смена династии и поведение нового короля вызвало, по-видимому, политический кризис, который Ротари и стремился преодолеть изданием эдикта, долженствующего объединить вокруг персоны короля лангобардское общество. Чтобы увеличить свой престиж, Ротари решил возобновить войну с Империей, и его первой целью должна была стать Лигурия. Эта область в Северной Италии на побережье Средиземного моря все еще оставалась под властью императора и могла стать удобным плацдармом для византийского наступления непосредственно на Павию. Ее захват должен был обезопасить сердцевину королевства от византийской опасности. Однако для столь серьезного предприятия необходимо было восстановить единство лангобардов, вероятно, нарушенное ситуацией, связанной с приходом к власти Ротари и фактическим арестом вдовствующей королевы. Хотя этот свод законов был оформлен в виде королевского эдикта и издан от имени короля, ссылающегося на волю небес, в нем подчеркивается согласие на него «первейших судей», т. е. лангобардских аристократов, а сам он был утвержден лангобардским народным собранием по старинному обычаю gairethinx. Эдикт, таким образом, оказывался волеизъявлением всего народа лангобардов, объединившегося вокруг своего короля, что полностью соответствовало племенным традициям.
Такое подчеркнутое следование лангобардским традициям было вызвано в первую очередь трезвым учетом со стороны Ротари политической ситуации. Однако оно отвечало и реалиям политической системы Лангобардского королевства. Лангобарды так и не завершили завоевание Апеннинского полуострова, его значительная часть оставалась под властью императора. Это создавало постоянную военно-политическую нестабильность. Обе силы — лангобарды и Империя — стремились вытеснить друг друга из Италии, но сделать это были не в состоянии. Такая нестабильность заставляла лангобардских королей в большей степени учитывать интересы и знати, и рядовых воинов. Сам процесс завоевания проходил в виде действий отдельных корпусов, возглавляемых герцогами. Все эти корпуса и их главы, разумеется, признавали верховную власть и общее командование короля, но вполне могли действовать и самостоятельно. В ходе завоевания, как уже говорилось, создавалась новая территориальная структура Италии, основанная на герцогствах. Здесь оседали воины, образовывавшие так называемые fara [457] . Воины, осевшие на определенной территории, чувствовали себя больше связанными с герцогами, чем с королем. Fara становились территориальными подразделениями герцогств. Это определяло значительную роль как герцогов и других властей, которые в целом определяются в эдикте Ротари как судьи (iudices), так и рядовых воинов. К середине VII в. в Лангобардском королевстве в отличие от других варварских королевств еще не произошло сведение роли рядовых воинов и, соответственно, народного собрания к военным смотрам
или чистой формальности. Поэтому Ротари и обратился к авторитету gairethinx для ратификации своего эдикта.457
Долгое время Гага считались родовыми группами, осевшими на землю и образовавшими общины. Более позднее исследование, однако, показало, что речь идет не о родовых, а о военных единицах, хотя не исключено, что ядром каждой такой единицы мог быть определенный род. Впрочем, вопрос о сущности fara еще далек от окончательного решения.
Целью Ротари было, как уже говорилось, сплочение народа вокруг персоны короля. Поэтому неудивительно, что красной нитью через весь обширный эдикт проходит мысль о верховенстве короля в лангобардском государстве. Король стоит над всей массой его подданных. Ему принадлежит высшая власть во всех сферах жизни. Он сам в случае необходимости решает, предать ли человека смертной казни или наложить на него штраф. Король не отвечает ни перед кем, кроме Бога, поскольку сердце короля находится в Его руках. Вокруг него группируются гастальды и скульдахии, преданные исключительно королю, и в социально-политической иерархии государства они стоят на одном уровне с герцогами. Покушение не только на самого короля, но и на всех лиц из его окружения, даже на королевских рабов, является государственным преступлением и карается смертью. Человек же, совершивший убийство по королевскому приказу, не несет за это никакой ответственности. Мятеж против короля или бегство из-под его власти караются смертной казнью. Эдикт всячески охраняет материальные интересы короля. В пользу короля уплачивается половина налагаемых на преступников штрафов. В случае нанесения ущерба королю штраф взимается в двойном размере. К королю переходит выморочное имущество. За особо значительное преступление, совершенное рабом, огромный штраф в 900 солидов выплачивает его господин, а за такое же преступление королевского раба самого карают смертью, но король, т. е. его господин, никакой материальной ответственности не несет.
Одновременно с подчеркиванием фактического всевластия короля эдикт пытается ограничить власть герцогов. Герцог выступает в первую очередь как военный предводитель, которому обязаны беспрекословно подчиняться его воины. Из этого вытекает его юридическая власть (iustitia) и покровительство воину. Однако эти сферы его деятельности ограничены возможным вмешательством королевского гастальда, который должен, со своей стороны, защитить воина от герцогского произвола, и действиями местного судьи. Да и в военной сфере наряду с герцогом появляется командующий, поставленный королем.
В соответствии с изменившимися после оседания в Италии условиями эдикт стремился заменить кровную месть выплатой вергельда, а «божий суд» — королевской юстицией, основанной на определенном законе [458] . Специально подчеркивалось, что эти законы должны заменить старую частную месть (faida). Правда, полностью новый юридический порядок установить королю не удалось. Даже в самом эдикте иногда предусматривается судебный поединок. Да и в более позднее время известны случаи и кровной мести, и судебных поединков.
458
В последнем можно, вероятно, увидеть влияние римского права.
Политический расчет Ротари полностью оправдался. Получив поддержку всего лангбардского общества, он сумел одержать ряд побед над византийцами. Была захвачена Лигурия, и этим ликвидирован опасный для лангобардов плацдарм Империи вблизи столицы. Победы были одержаны и в Венеции. Деятельность Ротари стала важным этапом в истории Лангобардского королевства. Подчиняя приморские города, лангобарды широко выходили как к Лигурийскому, так и к Адриатическому морю, что создавало условия для внедрения Лангобардского королевства в экономическую ткань Средиземноморья. До этого лангобарды даже и не пытались выйти к морю, будучи явно совершенно незаинтересованными в морских связях. Активность Ротари показала, что в лангобардском обществе произошли некоторые изменения, и обладание приморскими городам было теперь признано ими весьма полезным. Недаром в VII в. появляются первые сведения о лангобардских купцах, торгующих, в частности, во Франкском королевстве. С Ротари связано первое лангобардское законодательство, заложившее юридические основы королевства. И его законодательство, и его победы укрепили власть Ротари, и он смог спокойно передать трон своему сыну Родуальду. Однако это не означало укрепления монархии как института. И реальную власть герцогов Ротари радикально ограничить не смог. Ярким свидетельством всему этому стало убийство Родуальда и приход к власти племянника Теуделинды Ариперта.
После смерти Ариперта в 661 г. власть оказалась в руках его сыновей Годеперта и Перктарита, которые очень быстро рассорились между собой. Королевство фактически распалось, и этим решили воспользоваться герцоги. Годеперт пытался привлечь к борьбе беневентского герцога Гримоальда. обещая за помощь отдать ему в жены свою сестру. Но герцог Гарипальд, посланный королем в Беневент, предложил Гримоальду самому взять власть, и тот, оставив герцогство своему сыну Ромуальду, сам выступил с довольно сильной армией против короля. Не имея сил сопротивляться, Годеперт был вынужден отдать трон Гримоальду. В скором времени он был убит, а Перктарит, чьей резиденцией был Милан, бежал сначала к аварам, а затем к франкам. Однако если герцоги, в том числе Гарипальд, надеялись в результате этого переворота увеличить свою власть, то они ошиблись. Гримоальд оказался довольно сильной личностью и энергичным королем. Его главной целью стало укрепление собственного положения. И он не стеснялся никаких способов для достижения этой цели. Он казнил Гарипальда, который был инициатором его выступления, и активно повел борьбу с другими герцогами, претендовавшими на усиление своих позиций. Так, не имея сил бороться с фриульским герцогом Лупом, король без колебаний направил на Фриуль аваров, в борьбе с которым Луп погиб.
Правда, затем уже самому Гримоальду пришлось воевать с аварами, чтобы заставить их покинуть Фриуль. Но зато он сделал герцогом этой области своего ставленника Вехтари, не связанного с фамилией, ранее правившей Фриулем. Упорно боролся Гримоальд с византийцами, когда сам император Константин III (Констант), возглавив войско, попытался было восстановить власть Империи в Южной Италии. Он явно надеялся на то, что раздоры среди лангобардов не дадут тем возможности эффективно сопротивляться имперским войскам. Однако ко времени высадки армии императора в Италии положение изменилось, и Гримоальд твердо взял власть в свои руки. Во главе войска он двинулся против Константина и заставил императора вообще покинуть Италию и уйти на Сицилию. Это привело к изменению и отношений лангбардского короля с южными герцогами. Герцогом Беневента уже был сын Гримоальда Ромуальд. Своим походом на юг Гримоальд воспользовался, чтобы поставить герцогом Сполето своего ставленника, бывшего ранее графом Капуи Транзамунда, за которого он выдал свою дочь. В результате самые большие и сильные южные полусамостоятельные герцогства были реально подчинены королевской власти. В постоянной борьбе между королями и герцогами во времена Гримоальда перевес оказался на стороне короля. Укрепление королевской власти позволило Гримоальду сделать новый шаг в развитии лангобардского законодательства. Он добавил девять новых статей к эдикту Ротари, что было вызвано необходимостью приспособить право к изменяющимся условиям. Так, была установлена давность в 30 лет для гарантии собственности. По-видимому, раньше раб мог через те же 30 лет освободиться путем поединка или с помощью «незаконного покровительства». Теперь законы Гримоальда это решительно пресекали. Разложение, по-видимому, проникло в лангобардскую семью, и король выступил на защиту целостности семьи.
Вся история Гримоальда и его правления являются ярким примером взаимоотношений королевской власти и герцогов. Борьба между этими двумя политическими институтами проходит почти через всю историю Лангобардского королевства. В борьбе против герцогов короли опирались на собственных слуг — гастальдов. Из их числа начала формироваться новая знать, противопоставленная старой родовой, представленной в первую очередь герцогами, опирающимися на нормы родового строя. Новая же знать целиком зависела от короля. Появление этой знати, естественно, усиливало королевскую власть. Но все же такое усиление не было столь значительным, чтобы вовсе оттеснить герцогов. Баланс во взаимоотношениях этих двух политических институтов — монархии и герцогства — постоянно колебался в зависимости от конкретных обстоятельств.