История Византии
Шрифт:
А потом, уже во второй раз за два года, Георгий Маниак стал жертвой дворцовой интриги. На этот раз против него выступил брат Склирены Роман. Его и Маниака анатолийские имения находились по соседству, и отношения между этими господами уже давно были отравлены территориальными спорами. Теперь, оказавшись членом ближнего круга императора, Роман добился отстранения Георгия от командования в Италии. А пока, пользуясь отсутствием полководца, он разграбил его дом, опустошил его поместье и заодно соблазнил его жену.
Ярость Георгия Маниака была совершенно ужасной. Когда военачальник, посланный сменить Маниака, прибыл в сентябре в Отранто, то Георгий схватил его, напихал в уши, рот и нос лошадиного навоза, а затем забил до смерти. Далее полководец повел самостоятельную игру; армия провозгласила Георгия императором, и он повел ее на Константинополь. Маниак встретил имперскую армию, посланную, чтобы преградить ему путь, и без
За постепенное ослабление военной мощи империи львиная доля ответственности должна лежать на Константине Мономахе, но к самой большой трагедии, которая произошла за период его правления, он по большей части непричастен.
На протяжении нескольких веков Восточная и Западная Церкви отдалялись друг от друга. Причин тому было много, но одной из них являлось фундаментальное различие в подходе этих церквей к самому христианству. Византийцы, считавшие, что доктринальные вопросы мог разрешать только Вселенский собор, возмущались самонадеянностью папы — в их представлении являвшегося всего лишь primus inter pares [66] среди патриархов, — который формулировал религиозные догмы и претендовал на верховенствующую роль, причем не только духовную, но и светскую. А для юридически сориентированного, дисциплинированного сознания римлян невыносимой и даже порой шокирующей представлялась извечная греческая страсть к пустопорожним теологическим спорам. Со времен «Фотиева раскола», произошедшего два столетия назад, дружеские отношения были во внешнем плане восстановлены; правда, основные проблемы оставались нерешенными.
66
Primus inter pares — первый среди равных (лат.).
Ответственность за возобновление ссоры лежит большей частью на константинопольском патриархе Михаиле Кируларии. Посредственный богослов, поверхностно знакомый с христианской историей, Михаил Кируларий был бюрократом до мозга костей, но в то же время обладал способностями администратора, отличался железной волей и пользовался значительной популярностью в Константинополе. Полемику между церквями некоторым образом стимулировало опасное продвижение норманнов на юге Италии. В 1053 г. папа Лев IX лично повел против них армию, но у городка Чивитата потерпел поражение, попал в плен и был брошен в темницу; через несколько месяцев он вернулся в Рим, но вскоре умер.
Византийцы в не меньшей степени, чем папство, отдавали себе отчет в норманнской опасности и понимали, что единственная надежда на спасение Италии заключалась в укреплении союза Запада и Востока. Но Михаил Кируларий не доверял латинянам и с отвращением относился к идее папского верховенства. Кроме того, он полагал, что подобный альянс помешает возвращению спорных территорий из-под юрисдикции Рима под крылышко Константинополя. Еще до битвы при Чивитате Михаил Кируларий подготовил обращение ко всем епископам франков и самому преподобному папе, где сурово осуждались некоторые практики Римской церкви как греховные и имеющие иудаистский характер. Это послужило началом переписки между папой и патриархом, раз от разу становившейся все более желчной; окончилось тем, что Лев направил в Константинополь дипломатическую миссию.
Состав делегации оказался, мягко говоря, неудачным. В нее входил руководитель миссии кардинал Гумберт — ограниченный упрямый клирик с антигреческими взглядами, кардинал Фридрих Лотарингский (позднее папа Стефан IX) и архиепископ Амальфийский Петр; последние двое принимали участие в сражении при Чивитате и имели большой зуб на византийцев хотя бы за то, что их не было на поле битвы. Три прелата прибыли в Константинополь в начале апреля 1054 г. С самого начала все пошло вкривь и вкось. Они испросили аудиенции у патриарха, и прием, оказанный им, показался дипломатам оскорбительным. В гневе они удалились, оставив патриарху письмо папы. Михаил Кируларий, изучив послание из Рима, не только нашел его вызывающим, но и обнаружил, что печати на нем поддельные. Придя к мнению, что эти так называемые легаты не только неучтивые, но и совершенно бесчестные люди, он объявил, что отныне отказывается признавать их дипломатические полномочия и принимать от них какие бы то ни было сообщения.
И тут пришло известие, что в Риме скончался папа. Поскольку Гумберт и его коллеги были личными представителями Льва, смерть понтифика начисто лишала их какого бы то ни было официального статуса. Но они совершенно не казались смущенными этим обстоятельством и продолжали находиться в Константинополе, причем с каждым
днем их высокомерие все росло.Наконец в три часа пополудни в субботу, 16 июля 1054 г., три экс-легата Рима прошествовали в собор Св. Софии, где в это время на евхаристию собралось все духовенство. Прелаты подошли к главному престолу и возложили туда официальную буллу об анафеме константинопольского патриарха. Проделав это, они направились к выходу — остановившись лишь на минуту, чтобы символически отряхнуть пыль со своих ног. Два дня спустя миссия отправилась в Рим.
Такова вкратце последовательность событий, результатом которых стало длящееся по сей день разделение христианства на Восточную и Западную церкви. Возникшая брешь в их отношениях, возможно, и была неизбежна, но нельзя сказать, что был предопределен раскол. Чуть больше силы воли со стороны угасающего папы или охочего до удовольствий императора, поменьше фанатизма со стороны упрямого патриарха или недалекого кардинала — и ситуацию удалось бы спасти. Фатальный удар был нанесен лишенными реальных полномочий легатами умершего папы, представлявшими обезглавленную церковь — к тому времени нового понтифика еще не избрали. Взаимные анафемствования латинян и греков были направлены более на церковных иерархов, находившихся в состоянии личной вражды, чем на церкви, которые они представляли; в то время ни та, ни другая сторона не осознавала, что она инициирует долговременный раскол.
Правда, в последующие века Восточная церковь дважды признавала верховенство Рима. Но временно наложенная повязка может прикрыть зияющую рану, однако не в состоянии ее исцелить. И рана, которую девять столетий назад совместными усилиями нанесли христианской церкви кардинал Гумберт и патриарх Михаил Кируларий, продолжает кровоточить по сей день.
Несмотря на ряд катастрофических неудач, которые омрачили правление Константина Мономаха, жизнь для столичной интеллектуальной и творческой элиты наверняка была на редкость приятной — особенно в сравнении с той, какой она являлась на протяжении многих предыдущих лет. Император при всех своих недостатках обладал чувством стиля, активно содействовал развитию искусства и наук. Константин любил окружать себя людьми, обладавшими подлинной ученостью и имевшими изрядные способности. Из них самым замечательным был Михаил Пселл: историк, политик, философ — по сути, самый выдающийся ученый своего времени, на несколько голов превосходивший всех остальных. (К сожалению, он также отличался своекорыстием, тщеславием, ханжеством и двуличием; сообщаемая им информация о той эпохе не всегда надежна.) В числе его друзей-интеллектуалов из ближнего круга императора были законовед Иоанн Ксифилин, о котором говорили, что он носит в своей голове весь свод законов империи; его старый учитель, поэт и ученый Иоанн Мавропус и первый министр Константин Лихуд. В основном этим людям обязана Византия середины XI в. своим культурным ренессансом. И именно благодаря им в 1045 г. совершилось возрождение Константинопольского университета.
Первым предметом их заботы стала школа правоведения, воссозданная на совершенно новых началах Мавропусом; во главе ее стал Ксифилин, поименованный номофилаксом — попечителем права. Новый философский факультет возглавил Пселл. Учебный курс на факультете начинался с древнего тривиума, включавшего грамматику, риторику и диалектику, затем следовал квадривиум, включавший арифметику, геометрию, астрономию и музыку, ближе к окончанию курса изучалась философия — синтез всего знания. Университет быстро вернул себе былую славу во всем христианском мире и даже за его пределами. В последние два столетия в интеллектуальной сфере доминировали не столько греки, сколько арабы; теперь же Византия вернула себе свою давнюю репутацию и вновь стала знаковым местом для ученых Европы и Азии. Однако наибольшую пользу университет приносил у себя на родине. К концу правления Константина это учебное заведение подготовило множество высокообразованных молодых людей, из числа которых правительство набирало администраторов высшего звена. Их профессиональная компетентность оказывалась выше всех ожиданий.
Константину IX неудачные переговоры с Гумбертом и его друзьями изрядно подпортили реноме. Инспектора подозревали (с изрядными на то основаниями) в пролатинских симпатиях, и униженные извинения, которые Константин принес патриарху, ни на кого не произвели впечатления. А вскоре здоровье стало быстро сдавать. Император удалился в свой Манганский монастырь, где его уже ожидала собственная могила, находившаяся рядом с захоронением Склирены. Возможно, этот монастырь являлся самым роскошным культовым сооружением, которое когда-либо видел Константинополь. Пселл пишет: «Здание все было изукрашено золотыми звездами словно небесный свод… Там были фонтаны, наполнявшие водоемы; сады, некоторые из них — висячие, другие отлого спускались, переходя в горизонтальную плоскость, и купальня, настолько красивая, что не поддается никакому описанию».