История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

В документах, подготовленных канцелярией Лайоша, часто указывалось, что решение было принято после консультации с прелатами и баронами, то есть на заседании Королевского совета. Бароны /120/ же составляли лишь ядро, малую часть придворной аристократии, которая теперь (в отличие от не имевших постоянного состава свит королей из династии Арпадов) представляла собой тщательно подобранное и вышколенное ближайшее окружение государя. При отсутствии настоящего бюрократического государственного аппарата оно, собственно говоря, и было призвано исполнять его функции. Играя роль телохранителей короля в мирное время и составляя костяк его гвардии и командования армии во время войны, рыцари, оруженосцы и пажи, т. н. aula regia, [7] фактически руководили страной, рассылая приказы Королевского совета в комитаты и провинции, производя расследования спорных ситуаций от имени короля, составляя иностранные посольства и т. п. Образ жизни, манеры и взгляды, которые эти вельможи приобретали при дворе, обеспечивали гибкость их мышления, приучали к конформизму и умению пользоваться предоставлявшимися благоприятными возможностями, что превращало их в «инопланетян» в глазах многих тысяч домочадцев дворянских семейств, поглощенных делами своего хозяйства и интересами своего комитата. Самыми яркими публичными событиями в их однообразной жизни становились заседания местного суда, и в душе они презирали придворных «ренегатов», забывших – в погоне за личной карьерой в услужении у монарха – о своей родне по патриархальному клану и о нравственных ценностях, связанных с понятием «дворянская свобода».

7

Королевская аудитория (лат.).

Таким образом, не успело господствующее сословие сложиться в более или менее однородный класс с единым юридическим статусом, как в нем самом начались трения и появились первые трещины. По западным меркам, господствующий класс Венгрии был слишком многочисленным (3–5 % всего населения). Он сложился из конгломерата, в который входили потомки ишпанов периода династии Арпадов, королевские сервиенты, воины замковых гарнизонов, а также различные группы подданных, имевших освобождение от повинностей и наделенных местными привилегиями. Дворянский статус и земельная собственность являлись взаимодополняющими факторами. Иными словами, такие явления, как раздача сеньорами ленных владений своим вассалам на срок их службы или странствующий рыцарь, безземельный дворянин, в Венгрии (как, впрочем, и в Польше) были неизвестны. С другой стороны, положение венгерского дворянства как замкнутой касты, интересы и ста- /121/ тус которой защищались специальными привилегиями, ничем не отличалось от положения дворянства в любом государстве Западной Европы. В данном отношении законы 1351 г., которые были приняты единственным государственным собранием при Лайоше Великом (в тот критический момент, когда военные неудачи в Неаполе совпали с эпидемией чумы), приобрели прямо-таки символическое значение. В них подчеркивалось, что всякий «истинно» благородный дворянин, проживающий в стране, должен пользоваться равной степенью свободы. Таким образом, содержание Золотой буллы было вновь, в целом, подтверждено, не считая частностей, связанных с правом наследования. Свободное распоряжение завещателя своим имуществом было заменено законодательно установленным порядком наследования земельной собственности без права отчуждения (системой aviticitas). Земельные владения дворянина рассматривались как собственность семьи, передаваемая наследникам по мужской линии. Эта система действовала вплоть до 1848 г. Неотчуждаемость дворянской земельной собственности защищала мелкое дворянство от попыток урезать или делить его имения, служа в то же самое время интересам короны: король оставался номинальным собственником этих владений, и в случае, если мужская линия владельцев имений прерывалась, земельная собственность возвращалась королю.

Этим же государственным собранием были приняты законы, завершившие процесс превращения крестьянства в единую, более или менее однородную массу подданных. Причем разница в положении крестьянства в Венгрии и в Западной Европе была значительно меньше, чем в положении там и там дворянства. То разнообразие условий, в которых существовало крестьянство в период правления Арпадов, к началу XIV в. оказалось в прошлом. К этому времени подавляющее большинство венгерских крестьян осталось без земли, т. е. было исключительно «неблагородными слугами» (jobbágy), обладавшими личной свободой, но обязанными платить помещикам – деньгами и натурой – за аренду тех наделов, которые им выделялись и на которых они работали в качестве самостоятельных земледельцев. Надел, участок (лат. sessio) был основной единицей в средневековой аграрной экономике. Он состоял из приусадебного участка, или двора (лат. porta – дверь, ворота), также ставшего одним из обозначений единицы измерения для средневекового хозяйствования и налогообложения, и дальнего надела, доли – части пахотной земли, расположенной за деревней. В зависимости от района сред- /122/ ние размеры надела были в пределах 30–40 акров, однако «полные наделы» вскоре стали превращаться в условные единицы, фигурирующие лишь в юридической теории. Деление наделов на половинки, четвертушки и восьмушки началось в XIV в., и к началу XV в. уже существовало значительное число поселенцев (венг. zsellér), вообще не имевших надела, а подчас и дома. Подобно дворянству, крестьянское сословие Венгрии также начало расслаиваться по своему имущественному положению, хотя общественно-правовой статус крестьян стал более единообразным. Какой бы надел крестьянин ни обрабатывал, он получал его и передавал по наследству, обладая единственным драгоценным даром личной свободы – правом на свободное перемещение. Одновременно законы 1351 г. отдавали крестьян под юрисдикцию помещика (венг. úriszék – хозяйская скамья) в том случае, если он был наделен данной прерогативой, и число таковых со временем стало неуклонно расти. Что касается повинностей, то следует подчеркнуть, что барщина – трудовая повинность (corvée), одна из наиболее несомненных примет личной зависимости – в этот период становится минимальной. Зато растут подати и оброки как в королевскую казну, так и в закрома помещика. Это показатель роста экономических возможностей крестьянского хозяйства, несмотря на сравнительно примитивную агротехнику и на неэкономичность системы двупольного, а то и трехпольного севооборота. Помимо церковной десятины, крестьянин должен был выплачивать «доход казны» – стандартную подать, ежегодно налагаемую на каждый крестьянский двор по указу Карла Роберта 1336 г. Кроме того, иногда короной назначался нерегулярный «военный налог» в один форинт в год. Помещик должен был получать ренту деньгами и «подарки» в виде произведенных продуктов. В законах 1351 г. была предпринята не слишком удачная попытка привести натуральный оброк к какому-то общему знаменателю путем превращения девятины (венг. kilenced, т. е. девятой части от оставшегося после выплаты десятины) – оброка, которым облагались виноделы, – в обязательную подать для всех крестьян. Этой мерой хотели защитить мелкопоместных дворян, чьих крестьян часто переманивали в имения магнатов, предлагавших им более благоприятные условия, особенно в первые годы после «черной смерти», когда возросла стоимость рабочей силы. Несмотря на то, что крестьянские подати королю, помещику и церкви имели тенденцию увеличиваться, исторические свидетельства убеждают в том, что в XIV и XV вв. внутренний рынок продукции сельского хозяйства был на подъеме. Это значит, что бога- /123/ тевшие земледельцы увеличивали производство, превращая излишки продукции в товарную массу.

Экономическое процветание и общественно-политическая стабильность, достигнутые при Карле Роберте и сохранявшиеся, несмотря на частые военные кампании, при Лайоше Великом, не могли не оказать влияния на развитие культуры, науки и искусства. Городской, церковный и придворный быт, идеалы и взгляды, события и установления, равно как и памятники духовной и материальной культуры Венгрии XIV в., были вполне привычны и понятны западным европейцам того времени. Однако под знакомым им поверхностным слоем угадывались очертания какой-то иной сущности, иные закономерности, наделявшие столь странной своеобычностью всю картину в целом.

В искусстве – архитектуре, скульптуре, живописи – господствовала готика. К такому выводу можно прийти на основании того немногого, что сохранилось с тех времен, и того, что не смогло пережить двух разрушительных столетий османского ига. Это дома городских патрициев и дворцы феодальных магнатов в Буде и Шопроне, отличавшиеся строгой функциональностью; приходские церкви, строившиеся на деньги богатых городских коммун, например, храм Девы Марии, созданный для немецких бюргеров Буды; городские церкви в Кошице, в Клаузенбурге и Брашове. Все эти здания в готическом стиле построены по типу образцов, разработанных архитекторами монашеских орденов, как традиционных, так и нищенствующих. Последние в Венгрии появились очень рано. Доминиканцы, в частности, успели основать здесь 25 монастырей, пока не вызвали гнева короля Белы IV, посмев оказать помощь и предоставить убежище его дочери Маргит (Маргарите). Они спрятали ее в женском монастыре на Кроличьем острове (ныне остров Маргит между Будой и Пештом), когда она пошла против воли отца, не захотев вступить в брак, имевший важное значение с политической точки зрения. Несмотря на это, гораздо позднее, в 1304 г., доминиканцы основали в Буде – самом важном их центре – теологическую школу. Однако восстановить свое былое влияние они не сумели и в XIV в. окончательно уступили пальму первенства францисканцам, которые, пользуясь покровительством аристократии, создали в Венгрии свыше ста своих учреждений – со времени основания венгерского отделения ордена Св. Франциска в 1238 г. и вплоть до конца Средних веков. В XIV в. в Венгрии появился монашеский орден Св. Павла. Это был орден местного происхождения, вполне традицион- /124/ ный по организации. Назван он был в честь отшельника св. Павла и одобрен папским легатом в 1308 г. В течение двух последующих веков павликиане построили около сотни монастырей, уступая разве что ордену Св. Франциска. В церковной архитектуре того времени преобладало французское и немецкое влияние, тогда как светская архитектура его почти не испытывала. Главная деталь рукотворного пейзажа тогдашней Венгрии – новые замки, такие, как крепости-дворцы в Диошдьёре и Зойоме (Зволене). Они, скорее всего, воспроизводили итальянские образцы, но при этом являлись шедеврами самого высокого европейского уровня.

Если не считать прекрасных деревянных скульптур и резьбы из северных областей (Сепеш), в которых прослеживается немецкое влияние и влияние богемской и польской школ, венгерская скульптура, живопись и книжная графика в основном развивались в русле традиций итальянского искусства. Руины колодца в королевском дворце Анжуйской династии в Вишеграде, а также барельефы в капелле Секешфехервара, где похоронен Лайош Великий, являются памятниками архитектуры того времени. Скульптурные портреты, а также фигура человека в полный рост, найденные при раскопках в Буде и ранее датировавшиеся XIV в., теперь принято относить ко времени правления короля Жигмонда (Сигизмунда). Хотя бронзовые статуи св. Иштвана, св. Имре и св. Ласло, вылитые знаменитыми братьями Мартином и Дьёрдем Коложвари (1360–90-е гг.), были утрачены, ими же созданная скульптурная группа св. Георгия с драконом (1373, сейчас находится в Праге) доказывает, что даже в провинциальной, окраинной Трансильвании творили мастера европейского масштаба. То же самое можно сказать о

королевских художественных и ювелирных мастерских, великолепные работы которых украсили часовню для пилигримов, построенную Лайошем Великим в Ахене, или о фресках в Эстергоме, Надьвараде (Орадя Маре) или Загребе. Великолепные книжные миниатюры говорят о расцвете не только декоративного искусства, но и письменности. Сборник, получивший известность под названием «Венгерско-анжуйский легендарий» (ок. 1330), по всей видимости, был проиллюстрирован художниками из Болоньи, тогда как другие известные рукописи, украшенные миниатюрами, например, богато орнаментированная Библия (принадлежала Деметеру Некчеи, главному казначею при дворе Карла Роберта) или «Иллюстрированная хроника» (ок. 1360), являются шедеврами венгерской книжной графики. /125/

Несмотря на господство церковно-религиозного начала в венгерской культуре, в XIV в. появляются ростки светской образованности и искусства. Большинство служащих и чиновников королевского двора, разумеется, были священнослужителями, выпускниками итальянских университетов, однако часть чиновников канцелярии набиралась из грамотных мирян (венг. deák), обладавших юридическими познаниями и обучавшихся в школах Венгрии. Как раз в это время по Центральной Европе волной прокатилась мода на создание собственных, национальных университетов, достигшая Венгрии после Праги (1348), Кракова (1364) и Вены (1365). Венгерский университет был основан в 1367 г. Лайошем Великим в Пече. Поскольку римский папа отказался дать санкцию на открытие богословского факультета, изучали там в основном искусство, право и, возможно, медицину. Его основной задачей, как представляется, являлась подготовка грамотных юристов для королевского двора, но, предположительно, в 1390-х гг. университет прекратил свое существование.

Два типичных для средневековой светской письменности жанра – рыцарская поэзия и исторические предания – появились и в Венгрии, но в весьма интересном и довольно противоречивом варианте. Атрибуты рыцарской жизни (ношение доспехов, геральдика, турниры) прижились и при дворе венгерских королей, особенно во времена Лайоша. С этим же был связан и культ св. Ласло, которого считали предшественником Лайоша в образе «короля-рыцаря». Венгерский перевод рыцарского романа об Александре, сделанный в XII в., при Лайоше был трансформирован – главный его герой приобрел черты несомненного сходства с королем Венгрии. В традициях рыцарского романа было создано и жизнеописание самого Лайоша Великого. Его автор Янош Кюкюллеи не пожалел эпитетов, изображая рыцарский характер, христианские и воинские добродетели, а также подвиги и деяния государя. Помимо этих произведений, от Анжуйской династии до нас дошла только одна «рыцарская легенда», имеющая историко-художественное значение, – сказание о Миклоше Толди. Реальный Толди был наемником и служил в Италии. В легенде он фигурирует как рыцарь Лайоша – честный, бесхитростный воин, сумевший расстроить козни и интриги своего брата-придворного и стать бессмертным благодаря эпосу Яноша Араня, написанному в XIX в. Лирической поэзии, по-видимому, в Венгрии тогда не существовало. Венгерские барды не стали трубадурами. Служа баронам, они воспевали хозяев и их предков, но не их дам. Несмотря на многообещающее /126/ начало (XII в.), рыцарство, куртуазная этика и менталитет, столь свойственные придворной культуре Запада, в Венгрии практически не прижились. Даже восприятие истории сохраняло исконно местные черты, обнаруживая внутреннюю противоречивость. Хотя почти все хроники и предания записывались клерикалами (исключением из этого правила может считаться лишь Кюкюллеи, мирянином начавший свою карьеру писаря королевской канцелярии, но закончивший ее в сане архидиакона), христианскую историю страны почти совсем затмили рассказы о племенных вождях и кланах, предания языческой старины, в которых подчеркивалось предполагаемое кровное родство современных венгров с гуннами Аттилы. Эта идея была впервые поднята в сочинениях уже упоминавшегося Анонима. Но по-настоящему популярной ее сделала хроника Шимона Кезаи (ок. 1285), который жил при дворе короля Ласло IV. В тот период идея родства венгров с гуннами слилась с концепцией особой роли дворянства в развитии общества и государственности и потому благополучно дожила до наших дней. Устное народное творчество создавалось и бытовало исключительно на местных диалектах и поэтому в памятниках письменности практически не отразилось. То немногое, что дошло до нас, является религиозной обработкой фольклорных произведений. Самое раннее из известных нам стихотворений на венгерском языке – «Плач Девы Марии» – было написано около 1300 г., и его утонченность позволяет полагать, что народная поэзия в этот период имела весьма широкое распространение.

Испытания и ответная реакция: неуправляемые бароны и колеблющиеся монархи, наступление османских турок и харизматический полководец

Лайош Великий умер в 1382 г., не оставив сына. В патриархальном обществе это, разумеется, несколько затрудняло решение вопроса о престолонаследии, даже несмотря на то, что его дочери и их мужья были вправе рассчитывать на поддержку лояльных им аристократов. Мечта Лайоша увидеть свою старшую дочь Марию королевой обоих государств встретила противодействие польских баронов, которым не нравилась сама идея номинального правителя, не живущего в их стране. Эржебет, королева-мать, была вынуждена уступить: она отправила свою младшую дочь Ядвигу в Польшу, где та была ко- /127/ ронована и выдана замуж за литовского князя Ягайло, бывшего в то время язычником. Ягайло принял крещение и взошел в 1386 г. на польский престол под именем Владислава II. В Венгрии все оказалось сложнее. Хотя Мария была помолвлена с Сигизмундом Люксембургским, маркграфом Бранденбургским, сыном императора Карла V, палатин Миклош Гараи да и сама королева-мать предпочли сначала призвать на трон Людовика Орлеанского, брата французского короля. Венгерская аристократия, ведомая семейством Хорвати, не скрывала, что считает передачу власти по женской линии аномалией, и поэтому поддержала в качестве кандидата на престол Карла Дураццо, короля Неаполя, последнего представителя Анжуйской династии по мужской линии.

Началась анархия. Воспользовавшись ею, Сигизмунд ускорил бракосочетание со своей официальной невестой, и в конце 1385 г. это привело обе придворные группировки к примирению. Семейство Хорвати, однако, срочно созвало государственное собрание, выступившее против этого компромисса. Сигизмунду пришлось бежать в Богемию, а обе царствующие дамы были взяты аристократической оппозицией под стражу (несколько позднее Эржебет задушили). Карл II (Дураццо) короновался 31 декабря 1385 г., но его царствование оказалось очень коротким: 39 дней спустя он был убит. Аристократия во главе с кланом Хорвати отказалась сложить оружие даже после возвращения Сигизмунда, который прибыл в страну в сопровождении своего брата Вацлава, короля Богемии и Германии. Лишь с помощью придворной баронской лиги, которая официально правила страной, оказавшейся без монарха, Сигизмунд получил звание «капитана Венгрии», в марте 1387 г. был коронован как Жигмонд и вскоре освободил свою жену.

Тот путь, которым Жигмонд пришел к власти, значительно сужал диапазон его деятельности в первые годы правления и имел далекоидущие последствия для баланса сил в стране. Если Мария лишь номинально считалась правящей супругой (ее безвременная кончина в 1395 г., впрочем, упростила ситуацию), то условия, продиктованные баронами, которые реально руководили страной в период междуцарствия в 1386 г., Жигмонд был вынужден принять. Он официально стал участником лиги, признав ее право использовать против него силовые методы в случае, если нарушит данные им обещания, в том числе обязательства назначать членами Королевского совета исключительно представителей весьма узкого круга придворных баронов и прелатов, а также их наследников. Иными словами, он поддер- /128/ жал претензии участников лиги на наследственное право руководить страной наряду с запретом жаловать земли иноземцам. Это привело к явному усилению лиги, сконцентрировавшей в своих руках главные административные посты и земли из королевского фонда. Они не только щедро одаривали друг друга знаками отличия и поощрительными бенефициями, но и сумели хорошо «обкорнать» королевские владения, выкраивая из них для себя огромные частные имения. Молодой король, разумеется, не мог отказать им в оплате услуг. В результате больше половины – около 80 – из тех 150 замков, которые ранее принадлежали королям Анжуйской династии, перешли в руки 30 придворных семейств, а число деревень, оставшихся во владениях короля (сравнительно с тем, что имели анжуйцы), уменьшилось до одной трети (всего около 1100 деревень, или 5 % от общего количества). Власть лиги с самого начала была прочной: внутреннюю феодальную оппозицию, которую пыталось подстегивать семейство Хорвати, усмирили, власть Жигмонда над южными провинциями восстановили, территорию вокруг Пожони, отданную в залог в трудном 1386 г., через несколько лет возвратили. Однако, в общем и целом, конец 1380-х и начало 1390-х гг. оказались поворотным моментом в растянувшемся на несколько столетий (1200–1500-е гг.) процессе, в результате которого роль короля как самого богатого землевладельца страны осталась в прошлом. Огромные личные состояния, накопленные семействами магнатов, изменили и социокультурный облик страны, и систему политических отношений: отныне фракция баронов надолго стала потенциальным источником, способным вызвать распад государства.