История всемирной литературы Т.7
Шрифт:
Но наибольшее влияние на быстрое формирование и распространение в Норвегии позитивистского мировоззрения, конечно переосмысленного, исходя из особенностей национального развития и новой эстетической концепции, имела публицистическая деятельность датского критика Георга Брандеса. Брандес впервые посетил Норвегию в 1876 г., и с этого момента его публицистика становится, по словам Бьернсона, «одной из ведущих сил в духовной жизни страны». Брандес был инициатором обращения писателей к современной действительности, окончательного разрыва с романтической традицией и объективности в изображении жизни. Его призыв к идейной литературе, к литературе, которая ставила бы на обсуждение все современные проблемы, нашел горячий отклик в Норвегии именно потому, что условия социально-политической жизни уже определили поворот к такой литературе.
Блестящий период норвежской реалистической прозы открывается романом Кристиана Эльстера (1841—1881) «Опасные люди».
Кристиан Эльстер был лесничим, жил
Литературное наследие Эльстера невелико — несколько статей, еще юношески незрелый роман «Тора Трундель» (написанный в начале 70-х годов, но вышедший лишь в 1879 г.) и «Опасные люди», в котором ярко раскрылась вся глубина быстро развившегося таланта писателя, сила его реалистического письма, умение видеть в индивидуальном типическое, в частном — общее. Над этой книгой он работал несколько лет и закончил ее в 1876 г., но напечатана она была лишь в 1881 г., когда «Гарман и Ворше» Хьеллана уже определил характер новой норвежской реалистической прозы. Поэтому роман «Опасные люди», написанный к тому же тяжелым слогом, без присущего Хьеллану словесного блеска, в момент опубликования тоже прошел почти незамеченным, не получил должной оценки критики и читателя.
Между тем в «Опасных людях» удивительно полно и цельно запечатлен определенный момент жизни пришедшего в движение норвежского общества, раскрыт в зримых эпизодах, в ярких, незабываемых образах, в живых диалогах. Современному читателю кажется, будто перед его глазами прокручивается кинолента. Впрочем, «кинематографичность» вообще присуща норвежской реалистической прозе, многие ее романы читаются как киносценарии (например, «Праздник Иванова дня» Хьеллана или «Мистерия» Гамсуна). Однако «раскадровка» действия, его зримость сочетаются у Эльстера парадоксальным, казалось бы, образом с перенасыщенностью текста чисто публицистическими пассажами, идеологическими спорами, политическими выпадами. С первой сцены романа, где все местное общество собралось на пристани встречать пароход, мы сразу же попадаем в атмосферу ожесточенного конфликта двух лагерей — консервативного и оппозиционного. Неприкрытая, оголенная тенденциозность также является стилистической особенностью не только книги Эльстера, но большинства романов норвежского критического реализма. Но вторжение публицистики не нарушает стиля и художественной цельности ни «Опасных людей», ни вообще нового реалистического романа, а, напротив, определяет своеобразие его художественного метода. Воссозданная им жизнь была пропитана духом борьбы старого и нового — старых и новых взглядов, старого и нового уклада, старой и новой партии — Хейре и Венстре. В этих романах так много говорят о современных проблемах потому, что о них так много спорили в Норвегии 70—80-х годов. Повышенный интерес к идеям — характерная черта и новой норвежской литературы.
Стремительно развивающаяся норвежская действительность заставила чуткого Эльстера раскрывать «типические характеры в типических обстоятельствах» не статично, а в их живом движении, развитии.
Образ Канута Гольта, радикально настроенного человека с европейским кругозором, на опыте собственной деятельности понявшего цену оппозиции и демократического движения, задыхающегося в «узкой сфере» плоского прозаического бытия и поэтому потерявшего почву под ногами, замкнувшегося в иронически-скептическом отношении к миру, — типичный образ для норвежской радикальной интеллигенции 50—60-х годов. Типичны не столько характеры Канута и его отца, сколько пройденный ими путь и их конечная жизненная позиция. Такой особый вид типизации, отражающий динамичность норвежской действительности, мы находим не только у Эльстера, но и у других писателей.
Антибуржуазный пафос романа «Опасные люди» проявляется не только в разоблачении буржуазной идеологии во всех ее видах, но и в идеализации людей, не связанных с грязной практикой буржуазного мира. Только те, кто не участвует в его «делах», выступают носителями положительного начала — это капитан в отставке Курт Струб и удалившийся от практической деятельности Роберт Тиль. Однако этический и эстетический идеал автора воплощен в основном в образах женщин, особенно в Корнелии, натуре не только цельной и благородной, но и деятельной. Корнелия, с одной стороны, родственна непокорной Сори из романа Колет, а с другой — предваряет героинь пьес Ибсена и Бьернсона, романов Ли и Хьеллана. Женщина выступает у норвежских реалистов носительницей этического начала именно потому, что она не участвует в повседневной борьбе за существование и тем самым не погружена в жестокий мир буржуазных отношений. В этой связи нельзя не упомянуть о значении для норвежских писателей русской литературы вообще, и в частности Тургенева. Это подчеркивают все сколько-нибудь серьезные исследователи, начиная с Брандеса. Тут можно говорить и о заимствовании темы (например, тема «отцов и детей» у Эльстера в «Опасных людях»,
у Хьеллана в «Гарман и Ворше» и т. д.), о схожести ее трактовки, но больше всего о женских образах. Глубиной своих чувств, душевным благородством, вдумчивым отношением к жизни и, главное, стремлением практически реализовать свой новый социально-этический идеал Корнелия глубоко родственна героиням Тургенева. Корнелия, этот норвежский вариант тургеневской девушки, умирает от чахотки после отъезда Канута с женой, экзотической «женщиной из пампасов». В противопоставлении духовности Корнелии и грубо-земного, чувственного начала, воплощенного в жене Канута, — дань романтической поэтике, еще полностью не изжитой Эльстером, автором первого норвежского реалистического романа. Корнелия умирает, ведь прекрасному нет места в этом мире. Но до последнего часа она остается верной своей любви, своему идеалу, самой себе. Эта вера в силу человеческого духа, в его несгибаемость, в его торжество над всеми жизненными испытаниями говорит о силе просветительского начала у Эльстера, органически сочетающегося у него с романтической эстетикой. И именно с этим связано неповторимое своеобразие и обаяние романа Эльстера. Если центральной темой зрелого норвежского реализма становится трагическая гибель личности в условиях современного общества, ее внутренняя капитуляция, то главной темой «Опасных людей» является, напротив, несгибаемость личности. По сути дела, и у Канута, несмотря на все его разочарования, оказывается твердый характер. Его беспощадный приговор деятельности отца — одна из самых драматических сцен романа. В этом столкновении мировоззрений двух поколений и развенчании просветительских иллюзий старшегопроявилась сила реализма Эльстера, сумевшего через личную драму вскрыть одно из центральных противоречий современности.
«Опасные люди» — грустная книга. Она рассказывает о мире, где гибнет благородное и благоденствует подлое. Горькая ирония звучит в концовке романа. Прошло десять лет. В городе стоит у власти Оле Уге, вождь и апостол местных «народников», но ничего в жизни города, по существу, не изменилось.
«Опасные люди» Эльстера открыли собой эпоху короткого, но бурного расцвета норвежского реалистического романа, связанную, в первую очередь, с именем Александра Хьеллана (1849—1906).
Нелегким путем шел в литературу Хьеллан, родившийся в богатой семье купцов-патрициев, наследственных «отцов города». Сначала — разочарование в привычных, традиционных, овеянных поэзией детства представлениях своей среды, затем — разрыв духовной связи с людьми своего круга, в том числе с горячо любимым отцом, и, наконец, как итог многолетних наблюдений над жизнью современного ему общества — утрата иллюзий и надежд, обретенных такой дорогой ценой. Таковы вехи пути, прерванного тем глубоким идеологическим и политическим кризисом, который в конце 80-х — начале 90-х годов переживала Норвегия и который не только внес пессимистические, а подчас и глубоко трагические ноты в последние романы Хьеллана, но и привел писателя в безысходный идейный и творческий тупик, заставив его в полном расцвете славы и сил, на 42-м году жизни, навсегда уйти из литературы.
Художественным творчеством Хьеллан занимался всего двенадцать лет, но за это время он успел выпустить три сборника новелл, несколько пьес и девять романов, каждый из которых стал событием в литературной жизни Норвегии. Уже в первых своих вещах он показал себя не только вполне сложившимся, но и тенденциозным в лучшем смысле этого слова художником, борющимся за ясные и определенные политические, социальные и эстетические принципы. Он выступил как буржуазный гуманист, демократ и просветитель, глубже связанный с идеями французской революции, чем с современной ему бескрылой буржуазной мыслью позитивистского толка.
Хьеллан вслед за Ибсеном решительно встал на защиту человека, его прав и свободы, попираемых буржуазным государством, он также стремился придать новый смысл старым идеалам буржуазной революционности, выступая за дальнейшую демократизацию общества и за полное раскрепощение личности. Если социальные драмы Ибсена обновили европейский театр, то социальные романы Хьеллана во многом определили не только характер норвежской реалистической литературы, но и то ведущее место, которое она занимает среди других западноевропейских литератур второй половины XIX в.
Хьеллан начал заниматься литературой во время пребывания в Париже, летом 1878 г. Решающую роль здесь сыграло не столько знакомство с французским искусством, французской литературой, и в частности с французской новеллой, оказавшей известное влияние на формирование его стиля, сколько то, что в Париже Хьеллан приобщился к жизни развитого капиталистического общества и как бы увидел завтрашний день Норвегии во всей остроте его противоречий.
Вернувшись на родину, Хьеллан издал весной 1879 г. свою первую книгу — сборник «Новеллеты». Эта книга была во многих отношениях чем-то совершенно новым для северных литератур. Прежде всего новым был сам жанр. Такой сжатый, предельно лаконичный рассказ, обнажающий те или иные стороны жизни современного общества, был своего рода откровением для Норвегии. Но, конечно, не только сам жанр поразил современников, а резко выраженное социальное звучание новелл, определившее место Хьеллана в бурной идейной борьбе его времени.