История Византийской Империи. Том 3

«Едва северные пилигримы, шедшие в Рим, спускались с Альп, как им преграждали путь испанские мавры, укрепившиеся с 891 г. во Фраксинете в Южной Франции. Откупившись там, пилигримы попадали в руки сарацин по дорогам Нарни, Риетии Непи. Ни один поклонник не доходил до Рима с дарами. Всякое центральное управление исчезло в этих провинциях, где каждый город, каждая крепость, каждое аббатство были предоставлены собственной судьбе» (21).

Легко понять, что главная причина бедствий лежала во взаимных раздорах самих итальянских князей, которые частию покровительствовали арабам и пользовались их услугами для сведения личных счетов. Наконец папа Иоанн X в 914 г. в соглашении с маркграфом Сполето Альбериком успел очистить от разбойнических шаек долину Тибра и затем пришел к мысли организовать лигу или род крестового похода для совместных действий против сарацин. К папе примкнули многие князья Южной Италии, обещана была помощь от царя. Таким образом, весной 915 г. в Неаполитанский залив прибыл стратиг Лангобардии Николай Пичингли с отрядами из Южной Италии и с вспоможениями, присланными из Константинополя. Присутствие значительной военной силы положило конец колебаниям тех князей, которые еще держали сторону сарацин: неаполитанский герцог и властитель Гаэты признали зависимость от Византии. Князья Атенольф капуанский и Гаимар салернский примкнули к лиге и предоставили вспомогательные отряды на общехристианское дело. При таких благоприятных условиях начался поход. Между тем как царский флот вступил в устье реки Гарильяно, союзные отряды, прибывая с разных сторон, окружили тесным кольцом возвышенность, на которой была построена сарацинская крепость Гарильяно. Папа принимал личное участие в осаде, царский стратиг расположился лагерем при подошве горы. Арабы выдержали трехмесячную осаду; наконец, когда истощились средства к жизни, они сделали вылазку, пробились сквозь ряды осаждавших и в небольшом количестве, какое спаслось от смерти, рассеялись по соседним горам, где, однако, были преследуемы и почти без остатка перебиты. Победой при Гарильяно Средняя Италия была освобождена от сарацинских ужасов. Организация лиги, в которой Византия имела бесспорно главное значение, и сопровождавшие победу над сарацинами обстоятельства весьма благоприятно подействовали на утверждение византийского влияния в Южной Италии. От Гаэты до горы Гаргано империя могла опираться на преданных ей вассалов.

Положение южноитальянских владений подвергалось, однако, постоянным угрозам со стороны сицилийских арабов. К счастию, после поражения при Гарильяно в Сицилии начались внутренние смуты, отвлекшие силы мусульман от Италии; к тому же Византия, чтобы пользоваться некоторым спокойствием в Италии, согласилась платить Фатимидам ежегодную денежную дань, что было, вызвано, по всей вероятности, ночным нападением на Региум в 918 г. В первые годы правления Романа Лакапина в Апулии происходили внутренние смуты, в которых частию вина падала на вымогательства стратига Иоанна Муцалона, частию на враждебное против империи движение князей Ландольфа и Атенольфа. В то же время погиб близ Асколи стратиг Лангобардии Урсилеон в битве с восставшими князьями. Происходившее тогда движение в Южной Италии частию выясняется из писем патриарха Николая Мистика к разным влиятельным лицам в Апулии (22). Из этой переписки видно, что после обнаружения движения в Апулии Ландольф и дворянство поспешили заявить в Константинополь о своих верноподданнических чувствах и объяснить возмущение несправедливыми действиями стратига. По их мнению, лучшим средством обеспечить спокойствие в Апулии было бы назначение князя Ландольфа капуанского страгигом: раз он имеет звание патрикия-анфипата, какое может быть затруднение назначить его стратигом? Между тем с точки зрения византийского двора причиной всех неожиданных событий в Апулии был именно Ландольф, который изменил присяге и обманул доверие царей. Патриарх, однако, нашел возможным ходатайствовать за Ландольфа и апулийцев, он ставит лишь условием присылку в Константинополь заложников, а во главе их сына Ландольфа. Но правительство Романа Лакапина не нашло возможным положиться на верность князя Капуи и не доверило ему столь важного административного и военного поста.

Очень любопытный эпизод в истории рассматриваемых событий представляет участие славян далматинского побережья и островов в морских походах против империи. Уже попытка заключить союз с египетским калифом ал-Махди со стороны Симеона Болгарского, искавшего союзников против Византии и на Востоке, и на Западе и желавшего завладеть Константинополем (23), достаточно выясняет подготовлявшееся настроение против христианской империи среди славян. Это роковое и, конечно, имеющее важные причины антивизантийское движение среди южных славян обошлось им весьма дорого и должно быть взвешено со всех сторон при оценке последовательного развития славянской истории. Как известно, египетский калиф согласился на предложения Симеона и с своей стороны послал уполномоченных для заключения окончательного договора, но его послы были захвачены византийскими моряками и доставлены в Константинополь, где Роман успел так подействовать на них своими подарками, роскошью и вниманием, что после доклада их обо всем виденном калиф прекратил сношения с болгарами (924). Тем не менее идея совместного с арабами движения на Византию не умирала среди славян и обнаружилась на другом театре. Известно, что славяне, владевшие флотом на Адриатическом море, в занимающее нас время состояли в тесной дружбе с египетскими арабами и совершали по их указаниям опустошительные набеги на имперские владения. Хотя о корсарах из славян у побережья Далмации мы знаем еще в IX в., но после военных экспедиций адмирала Орифы, по-видимому, корсарству нанесен был удар, по крайней мере до 924–925 гг. с этой стороны не было более угрозы южноитальянским владениям. Но на службе арабов в X в. в значительном числе появляются славянские матросы. Они распространяются, кроме того, большими колониями в Сицилии, в Африке и даже в Испании. Не входя здесь в подробности этого вопроса, бросающего новый свет на историю южных славян, ограничимся некоторыми более яркими фактами (24). В IX и X вв. и гораздо позже адриатические славяне вели постыдный торг военнопленными, которых они набирали посредством разбоя на морях и набегов на прибрежные области. Этот товар главным образом шел в Африку. В мусульманских владениях было множество таких рабов из греческой и славянской народности; они переходили в мусульманство, достигали важных должностей на службе и нередко играли значительную роль в событиях. Эти славяне, жившие во множестве в Африке и Сицилии между сарацинами, должны были служить посредниками в сношениях арабов с свободными славянами. В описании города Палермо у арабского писателя ибн-Хаукала есть любопытное место о славянах (Sacalibab). «Квартал Сакалиба есть самый населенный из других кварталов города. Здесь находится морской порт». Если славяне занимали отдельный квартал в таком населенном городе, как Палермо, то очевидно, что их было здесь большое количество. В египетских владениях Фатимидов славяне имели военное значение. Военные походы из Египта в Апулию в 924 г. были организованы под предводительством славянских вождей, таковы Масуд, Саян, Сареб (25) и др. Саян командовал флотом в 50 кораблей и осаждал Тарент, Масуд овладел крепостью св. Агафия близ Региума. В 936 г. славянский вождь Михаил напал на Сипонт и ограбил его, корсар Саян взял большой окуп с городов Салерно и Неаполя, а потом, поднявшись вверх по Адриатическому морю, напал на Термоли, рассеяв небольшую византийскую эскадру. Города Калабрии обложены были данью и тем освободились от разбойнических набегов.

Политическое значение славян того времени, их предприимчивость, смелость и способность к большим, хотя, может быть, и мало соображенным в подробностях, предприятиям вполне оценены в известиях арабов. Ал-Бекри, указав на эти качества современных ему славян (X в.), заключает: «Никакой народ в мире не мог бы выстоять против них, если бы они не были разделены на большое число племен и колен». Другой писатель (Массуди), также X в., признавая за славянами военные качества и способность к смелым предприятиям, еще точней определяет их главный недостаток, который мешал им занять в истории надлежащее положение: внутренние смуты и взаимные раздоры.

В настоящее время легко заменить данную арабами квалификацию более отвечающею современности: славяне всегда страдали недостатком политического смысла и государственной организации, им недоставало характера и дисциплины ума, из которой выковывается величие народов.

Что морские силы империи были весьма незначительны, можно убедиться из состава эскадры, которая послана была в Италию в 934 г. под начальством стратига Косьмы. В нее входило 11 хеландий и семь других судов с русским экипажем из 415 человек, всего в эскадре было около 1500 военных людей. В следующем году протоспафарий Епифаний тоже с небольшой эскадрой прибыл в Италию с поручением заключить союз против лангобардских князей с королем Гуго Прованским, внуком по матери Каролинга Лотаря II, принявшим корону Италии в 926 г. Но на этот раз соглашение не имело важных последствий, и в Апулии продолжались смуты, почему империя не переставала быть здесь на военном положении.

Когда Константин стал править империей самостоятельно, в Египте также на место умершего калифа ал-Махди вступил ал-Мансур, который назначил в Сицилию нового эмира в лице ал-Хассана, получившего приказание утвердить авторитет калифа и потребовать возобновления дани с византийской Калабрии. Император Константин организовал значительные силы с целью открытия военных действий против сицилийских арабов. Все силы подчинены были стратигу Макрояни, под его начальство должны были стать местные отряды стратига Калабрии Пасхалия и патрикия Малакина. Из Египта прибыли также подкрепления, и во главе присланного отряда стоял снова славянин ал-Фарадж. Несмотря на довольно значительные силы, византийский главнокомандующий на этот раз действовал весьма вяло, может быть, потому, что не все силы прибыли своевременно в Калабрию. Так или иначе, в 951 г. ал-Хассан успел взять Региум и получил окуп с укрепленного города Джераче. Картину стесненного положения жителей Калабрии за это время дают жития современных святых Саввы и Нила (26). На следующий год под городом Джераче христиане потерпели сильное поражение, в котором потерял жизнь патрикий Малакин. Весной 952 г. асикрит Иоанн Пилат получил приказ начать переговоры о мире. Весьма любопытно отметить, что одной статьей договора император уступил арабам право построить в Региуме мечеть, в которой они не только могли свободно отправлять обряды своей религии, но и давать убежище всем мусульманам, нуждающимся в защите. Этой статьей признавалась, очевидно, свобода мусульманского культа.

Почти каждый год империя должна была принимать новые меры, стоившие больших материальных средств и отвлекавшие ее внимание от более важных и более существенных задач, и это с целью во что бы то ни стало поддержать фикцию на господство в Италии. Но ни разу мы не видим больших вооружений или применения таких мероприятий, которые бы в состоянии были обеспечить успех выполнения замышляемого плана, ни разу не была снаряжена такая экспедиция, какая, например, была организована против Крита. Южноитальянские дела могли быть поставлены совершенно иначе, это прекрасно было доказано во время Никифора Фоки. Но при царе Константине дальше полумер дело не шло. Чтобы дать характеристику этих мер, приводим одну страничку из византийской летописи (27).

«Царь Константин назначил военную силу против лангобардов и неаполитанцев и поставил во главе ее патрикия Мариана, так как западные провинции взбунтовались и разорвали узы, соединявшие их с империей. Жители Лангобардии и Калабрии позволили себе эту дерзость, рассчитывал на свою отдаленность от царственного города. Поэтому, находясь постоянно в состоянии смуты, они дошли до такой распущенности, что вступали в союзы с агарянами и захватывали военной силой соседние города, крепости и селения. И сами неаполитанцы, стряхнув с себя иго послушания Христу, вступили на путь открытого восстания. Итак, озабочиваясь тем, чтобы возмутившийся народ не развил далее своих дерзостных замыслов и чтобы привести его к надлежащему подчинению, Порфирородный посылает на них войска из фракийских и македонских фем и обуздывает их дерзость и сумасбродство военными судами, снабженными живым огнем. Патрикий Мариан Аргир, осадив Неаполь с суши и моря, предал огню доступные с суши части города, а имевшие доступ к морю подверг обложению. Тогда жители города, доведенные осадой до голода и утеснения, обратились к царю Константину с просьбой и снова подчинились ему, как было прежде».

На самом деле успех этой экспедиции не был так прочен, как это сказано в указанной хронике. Столкновения в Южной Италии не окончились экспедицией 956 г., а продолжались и в последующие годы, причем Мариан Аргир не раз терпел поражения. Заключенный между арабами и греками мир продолжался затем до времени Никифора Фоки.

Чтобы представить более или менее полную картину мусульманского мира на окраинах империи, мы должны еще бросить взгляд на испанский калифат под властию династии Омейядов, имевших столицу в Кордове. Владения Омейядов не соприкасались с византийскими, и потому непосредственного отношения к империи кордовские калифы не имели. Но испанские арабы владели Критом, принимали некоторое участие в европейской истории и обменивались посольствами с империей. В 891 г. арабы испанские основали в Южной Франции, между Тулоном и Канном, крепость Фраксинет и сделались грозой для соседей в Северной Италии и Южной Франции, подобно своим единоверцам в Гарильяно. В 941 г. король Гуго обратился к Роману Лакапину с просьбой о присылке морских судов для совместных действий против арабов, опустошавших из Фраксинета Южную Францию. Как прежде Людовик II просил содействия империи против арабов, занявших Бари, так теперь Гуго предлагал одним ударом с суши разорить опасное гнездо в Фраксинете. Завязавшиеся по этому поводу сношения имели последствием не только совместный поход против арабов, но еще брачный союз между королевским и императорским домом. Когда Роман завел речь о французской принцессе и о браке ее с Романом, сыном Константина Порфирородного, то Гуго, отвечая на это предложение посольством в Константинополь, объяснил, что дочери у него нет, но что есть у него девица редкой красоты, прижитая им вне брака. Роман Лакапин, так как речь шла не об его сыновьях, а о представителе Македонской династии, не поставил затруднений из-за вопроса о внебрачном рождении невесты и послал Гуго условленную помощь и дары. Стратиг Лангобардии протоспафарий Пасхалий принял невесту от короля Гуго и препроводил ее в Константинополь в сопровождении епископа Пармского Сигфрида. Невеста при венчании получила имя Евдокии, но жила недолго и скончалась через пять лет.

Византийский флот, приблизившись к берегам Прованса, навел страх на сарацин греческим огнем и обратил их в бегство. Но экспедиция не принесла ожидаемых плодов, так как возникшие между начальником греческого флота и предводителем сухопутных итальянских отрядов недоразумения нарушили между ними согласие и заставили отступить греческий флот.

Независимо от рассказанного эпизода, имевшего лишь косвенное отношение к общей политике империи в Италии, Кордовский калифат занимал особенное место в планах Константина VII, имевших предметом своим остров Крит. Критские арабы были бельмом на глазу у империи. Они угрожали не границам, которые всегда находились на военном положении, а внутренним областям; они свободно плавали по Эгейскому морю, опустошая Грецию, Афон и прибрежные места. Правительство никогда не забывало критских корсаров, но требовалась слишком сложная операция, чтобы организовать против Крита новую экспедицию. Известно, что в 949 г. Константин повторил морской поход в Крит, который окончился так же постыдно, как экспедиция Имерия. Может быть, с целью обеспечить успех задуманной им экспедиции против Крита Константин вступил в сношения с Кордовским калифатом. Современником Константина был Абдуррахман III, человек редкого ума и государственных способностей, скорей напоминающий государя нового времени, чем мусульманина темного средневековья. В 947 г. калиф Абдуррахман принимал императорское посольство с евнухом Соломоном во главе. Этому посольству оказана была изысканная встреча, после которой оно помещено было в роскошном загородном дворце в ожидании приема. При представлении калифу посольству показана была блестящая обстановка кордовского дворца, украшенного коврами и драгоценными восточными тканями, которая должна была подействовать на иностранцев. Но в особенности характерной чертой приема было присутствие знаменитых поэтов и ораторов мусульманского мира, которые должны были произнести приличествующие речи и стихотворения в честь ислама и во славу кордовского калифа. Здесь повторяется та же картина, какую мы видели выше, говоря о придворных нравах алеппского эмира. Но в свою очередь культурная Византия знала, чем лучше угодить просвещенному калифу. От имени императора ему была поднесена греческая рукопись Диоскорида с рисунками и латинская рукопись истории Орозия, причем в письме Константина было сказано, что для ознакомления с содержанием рукописи Орозия калиф найдет в Испании знающих латинский язык и способных перевести рукопись на арабский язык. Чрез кодекс Диоскорида Константин VII поднес калифу одну из драгоценнейших греческих рукописей, которая по содержанию принадлежала к медицинским сочинениям, но была украшена миниатюрами (7) и виньетками, представляющими растения, животных и птиц. Рукопись относится к V в. и имеет в известной степени фамильное значение, так как происходит из библиотеки римско-византийских императоров. В настоящее время рукопись Диоскорида (хотя неизвестно, тот ли это список) украшает Венскую библиотеку и составляет один из важнейших памятников византийского искусства в первоначальной стадии его развития (28).

В связи с этими сношениями стоит любопытное посольство знаменитого арабского ученого того времени еврея Хасдая ибн-Башрута к правителю хазарского царства кагану Иосифу. Император Константин, однако, отказался отправить в Хазарию испанское посольство, сославшись на опасности со стороны враждебных народов и на свирепствовавшие бури на море. Сношения с кордовским калифом этим не ограничивались. Испанский посол Хишам ибн-Хузейла, имевший поручение заключить с императором мир, был торжественно принят 24 окт. 948 г. и пробыл в Константинополе весьма долго. В то время как снаряжалась критская экспедиция, греческие послы снова были в Кордове. Между прочим, по просьбе калифа в Испанию был послан из Константинополя ученый монах Николай для преподавания греческого языка в кордовской школе. Не осталось без результата и ознакомление с рукописью Диоскорида. Местные ученые в Кордове принялись за изучение новых для них данных в рукописи и сделали опыт перевода Диоскорида на арабский язык.